Вчера наконец-то завершил текст, который начал писать ещё до резервистских сборов(милуим)! Милуим - это всегда некая разделительная полоса, "до" и "после", как в старые времена, когда знание точной даты было совсем необязательным, где-нибудь на просторах нашей необъятной, но с каждым годом все больше сжимающейся... можно было услышать примерно такой диалог

- Слышь, а когда Манька то за Веньку выскочила?
- Да в тот год, что буря вековой дуб на горе свалила...
- А родила когда, Манька-то, Сазонку?
- А енто когда шатун Милкину Буренку завалил, да полоколицы снес.
Две недели милуима настолько выбивают из реальности, что с трудом потом эту самую реальность перевариваешь. Особенно тяжелая совмещаемость у милуима с учебой в универе. Хорошо, хоть это позади.
Вот, собссно сам текст. Очень надеюсь на ко(у)мменты!



Слепой музыкант
Впервые мы встретились в парке.
Редкие фигурки хозяев, чинно гуляющие собаки на поводках.
Она весело носилась по искусственным лужайкам. Хвост вертелся, как сумасшедший в стремлении разом выразить свое дружелюбие этому миру: одиноким владельцам собак, независимым их питомцам, палящим лучам солнца и даже мне - унылому очевидцу едва ли не последнего прибежища братьев наших меньших в огромном мегаполисе.
Брошенное, бездомное существо.
Она почему-то не выглядела одинокой.
Именно поэтому она мне и понравилась. А ещё не было этих умильно-преданных собачьих взглядов глаза - в - глаза, подхалимажа - Эвтерпа не желала растопить чье то сердце. Она просто гуляла так, что в центре её интересов находился я. Нюхала ли она цветочек или стыдливо приседала в кустах - Эвти незримо сигнализировала всем окружающим, что она рядом со мной. Без поводка, но рядом. Я тогда ещё посмеялся про себя. Надо же, бездомная собака и одинокий человек ухитрились выглядеть вместе, гораздо убедительнее, чем настоящие собачники со своими питомцами.
После я вышел из парка.
Эвти подбежала.
Только сейчас взглянула в глаза. И опять, ни попытки вызвать сочувствие или выражения преданности - только вопрос: "Куда идем"?
Я присел. Погладил по короткой шерсти.
- Я, милая иду на работу. Ты - как знаешь.
Сказал, а потом подумал, что если бы она понимала человеческую речь, то расценила бы мои слова как приглашение.
Как ни странно, она именно так и поступила. Шла за мной до самой машины. Дождалась, пока усядусь. Отошла назад. Я вырулил со стоянки и поехал. Она побежала за машиной.
Мигающий зеленый, я успеваю проехать, но... плюс тридцать шесть в тени, асфальт плавится. Некстати вспомнилось, что собачий организм перегревается быстро.
Я остановил машину.
Вышел.
Она сидела, тяжело дышала. Ярко-красный язык подметал пол. Теперь в глазах вопроса не было. Только терпение. Сзади, как ни странно уже успела выстроиться очередь недовольно сигналящих. Я не мог больше обманывать самого себя. Сказал ей,
-Ты меня нашла. Я тебя никогда не брошу,- и открыл заднюю дверь.
Деловая часть города. Верхние этажи под конторы, нижние - закусочные. Небольшая площадь перед национальным банком. Здесь я работаю.
Я достал скрипку из футляра. Эвти старалась не смотреть в сторону ближайшей пиццерии. Редкие прохожие как обычно сторонились меня. Изгой среднего класса, вместо того чтобы работать пиликает старенькие мелодии. Да ещё и с собакой - наверное заразная.
Домой не хотелось. Дома, жена в нелепом розовом скафандре, нелепо дергалась по прихоти виртуальной реальности, возле нелепой коробки экрана. Это она называет работой. Нет, они называют это жизнью. Дети в виртуальных яслях, потом школах и совсем незаметно там же, в той реальности начинают работать. Смешные нарисованные человечки. Вместо рукопожатий - список ников. Неделями, месяцами ни одной живой души рядом. Интересно, если я не приду домой, Сонечка заметит? Конечно заметит. Ежевечерний тренинг - почему я не зарабатываю свою честную трудовую копейку как все нормальные люди. Я представил, как в ужасе кривится её рот; наяву услышал, как она кричит: "Что за тварь ты притащил в дом? Они же все заразные!"
Я собрал нехитрый скарб.
- Поехали-ка отсюда...
По дороге к машине мы купили две порции шаурмы.
-Куда глаза глядят, - пробормотал я.
