В понедельник утром он долго просидел нагишом, сцепив между колен протянутые холодноватые руки, ошеломлённый мыслью, что и сегодня придётся надеть рубашку, носки, штаны - всю эту потом и пылью пропитанную дрянь, - и думал о цирковом пуделе, который выглядит в человеческих одеждах до ужаса, до тошноты жалким.