Я расскажу тебе все, но здесь, потому что после того, что было вчера, не очень хочется тебя видеть, извини. Если зайдешь – может, прочтешь. Это пост только для тебя.

30 декабря, канун Нового Года. Вокруг толпы людей, спешащие купить подарки, майонез, соленые огурцы, мишуру, шампанское, послать подальше надоедливого и занудного шефа со всеми его проблемами, отчетами и делами, махнуть на все рукой и оправить все это в следующий год, потому что сейчас Канун Нового Года, а впереди 10 дней беспробудного отдыха, сейчас уже не до чего, дома елка, дети/жены/мужья/родители/друзья, зараженные той же болезнью – предвкушением праздника. Сейчас уже правда не до чего.

Вся эта безумная толпа, «пестрошерстная быстрая кошка», несется мимо, от нее пахнет мандаринами, холодцом и чуть-чуть перегаром, а еще радостью, такой детской и чистой, ясной, простой и отчаянно-пронзительной. Но это все несется мимо, мимо меня, обходя меня стороной, потому что чувствует мою чуждость всей этой веселой суматохе.

Не люблю, не люблю я этот праздник. Это не мой Новый Год. Мой Новый Год начался 3 ноября. А это так, чтоб никому не было обидно, наверное. Никогда я не чувствую себя так одиноко, как в Канун Нового Года. Конечно, многие на меня зашипят за неоправданное себяжаление, но я правда ничего не могу с собой поделать. Все носятся, доделывая неотложные дела, собирая вещи в поездки, подарки, еду и выпивку на тусовку, а у меня как-то все не складывается. Ни тусовки, ни настроения, ни выпивки… Как-то все не так, не празднично.

Ты тоже часть этой толпы, этой необузданной кутерьмы, ты, такой родной, близкий, любимый, совершенно оторванный от реальности и уже мыслями далеко от меня, уже в кино, разодетый, разряженный веселый, чуть пьяный, уже отмечаешь и кричишь громче всех «Ура! С Новым Годом!», уже обнимаешь всех своих многочисленных друзей и подруг в безудержной радости оттого, что праздник, оттого, что радостно, оттого, что здорово…

А я это чувствую. Я чувствую, что тебе сейчас совсем не до моих надуманных проблем, неустойчивого характера и слишком переменчивого настроения, я вижу, что ты устал возиться с моими капризами, и что ты скоро уедешь от меня, туда, в веселье и отрыв, а я останусь здесь, немым наблюдателем за чужой радостью и счастьем, и я не собираюсь тебя удерживать, я не хочу портить тебе праздник, но я не в силах сдержать слезы, и я плачу, а ты в качестве успокаивающих слов просишь меня, чтобы я в следующий раз, когда у меня будет очередное подобие депрессии, не кричала на тебя. Чуть постояв, ты уезжаешь. А я сижу на корточках, в слезах, и смотрю на твою дерзко-оранжевую спину, надеясь, что ты вернешься, сгребешь меня в охапку и горячим шепотом на ушко скажешь, что даже если я не хочу тебе говорить, в чем дело (потому что мне стыдно в этом признаться и я не хочу, правда, не хочу тебя грузить), но ты всегда со мной и все будет хорошо, зацелуешь меня, и поцелуи будут горячими и сладкими, с привкусом слез, и от этого еще более чувственными, ты улыбнешься и заставишь улыбнуться меня и отправишь меня за подарками приказным тоном, и мне будет легче, я буду знать, что ты хочешь быть со мной, что я для тебя не снег на завтра, что я нужна тебе.

 Но ты уезжаешь.

Потом 31 декабря. Какое-то дежурное поздравление в половину первого. Я слышу, что тебе хорошо, я рада за тебя. Я кладу трубку и бегу сломя голову из дома, в котором радостью даже и не пахнет, в котором плачущая мама, опьяневший и оттого еще более невыносимый дед и папа, читающий, как в любой другой вечер. Я их очень люблю, но не могу находиться в новогоднюю ночь в такой атмосфере.

Я стараюсь убежать от этого, но получается не очень, все равно как-то не радостно, но, по крайней мере, по-другому. Уже хорошо.

Спасибо, Катюш, ты все-таки спасла мой Новый Год. Правда, спасибо.

1ого января ты мне звонишь под вечер и рассказываешь, как пил водку из горла, а про виски тебе рассказывают друзья. Я рада за тебя, правда, но мне совсем не радостно, мне совсем не весело, но я молчу, не хочу тебя грузить, я жду, когда ты приедешь, и у нас будет наш Новый Год, как когда-то ждала нашего лета. Ты должен приехать завтра, 2ого.

2ого ты звонишь и говоришь, что у вас там так весело, что вы решили остаться еще на день и сейчас на катке, там так здорово, так весело! Я не в силах с тобой разговаривать, кладу трубку под каким-то малопонятным предлогом.

3его, с утра, ты уведомляешь по смс, что у друга проблемы с машиной, поэтому тебе надо с ним проездить весь день. Это уже похоже на то, что ты меня избегаешь.

Потом вечером, дежурным голосом спрашиваешь, поеду ли я к тебе, и, получив отрицательный ответ, сообщаешь, что едешь домой.

Дальше рассказывать просто нечего.

Я понимаю, что ты устал. Ты устал разбираться, допытываться, что случилось, вытаскивать из меня слова клещами, искать встречи со мной.

Ты устал меня удерживать, ты больше не боишься меня потерять, ты не хочешь со мной жить, ты не видишь нашего будущего.

Со мной не может быть легко. Никогда.

Мама сказал мне перед тем, как я уехала на Красную площадь, что папа бы так не поступил. Папа бы никуда не поехал, зная, что у мамы вот такая патовая ситуация в праздники. Я ничего на это не ответила.

Эти 4 дня были для меня самые длинные, самые тяжелые, я скорее хотела лечь спать, чтобы день кончился, чтобы наступил другой, может, что-нибудь изменивший бы. Я ждала тебя.

Но тебе было весело, тебе было не до меня. Тебе не хотелось вникать в мое дурное настроение.

Это неправильно, когда одному очень хорошо, а другому настолько же плохо. Неправильно, несправедливо, нечестно.

Я не эгоистка, но хоть чуть-чуть можно было подумать о том, что твоей любимой плохо, ты прекрасно знал, что Новый Год я фактически не буду отмечать, ты знал всю мою ситуацию, но оставил меня на потом. А потом не захотел разбираться. Потом устроил цирк с подарком вместо того, чтобы наорать на меня хотя бы по телефону и потребовать встретиться, ты же знаешь меня, как никто другой, ты знаешь, что меня можно сломать, меня можно развести и заставить говорить, только нужно терпение и выдержка, заставить меня встретиться с тобой, еще вчера, и, если тебе это надо было бы, обнять и сказать «прости, хватит дурковать, поехали ко мне». И я бы поехала.

Но ты сдался. А, значит, устал. Значит, тебе это перестало быть нужным. Ты приехал домой, напился и стал писать мне всякую дрянь. Ты перечитай свое сообщение. Это нормально? Кажется, что ты планомерно меня подводил к этому шагу в пропасть, и совсем не удивился, когда это произошло. Ты как будто был к этому готов. Просто проверял, на сколько нас обоих хватит. Но вот и оторвались яйца у кота.

Я не обижаюсь на тебя, что ты задержался с другом на день, нет.

Ты остался равнодушным, когда мне было плохо.

...try to remember when life was so tender...