Из города вела одна дорога. Скоростной тоннель в другой город. И ещё один. А потом ещё... Эвти спала на соседнем сиденье, мягко потянулась под моей рукой. Я опустил стекла, и машину наполнил забытый с детства запах моря. Дороги к побережью не было. Я оставил машину, Эвти радостно бросилась вперед. Футляр со скрипкой, стульчик, вот и все. В моих детских воспоминаниях морская бирюзовая волна ласково гладила протянутую руку, как шаловливый жеребенок вздымала пенную гриву на горизонте. Сегодня свинцовая вода мрачно обрушивалась многотонными кулаками - волнами на пляж. В воздухе стоял запах гнили. Но там, за моей спиной вставало солнце. И я достал скрипку, и незатейливая мелодия простым своим присутствием сгладила мрачные морщины моря, заставила гуляку ветер поутихнуть, вслушаться в мотив. А Эвти положила умную голову мне на колени, слушала внимательно.
- Вы играете для Афродиты? Сегодня она появилась не из моря...
Женский с хрипотцой голос. Я осторожно поставил скрипку на футляр. Мне на плечи легли руки.
-Не оборачивайтесь.
- Пока?
- Конечно...
- А вы случайно не работаете на дому в нелепом розовом скафандре? - такой чарующий смех в ответ.
- Мы вообще не работаем. Пойдем-ка домой.
Я сложил инструмент, рука взъерошила шерсть Эвти.
- Теперь обернуться?
- Лучше повернись...
Вечернее платье, насыщенный бордо на стройной фигуре, карие глаза, чувственный рот.
- Я рядом с вами как безродный слуга.
- Это твой образ. На комплимент не тянет.
"Домой" оказалось замком в пять этажей.
- Ты устал, поспи. Вечером придут гости. Сыграешь для них.
Мы с Эвти остались в комнате, больше напоминающей бальную залу. Тяжелая люстра прямо над кроватью угрожающе нацелена в живот. Я набрал подушек и пристроился в углу - том, который выбрала собака.
- Милая, ты просто устала или чем-то недовольна?
Эвти лизнула мой нос, и я провалился в тягучую как болото дремоту.
На кровати уже лежал фрак, блестящие ботинки дополняли до совершенства мой образ безродного слуги. Мы с Эвти вышли в коридор, снизу доносился гул голосов. Девушка, скорее всего горничная чуть не сбила меня на повороте.
- Вы уже встали? Замечательно, вот ГиверЕт обрадуется, она уже всем о вас рассказала, да не представляете себе какой фурор вы произведете, с таким нетерпением даже великого рассказчика - находку Клары не ждали, а потом оказалось, что Карл его нашел, а Клара увела и Карл, до глубины души оскорбленный выходкой...-, девушка тащила меня по коридорам, какие-то портреты в рамках ухмылялись вслед. Эвти неохотно плелась позади.
- Маэстро! Просим!!!
Я на сцене, прожектора бьют в глаза, но я чувствую, что там, внизу множество улыбающихся лиц обращено ко мне. Смычок, струны, мелодия. Потный, увешанный драгоценностями зверь внизу неистово бьет в ладони, но аплодисментов не получается. Внимание зверя уже занимает прокопченный кабаний бок, я слышу звон бокалов. Эвти ждет за сценой. Её хвост выражает то, что не смогли передать сотни хлопков. ГиверЕт приносит пачку банкнот. Она оживлена, глаза сверкают сумасшедшинкой, помада в левом уголку губ немного размазалась.
- Ты чудесно сыграл, каждый вечер будешь получать столько. Кстати, суку мы отправим на двор. У меня целый питомник породистых псов, поверь, лучшего места для суки не найдешь. Она заливисто хохочет.
Не понимает, что музыка - всего лишь инструмент. Эвтерпа - душа. Я говорю,
- Значит, у любой порядочной суки должен быть питомник породистых псов?
- Денег будет больше - она резко обрывает свой уже не такой приятный смех. Ждет моей реакции.
- В конце концов, кто знает, к чему приведут наши отношения - она игриво строит мне глазки.
- Я же безродный, не мне с породистыми тягаться.
- Ты хочешь злом отплатить за добро? Так поверь, найдутся другие способы заставить тебя делать то, чего я желаю.
Мы с Эвти бредем по городу.
- Если не получилось на машине, давай попытаемся пешком - говорю я собаке, а та ласково трется носом о мою ладонь.
Город похож на крепость с множеством замков. Он построен так, что покинуть его можно только на машине, а дорога уходит под землю и выходит уже в другом городе. Это огромный лабиринт, основное предназначение которого заставить людей уверовать в его многогранность. Ведь, если город многогранен, значит, кроме него ничего нет? Я рассуждаю вслух. Я слышу шаги минотавра, учуявшего непокорного Тесея, только помыслившего об одномерности чуда природы.
