Я – твой ангел-хранитель. Я всегда следую за тобой, где бы ты ни была, немного правее и ниже на пару сантиметров.
Я дан тебе еще со времен твоего зачатия, и буду с тобой еще долго после смерти. Мы вместе навечно, потому что когда ты умрешь, мы сольемся воедино. Я знаю, куда ты пойдешь, еще до того, как ты занесешь правую ногу, чтобы потом шагнуть левой. Я знаю всю твою жизнь, во всех ее возможных и невозможных красках и предполагаемых событиях. Все, кроме мыслей твоих, у меня как на ладонях.
Но жизнь твоя глупа и бессмысленна. Даже я теряюсь, ломаю голову и начинаю злобно шипеть, не понимая твою логику.

Ну что ж, начнем. Тебе шестнадцать лет. Ты прозябаешь в дерьмовой школе, чтобы потом растрачивать себя в не менее дерьмовом институте. Ты – законченный нытик, вся закрылась в коконе некоммуникабельности и язвительности, как жалкий-жалкий клещ. Ну, я-то знаю? Ты ждешь своего принца на белом коне. Правда, ожидание это неестественно, будто по инерции, по привычке, вяло, потому что ты сама ничего делать не хочешь для своего счастья. Ты просто сидишь и ждешь, когда же прольется золотой дождь.

Каждое утро ты смотришь в зеркало и видишь свое бледное, круглое лицо, обрамленное жидкими волосами. Они тонкие и слабые, потмоу что ты их очень часто моешь.
День кончился, но только для того, чтобы уступить дорогу следующему. И так - неделя за неделей, месяц за месяцем, и год, второй, третий - пролетают. Время тянется, перестает быть чем-то незначительным, как когда тебе семь. Время становится песком – и ты чувствуешь, как оно вместе с жизнью утекает сквозь пальцы, ощущаешь каждую крупицу его. Иногда тебе кажется, что оно вообще остановилось, превратилось в тупую смену событий и движение стрелок часов по замкнутому кругу.

Ничтожный ты человек, человечек, человечишка. Мне было бы тебя жаль, если бы я умел испытывать сочувствие. Ты была бы мне противна, если бы мне была знакома ненависть.

Мне обидно смотреть, как симпатичная, неглупая девушка рыдает в подушку, покусывая наволочки. Выхода нет – потому что любой возможный тебя не устраивает.
Чтобы забыть об этом, ты пьешь и мешаешь алкаголь с триганом, много и не закусывая. Затем ползешь к телевизору поближе, роняешь голову на деревянную ручку, немного плачешь и засыпаешь. Понедельник, Среда, Пятница и Суббота – это некие Дни Слабости, которые ты обязательно празднуешь, обязательно в одиночку. И плачешь ты почти по расписанию. Твоя жизнь серая, скучная, все ровно и славно, по полочкам, в полном порядке. Не жизнь, даже не существование, это – выживание, которое тяготит тебя. Но ты не хочешь умирать, точнее, хочешь, но боишься до дрожи в коленках. А потом оправдаешь это все злобой на весь мир, который от тебя отвернулся, слишком часто он напарывался на острые колючки.

Знаешь, когда больно, то люди действуют как ежики. Те, кто любят, сворачиваются клубочком, животиками друг к другу. Те, кто ненавидит - сжимаются в клубок в одиночку, и иногда пребольно укалывают тех, кто хочет составить им пару и свернуться вместе, раня в самое нежное и слабое место... и даже этого не замечают.

Ты много куришь, для твоего возраста - непозволительно много. И вздыхаешь, видя, как морщины на лбу становятся отчетливей, а кожа все хуже и хуже. Ты чахнешь.

Ты любишь, и не можешь себе этого простить. Нет чтобы просто взять и написать...

Хотя, я лишь сотрясаю воздух. Мы оба знаем, что ты не станешь этого делать. Ну конечно, ведь жалеть себя куда удобнее. Я тебя не осуждаю, я не умею чувствовать. К счастью.

Руки сами требуют плоти под собой, и жаждут ответной реакции от чужой кожи. Но ты лишь глубоко вдыхаешь сочный солнечный воздух, который прокрался в твою комнату.
Но вдруг твое лицо резко меняется. Даже туннели твоих глаз начинает заливать слезами. Что такое? Что с тобой?
Я с остервенением бьюсь в твой разум, пока не нахожу ответ в твоих влажных потухших зрачках.

Какая же ты зацикленная!

(точку ставить рано)