Это случилось в одном простом провинциальном городке на пять улиц, где была одна школа, одна больница и два забора – один в ста шагах от другого. Эти заборы делили город на две неравные части. Одна часть города была яркая и цветная, и домики там были яркие, цветные, и все важные здания, кроме школы и нескольких домов да психиатрической лечебницы, и там жили веселые белые люди, не знавшие горя и психических болезней. Школа находилась между двумя заборами, и слева она была яркая и бело-желтая, а справа – обесцвеченная, равно как и забор слева был ярко-зеленый и блистал на солнышке, а правый был весь ржавый. Пять домов, речка и психиатрическая лечебница были погружены в вечную сепию. И люди жили там сепийные, и их предки когда-то жили в психиатрической клинике, которая и ныне никогда не пустовала, и были это мрачные, злые, но по-своему счастливые люди.
Небо тоже делилось – то ярко-голубое, то дождливое, словом, совершенно обычное с одной стороны, и всегда – во власти сепии, и всегда в тучах. И прямо перед входом в сепийную часть города стояла странная деревянная (а может, и не деревянная, никто не проверял) мужская фигура, но вместо головы у нее была буро-красная, цвета запекшейся крови, пирамида.
Люди из разных частей города никогда не пересекались (по мере возможностей).
Но однажды осенью речка ни с того ни с сего начала выходить из берегов, и бурую листву смыло в Светлый Город. Бурые тучи начали наползать на бескрайне синее небо, накрапывающий дождь обесцвечивал все вокруг…. Мрачные бесцветные люди вцеплялись в забор и выли, когда веселые цветные люди выбрасывали обесцвеченные вещи на границу.

Дети же сидели в школе и ни о чем не подозревали. В этой школе училась одна девочка Хелен, и у нее был отец – учитель математики, и звали его Эдвард. И были они из Светлого Города. И вот, когда река начала заливать город, прижав людей из Темного Города к забору, школа тоже начала погружаться в сепию. Люди из Светлого Города вбегали в школу, забирая своих детей, а дети из Темного Города плакали. Но Хелен и Эдвард ничего об этом не знали, потому что Эдвард объяснял Хелен урок. А потом стало темно, а когда Хелен открыла глаза, она увидела, что находится в классе по химии, в полном одиночестве. И все было, точно грязным покрывалом тяжелых жирных гардин, покрыто паутиной сепии, все было теплым и дышало жизнью детей, обреченных на аборт. Когда Хелен встала и сделала пару шагов, она услышала, что каждый ее шаг сопровождается влажным чмоканьем, будто давишь ногами пол, устланный тараканами. Она крикнула:
- Папа?
Но никто не откликнулся, лишь что-то било по водопроводным трубам, и где-то капала вода. Не было освещения, но не было темно. Девочка посмотрела на свои руки, и увидела, что они медленно погружаются в сепию, как будто раствор проявляется на лакмусовой бумажке. Хелен выглянула в окно – и ахнула: сепия остановилась перед забором светлого города, а вся территория Границы была обесцвечена.
Девочка заплакала и бросилась бежать вон из класса, в учительскую, но лестница стала необыкновенно крутой, а стены были вымазаны уже запекшейся кровью. Не переставая плакать, Хелен побежала на третий этаж (она и сама не понимала, зачем бежит туда, ведь ей нужно было на нулевой), и оказалась на нулевом.
- Папа?!
Раздалось влажное чмоканье, и девочка увидела странное существо…. это была ожившая фигура, что стояла у входа в Темный Город. Фигура жутко стонала, и пыталась снять с себя бурую верхушку, но у не этого не получалось. В муках чудовище прошло мимо Хелен, и рев и лязг еще долго раздавались в коридоре, но они не давали эха.
Стряхнув с себя оцепенение, девочка побежала в учительскую. Вбежав туда, она увидела, что учительская стала комнатой ее папы…. Он собирал вещи, а вместо разбитого трюмо была повешена картина скульптуры, той самой, что она только что видела в коридоре. Отец, все еще цветной, поднял свои голубые глаза на дочь, но увидел вместо нее ребенка Темного Города. Он молча (хотя было видно, что он вне себя от страха) забежал в свою красную машину, торчащую из окна, и, взвизгнув тормозами, уехал.
Девочка снова заплакала, и учительская тем временем покрылась сепией. Поняв, что терять ей больше нечего, Хелен вышла через разбитое окно. Вода уже куда-то ушла, но земля была покрыта жирным слоем сепии…. С одной стороны стонали умирающие люди Темного Города, да стоял постамент фигуры, с надписью «Единый». С другой стороны люди Светлого Города стояли, вцепившись руками в свой ярко-зеленый забор, блещущий под ярко-синим небом, и они что-то громко кричали, но Хелен уже не могла понять их. Люди одной стороны умирали, а люди другой стороны медленно отходили – они скоро отодвинут границы, еще одним забором, и построят новую школу…. Возле школы лежали трупы сепийных детей – наверное, Хелен теперь была последним ребенком Темного Города.
Она подошла к забору, увидев отца. Но когда от кончиков ее пальцев до забора осталось буквально два сантиметра, она поняла, что дальше нельзя, и ее мысли наполнились смутно мерцающими в кромешной тьме образами, и девочка погрузилась в тьму сепии.
Она ушла обратно в школу. В раздевалке ее ждал Единый. Он уже снял с себя жуткий шлем, сжимавший его голову. Он тоже был сепийным, но его глаза были голубые, как небо над светлым городом. Он обнял девочку, посадил ее к себе на колени.
- Забор не пропустит безумие,- сказал он своим глубоким и нежным голосом. Держа ее на руках, он принес ее в медкабинет. Там он сел на койку, и Хелен еще долго плакала ему в теплое и влажное плечо.
А утром они уже не проснулись…