Настроение сейчас - художественное
Я лежала на холодном, скользком, грязном пласте железа, который он называл операционным столом. Темная, родная, знакомая и близкая фигура нагнулась надо мной. Оружие блеснуло в свете люминесцентной лампы, освещающей моё тельце. Он почти нежно провел холодной рукой по моему цветному расшитому узорами брюшку. Медленно, нитка за ниткой, миг за мигом лезвие раскрывало мое брюшко. Я улыбалась. На миг он остановился, почти замер, словно засомневался в правильности своих действий. Но он не сомневался. Никогда. И не сейчас. Он делал все с осторожностью хирурга и аккуратностью педанта. Мертвое, тяжелое железо столкнулось с таким же мертвым и недружелюбным железом, произведя на свет мерзкий, пронзительный звук, обиды, ужаса и отчаяния. Его холодная рука медленно погрузились внутрь меня, вытаскивая на ослепляющий мир свет мою сущность. Я улыбалась. Он погладил меня по моей плюшевой голове. Он был доволен. Вся моя душа была вывалена на железный, грязный стол. В свете снова что-то холодно и ярко блеснуло. Я почувствовала злое жало иглы медленно впивающейся мое тело, чей черный хвост неровно и нервно сцеплял некоторые, цветные нитки моего растерзанного скальпелем брюшка, не пытаясь соединить, а делая вид, что соединяет в единое целое то, что уже никогда не будет единым целым. Я улыбалась. Снова, звонкий, тонкий, высокий и такой же мерзкий звук железа о железо оглушил миг. Я улыбалась. Подушечками пальцев он нежно, почти с благоговением ощупал шов. Взял мена на руки и обнял. Он улыбнулся. Черная нитка посреди моего тела стала медленно приобретать цвета моего расшитого и теперь уже зашитого брюшка. Он ощупал меня еще раз, пристально посмотрел и снова положил на скользкую, блестящую поверхность грязного стола. Он был не доволен. Он что-то взял в руки. Что-то что не блестело на свету. Ржавые портные ножницы. На этот раз он делал все нервно, раздраженно, пытаясь сделать все как было. Остриё бывшие когда-то острым, беспощадно рвало все еще черную нить, но уже моей плоти. Раздернув настежь моё брюшко, он стал складывать обратно мою душу, мой поролон вперемежку с не моей грязью железного стола. Я улыбалась. Он все делал с быстротой ребенка убирающего осколки разбитой им маминой вазы, и с тщательностью, уборщицы какой-нибудь старой, грязной, вокзальной забегаловки. Он быстро сшил мои распустившиеся ошмётки, из всех сил стараясь цеплять нитью самые крепкие кусочки моего брюшка. Все кончилось. Он был не очень доволен результатом, взял меня на руки, снова обнял. Посмотрел на меня.
- Пока и так сойдет… а когда надо будет - скальпель всегда под рукой.
Он улыбнулся. Я улыбалась, улыбалась, улыбалась, улыбалась… хотя хотелось тихо умереть. В моих глазах читалось:
- Поставь мне молнию…
