глава двенадцатая.

Перенесемся в канун Рождества, последний перед моей аварией. Я еду домой, чтобы получить подарки и рассмотреть их вместе с предками. На Рождество мои родители из года в год ставят одну и ту же кричаще зеленую искусственную елку. Когда гирлянды на ней горят слишком долго, воздух наполняется отвратительной вонью — так пахнут горячие полимеры, и от этого начинает болеть голова, как при гриппе. Елка вся в огнях и блестках и увешана нашими старыми игрушками — красными и золотыми. А еще на ней пряди серебряного пластика, насыщенного статическим электричеством. Его называют дождиком. На самой верхушке все тот же кошмарный ангел с резиновым кукольным лицом. Его волосы скручены в сосульки и отвратительны на ощупь — если к ним прикоснуться, кожа начинает зудеть. На магнитофоне лежит альбом Перри Комо. Мое лицо еще нормальное, поэтому перспектива петь рождественские гимны меня ничуть не смущает. Мой брат Шейн мертв, и я не жду, что получу много внимания. Просто хочу, чтобы праздник прошел тихо и спокойно. В этот период мой друг Манус сходит с ума оттого, что потерял работу. Поэтому я и уезжаю и планирую дня два не показываться ему на глаза. В этом году мы решили не делать друг другу больших подарков — мама, папа и я. Наполним твой рождественский сапожок, сказали мне родители, этим и ограничимся. Перри Комо поет: «Все вокруг говорит о приближении Рождества». На камине висят сапожки из красного войлока, которые давным давно мама сшила для меня и Шейна. На каждый сверху донизу нашиты буквы из белой материи — наши имена. Оба сапожка чем то набиты. Рождественское утро. Все мы сидим у елки. У отца в руке наготове складной карманный нож. Им он всегда перерезает ленточки на подарках. Мама держит большую   коричневую картонную сумку.

— Давайте условимся: оберточную бумагу будем складывать сюда, а не раскидывать по всему полу.

Мама и папа сидят на стульях с откидными спинками. А я — на полу у камина. Сапожки можно прицепить лапками к карандашу. Наверное, своим родителям я представляюсь чем то подобным. Мама подает мне кружку горячего шоколада.

Я говорю:

— Спасибо.

Под малышом коалой коробочка. Я вытаскиваю ее. Родители наблюдают за мной, затаив дыхание, держа в руках чашки с кофе. Перри Комо поет: «О, все, кто верует!» В коробочке — презервативы.

Отец — он сидит прямо у елки, нашей волшебной, блестящей красавицы — поясняет:

 — Мы не знаем, сколько партнеров в год у тебя бывает, но решили, что обязаны позаботиться о твоей безопасности.

Я кладу презервативы в карман халата и смотрю в кружку с шоколадом. И бормочу:

— Спасибо.

— Они из латекса, — сообщает мама. — Имей в виду: лубриканты, изготовленные не на водной основе, снижают его прочность. Поэтому такие смазочные вещества, как вазелин, растительные масла, кулинарный жир и большинство кремов, применять не рекомендуется. Хотя в твоем возрасте вряд ли приходится беспокоиться о смазках, — говорит она. — Мы решили не покупать тебе презервативы из бараньих кишок. В них есть мелкие поры, которые пропускают ВИЧ.

Я достаю из своего сапожка вторую коробочку. Это опять презервативы. На упаковке указан их цвет: телесный. О боже! Обозначено также, что они без запаха и вкуса. О презервативах без вкуса мне известно практически все.

— Было проведено специальное расследование, — говорит отец. — Большая часть зараженных ВИЧ — горожане. Поэтому опрашивали именно городских жителей, гетеросексуалов. Опрашивали по телефону. В ходе этого расследования выяснилось, что многие люди стесняются покупать презервативы.

«Считаешь, приятнее получать их от Санта Клауса?» — думаю я.

И мычу в ответ:

 — Угу.

— Помимо СПИДа существует множество других зараз! — восклицает мама. — Нельзя забывать и о гонорее. О сифилисе. О вирусе папилломы человека. А также о генитальных бородавках и кондиломах.

Она вопросительно смотрит на меня.

— Ты наверняка знаешь, что презерватив следует надевать на половой член сразу после наступления эрекции? Я накупила бананов, несмотря на то, что сейчас они страшно дорогие. Подумала, если тебе требуется практика, они просто необходимы.

Это ловушка.