-А король-то голый. А король-то голый! А король-то голый!!! - бормочу я, всё убыстряя шаги. Как хорошо, что меня ведет не нить Ариадны - живая Ариадна уверенно бежит впереди меня на четырех лапах. Мы пробегаем разваленные склады, помойки, покосившиеся сараи, выбегаем к огромному, судя по запаху, овощехранилищу. Эвти ныряет в приоткрытую дверь, несется сквозь многоэтажные полки, прыгает в какую-то кишку, похожую на мусоропровод. Я за ней. Недолгий полет, и мы вываливаемся прямо посреди поля. Мягкая пыльная дорога начинается прямо здесь. Ни намека асфальта. Эвтерпа уже гоняет кругами настоящую, живую бабочку. Где-то там, где дорога ныряет в зелень леса, пищит птичка.
Я ступил на тропу.
К вечеру мы пришли в маленькую деревушку. Сели возле колодца. Мягкий аромат вечерней прохлады подсказал мелодию, и позабылось негодование, боль, страх утраты... только её голова на колене, только смычок на струнах. Я остановился, когда вязкая темнота начала хватать за пальцы. Открыл глаза. Люди. Они сидели кругом, держа на коленях масляные лампады. Усталые руки, растроганные морщинистые лица. Они ни о чем не просили, ничего не требовали. Они терпеливо ждали, продолжу ли я.
- Я устал, прошу прощения.
- Переночуй вон в том доме,- указал мне клюкой старик.
Горячий ужин, сеновал, а с утра заплечный рюкзак и новая дорога уже зовет вдаль...
Я удалялся все дальше на север, но как бы быстро я ни передвигался, молва всегда опережала. В каждой деревеньке на моем пути простые крестьяне собирались кружком у колодца и терпеливо ожидали моего появления. Сначала я выбирал незатейливые мелодии, после попробовал классику. А потом как будто что-то щелкнуло в моей душе, и пальцы задвигались по ладам в направлении, неведомом даже Эвтерпе. Чудные, неведомые мелодии, песни этих полей, леса, всей казалось бы неказистой, но такой наполненной ощущением бытия жизни - напевы, окружающие этих людей с детства просились, и оформлялись под моими пальцами.
Впервые за долгое время, я попытался играть стоя, но вернулась старая боль в колене. Хорошо хоть не мешала ходить, а просыпалась, только когда я стоял... или сидел, но здесь тепло головы Эвти растворяло и успокаивало волны удушающей боли.
Наступала зима. Я стал огромной стрелой, устремленной к неведомой цели. Стрелой, взбунтовавшейся против цели. Стрелой, которая нашла свое предназначение в том, что к звуку её полета прислушиваются попадающиеся на пути живые существа. Да нет, даже не предназначение. Я просто жил звуком. Идол города, требующий ежесекундного поклонения и жертв, этот спрутообразный монстр, имя которому прогресс, уже не мог дотянуться до меня своими щупальцами. Я радовался каждому вдоху, ощущению силы и нежности рук, сжимающих шейку и смычок; в одном-единственном шаге заключалась целая вселенная, и нельзя было найти подходящего ей перевода в терминах прогресса.
В деревне было тихо. Возле колодца меня ждал седой старик.
- У нас горюшко-горе - музыкант, уж такое горе, что не дай бог кому... здоровая девка ни с того ни с сего свалилась и чахнет с каждым днем. Уже и щек-то не осталось. Одна надёжа на тебя, чай не бревном придавило, а что-то с тонкими материями...- старик ушел вперед по улице. Эвтерпа уверенно бежала за ним, а я еле поспевал следом.
Темная комнатка. Натоплено так, что тяжело дышать. Из-под одеяла торчит один заострившийся нос.
- Открывай, старик окна, впусти дыхание ветра, дай уходящим лучам солнца поцеловать умирающую. И уходи. Не мешай мне играть так, как я никогда не играл, потому что я пою славу жизни, но и реквием смерти пускай будет во её славу...
Эвти осторожно опустила голову на моё колено. Почти скелет лежал передо мной. Лишь веки трепетали в такт, может быть последним вздохам. Нежная мелодия минора коснулась щек девушки, погасила последние краски. Но музыка лилась дальше, все быстрее, голова Эвтерпы стала тяжелее, вот уже и к девушке возвращается румянец, а мелодия любви к солнцу и ветру все настойчивее толкает, не дает уснуть, и овал щек округлился, а Эвтерпа уже невыносимо давит на колено, но радостное престо барабанит дождем по векам красавицы: - "Просыпайся, хватит хандры! Вдохни этот воздух!", и чудо происходит, и она открывает глаза, а глаза Эвтерпы закрыты, а голова её тяжела...
Девушка сладко потягивается, смотрит на меня
- Как давно я тебе хотела сказать...ты вечно не дотягиваешь верхнюю ля...

[640x425]