Шаг размеренный, уверенный.
Мраморные плиты холодные, колонны высокие.
Сделав круг, за Веру отдав немерено,
Он теперь возвращает сандалии стертые в пункт исходный.
Черный пепел на черепной проседи.
Листья бурые в дождях этой осени уже сгнили,
А ему из одежды судьба только саван на плечи набросила,
Тот самый, в котором его хоронили.
Вера есть, значит, последний круг был долгим.
Кто-то свернул в тепло, других согнули под ногти иголки,
Третьи тот чужой мир под себя подмяли, сломали.
Он один, сюда спеша, стер сандалии.
За морем в сказках -- сказка, а так не сахар.
Раб -- значит, спина на рубахи перекроена, батогами перепахана,
Ноги сломаны наглухо, так в ногах память отшибают,
Но тот, кто верит, кое-какие в душе сохраняет знания.
Дошел. Ломится в двери.
Открывает двери такая красивая, что вы бы глазам своим не поверили.
Не глаза, не глазки - глазища блестящие, черные,
Зрачки вдобавок расширены напитком дурманящим
Из лавра, дуба и мандрагоры.
Он обнажает спину, предъявляет знаки своего служения :
Со спины кожа до мяса содрана, насекомых кишение,
Не потерпел боец чужих идолов на спине изображения.
Она на него не смотрит, смотрит мимо.
Лик у жрицы окаменел, как у трагического в конце спектакля мима.
Ее устами Богиня пришлого прочь гонит.
Нет входа в Храм Священный тем,
Кто был уже однажды похоронен !