ЦЫГАНКА-МОНАХИНЯ

        Безмолвье мирта и мела.
        И мальвы в травах ковровых.
        Она левкой вышивает
        на желтой ткани покрова.
        Кружится свет семиперый
        над серою сетью лампы.
        Собор, как медведь цыганский,
        ворчит, поднимая лапы.
        А шьет она так красиво!
        Склонись над иглой в экстазе,
        всю ткань бы она покрыла
        цветами своих фантазий!
        Какие банты магнолий
        в росинках блесток стеклянных!
        Как лег на складки покрова
        узор луны и шафрана!
        Пять апельсинов с кухни
        дохнули прохладой винной.
        Пять сладостных ран Христовых
        из альмерийской долины.
        В ее зрачках раздвоившись,
        куда-то всадник проехал.
        Тугую грудь колыхнуло
        последним отзвуком эха.
        И от далеких нагорий
        с дымною мглой по ущельям
        сжалось цыганское сердце,
        полное, медом и хмелем.
        О, как равнина крутая
        сотнею солнц заплескала!
        О, как, сознанье туманя,
        вздыбились реки и скалы!..
        Но снова цветы на ткани,
        и свет предвечерья кроткий
        в шахматы с ветром играет
        возле оконной решетки.