Если я отвечу: «Да, конечно, я натягиваю резинки только на возбужденные члены», — папочка заведет длинную поучительную речь о нравственности. Если скажу: «нет», тогда буду вынуждена все Рождество напяливать презервативы на купленные мамой бананы.

Папа говорит:

— Мама права. Кроме СПИДа на свете существует несчетное количество других мерзостей. Например, вирус простого герпеса второго типа. При этом заболевании на гениталиях появляются болезненные пузырьки. Он смотрит на маму. — Боль ужасная, — произносит она. — Боль ужасная, — повторяет папа. — Другие симптомы — повышение температуры, выделения из вагины, болезненное мочеиспускание. Он опять смотрит на маму.

Перри Комо поет: «К городу приближается Санта Клаус». Под следующей коробкой презервативов лежит еще одна коробка презервативов. Черт побери, думаю я. Наверное, предки хотят, чтобы я не испытывала нужды в резинках до самого климакса. В этот момент больше всего на свете мне хочется, чтобы был жив мой брат. Тогда я собственноручно придушила бы его за то, что он испортил мне Рождество. Перри Комо поет: «На крыше дома…»

Мама говорит:

— Не менее страшен гепатит Б. — Она смотрит на папу. — А еще… — Хламидия, — подсказывает он. — И, конечно, лимфогранулема. — Верно, — подтверждает мама. — Ужасны также слизисто гнойный цервицит и негонорейный уретрит.

Папа глядит на маму и добавляет:

— Но эти заболевания возникают обычно как аллергическая реакция на латексный презерватив или спермицид.

Мама отпивает немного кофе и некоторое время смотрит на собственные руки, в которых чашка. Потом поворачивается ко мне. Я сижу на прежнем месте.

— Мы с папой хотим одного, — говорит она, — уберечь тебя от беды, не повторить ту ошибку, в результате которой мы потеряли твоего брата.

Я достаю из сапожка очередную пачку презервативов.

Перри Комо поет: «В полночь все стало понятно». На упаковке написано: «…подходят даже для длительного анального сношения…»

Папа говорит:

 — Мы забыли упомянуть о венерической гранулеме и о бактериальном вагинозе. — Он поднимает руки и молча пересчитывает что то, загибая пальцы. Потом проделывает то же самое еще раз. — А еще о контагиозном моллюске. Некоторые из презервативов белые. Другие — разноцветные. На одной коробочке написано: ребристые. Если в таком в тебя входят,входят, чувствуешь себя, наверное, как хлеб под зубчатым лезвием ножа. На второй упаковке указано: светятся в темноте, на третьей — увеличенного размера. В каком— то смысле мне даже приятно: по видимому, мои предки считают, что у мужчин я пользуюсь бешеным успехом. Перри Комо поет: «О, приди, о, приди, Эммануэль». — Мы не хотим тебя запугать, — говорит мне мама, — но ты молода. Думать, что по ночам ты спишь одна, было бы глупо с нашей стороны. — Кстати, — вставляет папа, — причиной бессонницы могут служить острицы. — Мы не должны допустить, чтобы ты повторила судьбу брата, — договаривает мама. Мой брат мертв, тем не менее у него тоже есть сапожок, набитый подарками. И в нем наверняка не презервативы.

Мой брат мертв, но я уверена, что в данную минуту он наблюдает за нами. И заходится от смеха.

— Что касается остриц, — продолжает папа, — ночью их самки перемещаются по толстой кишке к околоанальной области, чтобы отложить там яйца. Если к прямой кишке человека, страдающего энтеробиозом, приложить кусочек клейкой ленты, к нему приклеится острица. Длиной некоторые из них достигают четверти дюйма! Если рассмотреть эту гадость под микроскопом…

Мама морщится:

— Боб, прекрати!

Папа наклоняется ко мне.

— Запомни одно: десять процентов мужчин в нашей стране страдают этим заболеванием, — говорит он вполголоса. — Заразиться им от кого то из них — пара пустяков.

Почти все, чем наполнен мой сапожок, — презервативы. В коробочках, в пакетиках из фольги — отдельных круглых или прямоугольных, скрепленных в длинные ленты. Но есть в нем и два других подарка: свисток, чтобы позвать кого нибудь на помощь в случае столкновения с насильником, и банка спрея, мейс. Я чувствую себя так, будто вокруг меня сосредоточилось все самое жуткое. И боюсь, что родители преподнесут мне какой нибудь еще подарочек. Например, фаллоимитатор, с которым я смогу забавляться каждую ночь, не выходя из дома. Перри Комо поет: «Обожаю Рождество». Я смотрю на сапожок Шейна, все еще набитый подарками, и спрашиваю:

— А что вы приготовили для Шейна? Если тоже презервативы, они ему больше не понадобятся, думаю я.

