Такой характер оппозиции привёл Грозного к
решимости уничтожить радикальными мерами
значение княжат, пожалуй, даже и совсем их погубить.
Совокупность этих мер, направленных на родовую
аристократию, называется опричниной.
Суть опричнины состояла в том, что Грозный
применил к территории старых удельных княжеств,
где находились вотчины служилых князей-бояр, тот
порядок, какой обыкновенно применялся Москвой в
завоеванных землях.
И отец, и дед Грозного, следуя московской
правительственной традиции, при покорение
Новгорода, Пскова и иных мест выводили оттуда
наиболее видных и для Москвы опасных людей в свои
внутренние области, а в завоеванный край посылали
поселенцев из коренных московских мест. Это был
испытанный прием ассимиляции, которой московский
государственный организм усваивал себе новые
общественные элементы.
В особенности ясен и действителен был этот
прием в Великом Новгороде при Иване III и в Казане
при самом Иване IV. Лишаемый местной руководящей
среды завоеванный край немедля получал такую же
среду из Москвы и начинал вместе с ней тяготеть к
общему центру-Москве. То, что удавалось с врагом
внешним, Грозный задумал испытать с врагом
внутренним. Он решил вывести из удельных
наследственных вотчин их владельцев-княжат и
поселить их в отдалённых от их прежней оседлости в
местах, там, где не было удельных воспоминаний и
удобных для их оппозиции условий; на место же
выселенной знати он селил служебную мелкоту на
мелко поместных участках, образованных из старых
больших вотчин. К исполнению этого плана Грозный
обставил такими подробностями, которые возбудили
недоумение современников. Он начал с того, что в
декабре 1564 года покинул Москву безвестно и только
в январе 1565 года дал о себе весть из
Александровской слободы. Он грозил оставить своё
царство из-за боярской измены и остался во власти,
по молению москвичей, только под условием, что ему
на изменников "опала своя класти, а иных казнити, и
животы их и статки (имущество) имати, а учинити ему
на своём государстве себе опришнину: двор ему себе
и на весь свой обиход учинити особной". Борьба с
"изменою" была целью; опричнина же была
средством. Новый двор Грозного состоял из бояр и
дворян, новой "тысячи голов", которую отобрали так
же, как в 1550 году отобрал тысячу лучших дворян
для службы в Москве. Первой тысячи дали тогда
подмосковные поместья; второй-Грозный даёт
поместья в тех городах, "которые городы поймал в
опришнину"; это и были опричники, предназначенные
сменить опальных княжат на их удельных землях.
Число опричников росло, потому что росло
количество земель, забираемых в опричнину. Грозный
на всем пространстве старой удельной Руси, по его
собственному выражению, " перебирал людишек",
иных "отсылал", а других "принимал". В течение 20
последних лет царствования Грозного опричнина
охватила полгосударства и разорила все удельные
гнезда, разорвав связь "княженецких родов" с их
удельными территориями и сокрушив княжеское
землевладение.
Княжата были выброшены на окраины
государства, оставшиеся в старом порядке
управления и носившие названия "земщины", или
"земского". Так как управление опричнинскими
землями требовало сложной организации, то в новом
"дворе" Грозного мы видим особых бояр (думу) ,
особых "дворовых", дьяков, приказы, словом, весь
правительственный механизм, параллельный
государственному: видим особую казну, в которую
поступают податные платежи с опричнинских земель.
Для усиления средств опричнины Грозный
"поймал" в опричнину весь московский север. Мало-
помалу опричнина разрослась до громадных размеров
и разделила государство на две враждебных одна
другой половины.
Ниже будут указаны последствия этой
своеобразной "реформы" Грозного, обратившего на
свою землю приёмы покорения чужих земель; здесь
же заметим, что прямая цель опричнины была
достигнута, и всякая оппозиция сломлена.
Достигалось это не только системой принудительных
переселений ненадежных людей, но и мерами
террора. Опалы, ссылки и казни заподозренных лиц,
насилия опричников над "изменниками",
чрезвычайная распущенность Грозного, жестоко
истязавшего своих поданных во время оргий, - всё это
приводило Москву в трепет и робкое смирение перед
тираном.
Тогда ёще никто не понимал, что этот террор
большего всего подрывал силы самого
правительства и готовил ему жестокие неудачи вне и
кризис внутри государства. До каких причуд и
странностей могли доходить эксцессы Грозного,
свидетельствует, с одной стороны, новгородский
погром, а с другой, вокняжения Симеона
Бекбулатовича. В 1570 году по какому-то подозрению
Грозный устроил целый поход на Новгород, по дороге
разорил Тверской уезд, а в самом Новгороде из 6000
дворов (круглым счетом) запустошил около 5000 и
навсегда ослабил Новгород.
За то он "пожаловал", тогда же взял в
опричнину половину разоренного города и две
новгородские пятины; а вернувшись в Москву,
опалился на тех, кто внушил ему злобу новгородцев. В
1575 году он сделал "великим князем всея Руси"
крещёного татарского "царя" (т.е. хана) Симеона
Бекбулатовича, а сам стал звать себя "князем
московским". Царский титул как бы исчез совсем, и
опричнина стала "двором" московского князя, а
"земское" стало великим княжением всея Руси. Менее
чем через год татарский князь был сведен с Москвой
на Тверь, а в Москве всё стало по-прежнему.
Можно не верить вполне тем россказням о
казнях и жестокостях Грозного, которыми занимали
Европу западные авантюристы, побывавшие в Москве;
но нельзя не признать что террор, устроенный
Грозным, был вообще ужасен и подготовлял страну к
смуте и междоусобию.
Это понимали и современники Грозного;
например, Иван Тимофеев в своем "Временнике"
говорит, что Грозный, "божиими людьми играя",
разделением своей земли сам "прообразовал
розгласие" её, т.е. смуту.