Слово «иероглиф» (иерос – «священный», глифо – «резать, гравировать») пришло к нам из древнегреческого языка. Древние эллины, посещая Египет, обратили внимание на его храмы, исписанные вдоль и поперек таинсвенными и непонятными письменными знаками в виде изображений животных, орудий труда, сцен бытовой жизни. Наверное, именно поэтому такой вид письма получил название священного.

К этому времени древнеегипетский язык уже приходил в упадок. Сложная система иероглифов вытеснялась более простыми и понятными формами греческого и латинского алфавита, вместе с новой письменностью постепенно входил в обиход и новый язык, и новая культура. Нескольких веков владычества в Египте греков и римлян оказалось достаточно для того, чтобы привести в полный упадок яркую и неповторимую египетскую культуру, погубив и ее язык. Как бы ни было это печально, древнеегипетская письменность была забыта еще во времена Древнего Мира. «Ее красота осталась бы сокрытой: никто не мог приподнять ее покрывала," – так гласит строфа из древнеегипетского гимна богине Исиде. Эти слова вплоть до XIX века применимы и к языку, на котором он был написан.

Греки, в высшей степени интересовавшиеся египетской религией и философией, изучать письменность не торопились, довольствуясь сомнительными сведениями, доставляемыми им переводчиками. Однако, первые попытки разгадать таинсвенные письмена были сделаны именно в это время. «Есть два рода письма: один называется "священным" письмом, другой - "народным"», - говорит Геродот. Диодор подтверждает это следующими словами: "Жрецы обучают детей двоякого рода буквам: буквам "священным" (известным одним жрецам) и тем, которые служат для выражения обыденных вещей". До нас дошло и несколько выписок из одного иероглифического словаря, составленного Херемоном, хранителем библиотеки Серапеума (I столетие н.э.). Мы узнаем из них, что, например, понятие радости передавалось в письме фигурой женщины, играющей на тимпане; что лук выражал собой быстроту и что понятие старости изображалось силуэтом старца. Эти данные, кстати, верные, объясняют, почему так долго видели в иероглифах знаки, только воспроизводящие предметы или символизирующие понятие, т. е. письмена идеографические или символические. Приблизительно в 250 году н.э. на свет появился еще один труд – Иероглифика Гораполлона – в котором приводится верное истолкование 189 символических иероглифов. Однако, всего этого было слишком мало для того, чтобы читать иероглифические тексты.

