Когти, впившиеся в правое плечо, причиняли боль, но она почти не осознавала этого. К этой боли, за два месяца она уже давно привыкла, к чему она не могла привыкнуть, так это к тому, что в последнее время к ней примешивалось и некое удовольствие. Резкие, дикие толчки приводили ее в исступление, она корчилась то ли от унижения, когда его рука, больше похожая на огромную лапу неизвестного ей животного, сдавливая ее тонкую шею, заставляла просить о пощаде, то ли от наслаждения, которое он ей дарил. Она все еще каждый раз боялась его появления, каждый раз пыталась убежать, освободится из его цепких когтей, хваталась за любое его промедление, чтобы вырваться, пиналась, брыкалась, кусалась, зная, что это бесполезно, что лишь больше распаляет его страсть, но не делать этого она не могла…. Толчки стали такими сильными, что она испугалась, что на этот раз не выдержит, но в этот момент он весь задрожал, прижался к ней и вскрикнул.
Потом он исчез,исчез так же внезапно, как и появился, не оставляя никаких следов своего пребывания в ее квартире, в ее постели.
Аня сползла с кровати, дрожащей рукой, схватившись за прикроватный столик, заставила себя подняться на ноги, пройти в ванную и включить душ. Она точно знала, что сейчас, подняв глаза увидит лишь смертельно бледную девушку с огромными заплаканными глазами, ни синяков, ни кровоподтеков, ни тем более следов от его когтей и зубов обнаружить ей не удастся. Они исчезали в считанные минуты, как только эта ночная пытка заканчивалась. Еще тогда, в самый первый раз, она, перебарывая тошноту и жалость к себе, изучая свое истерзанное тело, с удивлением обнаружила эту особенность. Тогда, в самый первый раз она дралась, как дикая кошка, нанося бессмысленные удары, оставляя глубокие отметины на его зверином теле ногтями и зубами, но ни тогда, ни сейчас его это не остановило. Он тоже не щадил ее , впивался своими острыми когтями в ее кожу, оставляя глубокие кровоточащие раны, царапал ее плоть, пока срывал на ней одежду, но все это бесследно исчезало, не оставляя никаких следов. Никаких, совершенно никаких следов ее ночного кошмара, кроме душераздирающей боли в ее голове, в ее мыслях. Простояв несколько минут под струями ледяной воды, девушка завернулась в махровое полотенце и вышла из ванны. Совершенно спокойная достала из сумочки мобильный и набрала номер.
- Привет, Нелли. (Нелли… Ее так звали лишь несколько близких друзей и бабушка, для всех остальных она была Анной, а для некоторых и Анна Сергеевна), приходил?
- Да.
- Значит скоро ко мне. (На том конце послышался то ли вздох, то ли всхлип)
- Значит так, Кать.
- Мы ведь должны делать хоть что-то, я больше так не могу, я устала, я не хочу, господи, как же я устала.
- Перестань! Не можем мы ничего сделать, ты ведь помнишь…
- Да я помню! Помню я! Это все ты! Все вы виноваты.
Аня швырнула телефон, так и не нажав кнопку отбоя. Она понимала подругу, понимала ее стах и отвращение к этим ночным пыткам, но нытье слушать она была не намерена. Тогда, в самый первый, она кричала в трубку почти тоже самое, пытаясь через крик донести свою боль, свое унижение, свою беспомощность. Но тогда она была не одна, их было три, перепуганных до смерти, совершенно беззащитных перед ним, этим чудовищем. В одном Катерина была совершенно права, они были сами виноваты.