Мама и папа переглядываются.

— Ответь ты, — просит маму отец. — Мы решили, что подарки Шейна должны достаться тебе, — говорит она.

Перенесемся в тот момент, когда я жутко растеряна. Покажи мне доходчивость. Покажи мне разум. Покажи мне соответствие. Вспышка. Я протягиваю руку и открепляю сапожок Шейна от камина. Он набит смятыми салфетками.

— Загляни вовнутрь, — говорит папа. Среди салфеток я нахожу запечатанный конверт.

— Вскрой его, — произносит мама. В конверте отпечатанное письмо. На самом верху написано: «Спасибо».

— Это подарок обоим нашим детям, — поясняет отец.

Я читаю письмо и не верю собственным глазам.

— Вместо того чтобы покупать тебе большой подарок, — говорит мама, — мы сделали вклад от твоего имени в международный фонд исследования СПИДа.

Я нащупываю в смятых салфетках второй конверт.

— А это, — комментирует папа, — подарок тебе от Шейна.

О, я этого не вынесу, думаю я. Перри Комо поет: «Я видел, как мама целует Санта Клауса». Я говорю:

— Мой хитроумный мертвый братик, черт возьми, как же он внимателен! Я говорю:

— Ему не следовало, на самом деле не следовало так беспокоиться обо мне. Может, было бы лучше, если бы он наконец забыл о самоотречении и начал существовать так, как подобает мертвому. Или перевоплотился бы. Я говорю:

— Наверняка его стремление убедить всех в том, что он не умер, — явление нездоровое. Про себя я не скуплюсь на смачные выражения. В этом году мне безумно хотелось получить к Рождеству новую сумку «Прада». В том, что в мусорном ведре взорвался тогда этот проклятый аэрозольный баллончик с лаком для волос, не было ни капли моей вины. После взрыва Шейн вошел в дом шатающейся походкой. Его лоб на глазах становился черно синим. В машине «скорой помощи» он мог видеть уже лишь одним глазом, второй опух и заплыл. Его лицо с каждой разрывавшейся внутри венкой раздувало все больше и больше. До самой больницы мой брат не произнес ни слова. Не было моей вины и в том, что, взглянув на Шейна, работники больничной социальной службы с бранью и упреками накинулись на нашего отца. Подумали, увечье Шейна — результат его жестокого обращения с ребенком. Следствие отсутствия заботы родителей о собственном чаде. Я была абсолютно невиновна и в том, что за расследование дела взялась полиция. Что человек, изучающий условия жизни неблагополучных семей и лиц, нуждающихся в материальной или моральной поддержке, начал опрос наших соседей, школьных друзей и учителей. Что в конце концов все стали смотреть на меня как на несчастное создание, достойное сочувствия. Я сижу со своими рождественскими подарками, для использования которых мне не хватает пениса, и думаю о том, что никто не знает, чем закончилась эта история. Она закончилась крахом нашей семьи. Когда расследование, в ходе которого ничего не удалось доказать, завершилось, да, да, уже тогда нашего семейства не стало. А окружающие и по сей день уверены, что это я выбросила в мусорное ведро аэрозольный баллончик с лаком для волос. Поэтому— то и считают меня виновной во всем, что за этим последовало. Во взрыве. Во вмешательстве в дела полиции. В побеге Шейна из дома. В его смерти. А я ни в чем не виновата. — Вообще то, — говорю я, — если бы Шейн по настоящему захотел сделать мне подарок, тогда он воскрес бы из мертвых и купил бы для меня новый шкаф. В таком случае я действительно считала бы, что это мое Рождество — счастливое. И смогла бы искренне поблагодарить Шейна. Молчание. Я достаю из сапожка второй конверт.

Мама говорит:

— Мы решили, что это тебя порадует.

— От имени твоего брата, — поясняет отец, — мы оплатили твое вступление в организацию «ПиФлэг».

— Какой еще флэг? — спрашиваю я.

— Родители и друзья лесбиянок и геев, — расшифровывает мама.

Перри Комо поет: «Дом — вот лучшее место для проведения праздников». Молчание. Мама поднимается со стула и объявляет:

— Я схожу за бананами, которые купила специально для тебя.

Она говорит:

— Мы с папой хотим удостовериться, что ты вне опасности. Поэтому нам не терпится увидеть, как ты пользуешься нашими рождественскими подарками.