Одно из самых важных свидетельств об иероглифах, относящееся к периоду Древнего Мира, сделал один из самых ученых отцов церкви своего времени Климент Александрийский, живший в I веке, когда в Египте в обиходе еще оставались иероглифы. В своих рукописях он выделяет три вида древнеегипетского письма: иероглифическое, иератическое и эпистолографическое (последнее в наше время называется демотическим), однако не оставляет никаких сведений о том, в чем именно различались данные виды письма и использовались ли в них различные типы начертания знаков или это были только различные применения одного и того же письма. Эту тайну ученым еще предстояло разгадать. "Есть, - продолжает Климент, - два рода иероглифов: один из них, называемый кириологическим (т. е. употреблявшимся в прямом значении), применяет первые буквы азбуки; второй символический". Об иероглифах кириологических Климент не прибавляет больше никаких пояснений, символические же иероглифы он снабжает дополнением, из которого следует, что символические иероглифы делятся на три вида: пиктографические изображения (подразумевается то, что изображено), полупиктографические (по внешнему виду иероглифа можно было угадать, что он обозначает, однако иероглиф изображает предмет иносказательно) и идеографические (предмет изображается аллегорически и по внешнему виду иероглифа практически невозможно догадаться о его истинном значении). Таким образом, свидетельство Климента обозначило главные трудности и особенности, с которыми ученым пришлось столкнуться при изучении древнеегипетской письменности.
К концу Возрождения, после целого ряда археологических и филологических изысканий над памятниками классической древности, многие пытливые умы задались целью вопросить египетского Сфинкса. Священнику-иезуиту Кирхеру в начале XVII столетия пришла в голову гениальная мысль - возобновить изучение коптского языка, в котором под покровом греческой письменности до наших дней живет слово Древнего Египта; он понял, что коптский язык не только сроден древнеегипетскому, но совпадает с ним, будучи тем же языком, но лишь в ином начертании. Эту его заслугу не должно предавать забвению. Но перейти от коптского языка к египетскому, как, например, от французского к латинскому, можно было лишь при условии открытия фонетического чтения иероглифов. А ключ к этим тайным знакам еще нужно было найти. Проникнутый данными Гораполлона, Кирхер искал и пытался угадывать в иероглифах понятия, но не звуки. Полагаясь на собственную проницательность, он свои истолкования считал достоверными; достаточно одного примера, чтобы дать о них понятие. Там, где на обелиске Памфилия стоит простой греческий титул Домициана autocrator, начертанный иероглифами, Кирхер читал: "Осирис есть творец плодородия и всяческой растительности, творческий дар принесен ему с неба в его царствование святым Мофтой..."
XVIII век обогатил египтологию трудами ученых де Гиня и Цоэги. Де Гинь, сравнивая египетские иероглифы с китайскими письменами, вычислил существование начертаний "определительных", т. е. идеограмм без всякого звукового значения; они применялись в конце слов, чтобы "определить" общий смысл выражения. Датчанин Цоэга, в противоположность Кирхеру, доказал, что иероглифы чаще всего соответствовали звукам, что следовало изучать их, как простые буквы, вовсе не ожидая встретить в каждом знаке символическое выражение таинственного языка.
К этому же времени начинается изучение египетских памятников, рассеянных по Европе. Ученые собирают египетские обелиски и статуи, за счет чего материал для изучения иероглифических надписей обогатился. Красота памятников Египта и тайна их начертаний продолжала притягивать внимание исследователей. В 1798 году Наполеон Бонапарт вместе со своими войсками привел в Египет группу ученых, чертежников и рисовальщиков, поручив им измерять, срисовывать, изучать гробницы и храмы. После покорения Египта, наряду с другими общественными учреждениями, он основал Египетский институт, ученые которого принялись с жаром описывать археологические богатства страны. Было составлено и напечатано «Описание Египта», которое до сих пор представляет собой неиссякаемый рудник сведений. В августе 1799 года около города Розетты был найден базальтовый камень, получивший в последствии название Розеттского, на котором было три надписи: одна - в образных знаках, другая - в линейных, а третья греческими буквами. Оказалось, что текст, написанный тремя различными начертаниями, был один и тот же. В руках была египетская надпись и смысл ее был ясен благодаря греческой, - оставалось по индукции разобраться в двух незнакомых начертаниях.
На основании греческого перевода французкому ученому Сильвестеру де Саси удалось составить азбуку из 25 демотических буквы, благодаря чему ему удалось прочитать в демотическом тексте имена "Птолемей, Береника, Александр, Арсиноя". Де Саси, на основе сделанных им открытий, утверждал, что демотическое начертание не содержало в себе идеографических знаков, а только азбучные. Спустя 17 лет англичанин д-р Томас Юнг начал разбор иероглифического текста. Как и де Саси, выделивший демотические слова при помощи греческого текста, Юнг пытался вставить те же слова в иероглифическую надпись, благодаря чему удалось разобрать по частям именя Птомомей и Берника. Однако, прочитать остальные имена ему не удалось – механический прием при чтении египетского письма не мог привети к правильному прочтению всех знаков.
Тогда появляется француз Жан-Франсуа Шампольон. Заимствуя у Цоэги, де Саси, Окерблада и Юнга "свои первые точные знания", он почти одним взмахом овладевает всеми элементами проблемы. С юности Шампольон страстно увлекался изучением коптского языка; он понял гениальность мысли Кирхера, что коптский язык был лишь видоизмененным египетским, и, следовательно, для восстановления смысла и звукового значения слов нужно было сорвать маску с греческой азбуки.
Еще одно открытие надписи на двух языках дало новый толчок в этом направлении. В январе 1822 г. во Франции появилось сообщение об иероглифическом тексте, покрывавшем основание маленького обелиска в Филе; последний, впрочем, уже раньше доставил одну греческую надпись. Шампольон направил все свои усилия на высеченные там иероглифы, окруженные картушем; по этому знаку со времени Цоэга можно было узнавать царские имена. По греческому тексту имена эти были Клеопатра и Птолемей; в них находилось по три общих знака. Шампольон решил, что они должны соответствовать буквам p, t, l, которые повторяются в обеих картушах. Он признал, таким образом, основательность теории Юнга; знаки, которыми писались царские имена, соответствуют азбучным знакам и не имеют никакого символического значения. Но этой мысли, высказанной Юнгом наугад, Шампольон дал научное доказательство. Вместе с Летронном он вспомнил туманный намек Климента Александрийского: "В одном из видов иероглифов, называемом кириологическим, применяются первые буквы азбуки; другой вид - символический". Так как Юнгом и Шампольоном было уже доказано, что царские имена не содержат символических знаков, значит, они относились к кириологическому виду письмен. Шампольон спросил себя, что же это за первые буквы, представленные иероглифами, входящими в имена "Клеопатра" и "Птолемей". Он догадался, что нужно было узнать, какой предмет изображался каждым отдельным знаком. Установив это, он нашел его название по-коптски. Тогда Шампольону стало ясно, что каждый фонетический иероглиф представляет собой звук первой буквы египетского или найденного коптского слова.
Применяя свои принципы, Шампольон сумел прочитать 79 царских имен, причем, в противоположность Юнгу, он мог дать отчет каждой букве. Благодаря этим именам Шампольон смог составить почти окончательную азбуку фонетических иероглифов.
Продолжая применять свой метод, Шампольон прочитал известное количество слов, соответствующий звук и смысл которых можно было найти на языке коптов. Так, наряду с азбукой, он составил первый иероглифический словарь и Грамматику египетского языка, возрожденного по коптскому. Благодаря своему методу Шампольон стал продвигаться гигантскими шагами по едва намеченному пути. Поле его открытий оказалось бесконечно обширнее, чем он это допускал.
Придерживаясь коптского языка, он дошел до обособления текстов, расчленения слов, распознавания грамматических форм, одним словом, до чтения и перевода; коптские словари и лексиконы позволили ему находить значение многих корней. Тут иероглифический язык развернулся во всей своей сложности: иероглифы могут быть и буквами (знаки азбуки), и слогами (знаки силлабические), и сокращенными понятиями (знаки идеографические), наконец, при окончании слова они могут определять его характер (знаки определительные). Так меньше, чем в десять лет, Шампольон сумел охватить всю задачу в целом и решить ее неизвестные. Он доказал внутреннее тождество этих трех начертаний - иероглифического, иератического и демотического. Он разобрался в хаосе образных знаков, выяснив их звуковое и символическое значение и роль определительных. В науке немного найдется примеров столь полной и уверенной системы, построенной почти без колебаний, интуицией гения.