Один из памятников русского конструктивизма, дом Наркомфина, построенный архитектором Моисеем Гинзбургом, медленно погибает в центре Москвы.
Дом Наркомфина был построен в 1928-1930 годах. Это был период нестандартных взглядов на жилье. Ленин лично поставил задачу борьбы с домашним хозяйством. "Настоящий коммунизм начнется только там и тогда, где и когда начнется массовая борьба (руководимая владеющим государственной властью пролетариатом) против этого мелкого домашнего хозяйства или, вернее, массовая перестройка его в крупное социалистическое хозяйство". Имелось в виду, что вместо кухни будет фабрика-кухня, вместо детской — детский сад, вместо ванны — "термы пролетарского района" и т. д. Практическое воплощение эти идеи получили не столько в новом строительстве (тут мало чего строили), сколько в практике переселения победившего трудового народа в квартиры кровопийц, причем на место одного кровопийцы селили по двадцать трудовых семей. Однако пока народ осваивал первые навыки коммуналок, архитекторы тоже не дремали, а разрабатывали новые формы жилья.
В идеале дом-коммуна выглядел следующим образом. Жители делились по половозрастным группам. Отдельно юноши, отдельно девушки, отдельно мужчины, отдельно женщины, отдельно старики и отдельно старухи. Живут в комнатах по шесть особей. Предусмотрены комнаты для спаривания, после которого женщина отправляется в подгруппу беременных, а мужчина — где раньше жил. Дети, понятное дело, изолируются. Едят сообща, моются тоже и вообще все делают вместе. Такой проект представил в 1927 году архитектор Николай Кузьмин, и в целом архитекторы приняли его доброжелательно. В реальности, однако, трудно было найти заказчика под такую идею. Моисею Гинзбургу в 1928 году удалось приблизиться к идеалу благодаря совершенно неожиданному заказчику.
Нарком финансов Николай Милютин в 1908 году был студентом архитектурного факультета в Петербурге. Потом его захватила революционная борьба, ему было не до того. Но он чувствовал большую причастность к архитектурным делам, чем другие наркомы, а положение министра финансов открывало перед ним финансовые возможности. Кроме того, Гинзбург спроектировал на крыше дома совершенно не обобществленную виллу, чем в должной мере учел советские реалии и личные пожелания наркома. На нижних этажах все обобществлено, наверху нарком в индивидуальной вилле — все правильно.
Впрочем, и на ниве обобществления удалось лишь приблизиться к идеалу. В доме были трехкомнатные квартиры, где жили архаические большие семьи, и им делали даже кухни с ванными. В верхних этажах, где квартиры были однокомнатными, вместо кухни был кухонный элемент — шкаф с плитой, рядом с которым стоял ванный элемент — душ, на момент использования закрывавшийся шторкой. На последнем этаже, где жили приближенные к наркому одинокие молодые сотрудники, предполагалось по одному кухонному и ванному элементу на две квартиры. Зато к жилому корпусу примыкал общественный, где Гинзбург предусмотрел большую столовую для жильцов и множество общественных помещений.
Замыслы были грандиозны, но специфика советской жизни, особенно среди сотрудников центральных наркоматов, предполагала естественную выработку жизненной стратегии под названием "надо реже встречаться". Вот сидел ты с товарищем вместе в общественной столовой, а завтра его взяли, и что? Так что первое время жильцы предпочитали брать еду из столовой в свою жилячейку (как назывались квартиры), а потом большинство перешло на самостоятельное приготовление пищи на своем кухонном элементе. Общественная зона заглохла, там посадили контору. Совместное загорание на крыше, где Гинзбург предусмотрел солярий, тоже как-то не прижилось, что и естественно ввиду проживания там наркома. А уж после того, как его сняли, бегать на чердак к опальному наркому и вовсе стало как-то неловко.
Гинзбург придумал всего две лестницы на весь дом. Тем самым удалось сэкономить тьму места на лестничных площадках. Вдоль всего дома он пустил широкие коридоры-галереи, через которые можно попасть во все квартиры.
Гинзбург поднял дом на колонны, чтобы жители первого этажа не проигрывали по сравнению с остальными. Это тоже была революция. Дома XIX века строились в центре города, первые этажи занимали магазины, а что делать с жилой застройкой на окраинах, никто не знал. Правда, в 30-е годы эти колонны Гинзбурга заложили стенами и устроили первый этаж — но это специфика российских условий.
Дом в 20-е годы назывался машиной для жилья. Если бы не только назывался, но и строился, как машина, если бы Гинзбург, подобно инженеру, патентовал все перечисленные узлы своего "автомобиля" — он бы, наверное, стал самым богатым изобретателем в мире. Но он был не просто изобретателем, а еще и очень хорошим архитектором. Его дом оказался на удивление красив. Это не так просто, как кажется на первый взгляд,— ну представьте себе: малометражные квартиры, коридоры, бешено тесная компоновка...
фото Appassionata