В один выходной день, когда мы с отцом сидели в космолете, он похлопал меня по плечу и произнес:

– Теперь я с уверенностью могу сказать, что мне не чему тебя учить по английскому. Я передал тебе все, что знал сам.

– Thank you [10], – поблагодарила я и со спокойной совестью отправилась все забывать.

Выходя из корабля, я вновь увидела Лиру, шмыгнувшую прочь. Я теперь не бегала за ней, и она окончательно обнаглела. Я ничего не могла поделать и терпеливо ждала развязки, хотя, клянусь Нурити, я была отнюдь не терпеливой. "Что же ей нужно?" – только и подумала я меланхолично. Ответ пришел вечером.

Мы сидели за ужином в столовой, когда в дверь постучали. Мама промокнула губы салфеткой и привстала, чтобы пойти открыть, но Лира, опередив ее, вскочила и бросилась к дверям, словно почувствовала, что пришел именно Гоша. Да, это был Гоша. Я искоса посмотрела на Офелию, та опустила ресницы. Я догадывалась о влюбленности Гоши и Офелии, но все знали точно о любви Лиры к Гоше, потому что она не умела скрывать своих чувств и вела себя как ребенок. Впрочем, она и была ребенком. (К слову сказать, любовь ее длилась не более полугода).

– О, – вскричала она радостно, ужасно волнуясь, – hello! I am so glad to see you! [11] – она суетилась, – Come in, please. [12]

Отец в изумлении отложил ложку.

– Лира, – вскричал он, – что ты сказала?

Папа, конечно, интересовался не тем, что она сказала, а как она сказала. Лира покраснела. Ага, ясно, почему всегда, когда я находилась с отцом в космолете, сестра крутилась рядом. Я решила, что Лира красуется перед Гошей, возможно, что так, но позже она часто, когда волновалась, на английский.

Мне было не смешно, я задыхалась от злости. Признаюсь, она лучше меня усвоила язык, но не потому что этого хотела, а потому что его учила я. Она (как же!) не могла себе позволить быть ниже меня. Лирка соперничала со мной даже в нелепостях и мелочах и всячески вредила, и я, признаюсь, платила той же монетой.

Гоша присел с нами за стол. Отец отрезал ему кусок пирога и налил солвича.

– Я зашел сказать, что Глоша завтра не сможет пойти в Дом Знаний. И еще, – он почему-то смутился, – я приглашаю вас завтра на мой день рождения. – Гоша смотрел на Офелию.

– Fine! Agreed! [13] – закричала Лирка, хотя ее об этом никто не просил. Гоша, попрощавшись, ушел.



На следующий день я сидела за партой в гордом одиночестве. Учебный день проходил немного скучновато без заводной Глоши. Да, пожалуй, день прошел бы скучно, если не то, что произошло на перемене между предпоследним и последним уроками.

Ко мне подошел Симут со своей наглой ухмылочкой. Я внутренне подобралась и сощурила глаза. Симут встал напротив и протянул:

– Ну что, дочь вонючего сыса[14]...

Все во мне внутри вспыхнуло и натянулось как струна.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что твой отец – вонючий сыс, – отчетливо повторил Симут.

Я бросилась на него, и мы покатились по полу, тузя друг друга.

На счастье Симута нас быстро разняли, иначе я избила бы его. Возможно, он был сильнее меня, но ярость во мне была столь велика, что наши шансы уравновешивались.

Нас живенько доставили к Толстому Бому, то бишь директору, который потребовал живенько доставить к нему к тому же наших отцов. Тем временем директор вперил на меня и Симута взор, который (как ему, наверное, казалось) прожигал нас насквозь. На меня это не действовало. Я вообще-то бессовестный и наглый ребенок, несмотря на то, что родители пытались сделать из меня обратное.

Я стояла, размазывая по лицу слезы ярости и кровь из носа, когда робко, боком вошел отец Симута. Следом показался и мой. При виде них Бом оживился и перестал лицезреть меня и Симута.

– Итак, что же делать с этими хулиганами? – важно и строго спросил толстый директор.

– Она первая полезла драться! – закричал Симут.

– Это правда?

– Да, – ответила я.

– Я могу исключить тебя. У нас тут не дом боев! Как ты посмела!

– Но вы не спросили, почему она стала драться, – возмутился отец.

– Не имеет значения. Хорошо. Ну и почему?

Я немного замешкалась.

– Он назвал моего отца вонючим сысом, – медленно, сдерживая ярость, произнесла я.

– А что, не правда? – нахально заявил отец Симута.

Я посмотрел на него: неопрятный в драном хитиле нуритянин с куцей бороденкой, видимо, благосклонность родителей Катруни на него особо не распространялась. Разве мой папа виноват, что отец Симута нищий, что у того нет работы; виноват, что он сам богатый?

– А разве Вам нравится быть нищим? Разве Вы не хотите быть "сысом"? – выпалила я.

Отец Симута отвернулся от моего горящего взгляда. Ему нечего было сказать.

Меня и Симута выставили за дверь, покуда директор разговаривал с нашими отцами. Мы стояли, ожидая своей очереди, обменивались друг с другом уничтожающими взглядами. До большего не дошло, родителей выпустили, и они ушли, а нас вновь завели в кабинет Бома.

Директор открыл рот, и полились нескончаемым потоком его нудные нотации. Продолжал он долго. Сначала я терпеливо впускала все в одно ухо, выпускала – в другое. Потом я устала. Я стояла и думала, что Офелия уже ждет меня, ведь урок довольно давно кончился. К тому же я измаялась, хотела домой и хотела есть. Я не чувствовала себя виноватой, и если Толстому Бому приспичило поупражняться в красноречии, то пусть репетирует на Симуте. Я не выдержала и прервала директора:

– Можно идти? – словно он уже закончил.

Бом смолк и в изумлении посмотрел на меня. Его челюсть со щелчком отвалилась на могучую грудь.

– Спасибо, – нахально улыбнулась я и аккуратно закрыла за собой дверь. Улыбка сразу же слетела с лица. Зануда! Если ему нравится читать нотации, пусть встанет дома около зеркала или перед женой и декламирует. Небось, жена тут же треснет ему кастрюлей по мозгам. От такой картины мой рот расплылся в широкой улыбке. О Нурити, подумала я о себе, какая ты кровожадная девочка.

Возле Дома Знаний Офелии не оказалось. Ну конечно же, она предупреждала меня вчера, что пойдет за подарком для Гоши. Это для меня было к лучшему, потому что сейчас я не желала видеть никого и не хотела слушать никаких слов утешения, хотя бы даже и от Офелии. Я побрела домой. Настроение было отвратительное. Мне душила обида, что я так мало успела врезать Симуту. А представляю, какой разгоняй устроит мне дома мать, у нее совсем другие принципы, чем у отца. Скажет, что надо было не обращать внимания на глупости и уйти с достоинством. Легко говорить, а меня, как вспомню, всю дрожь ярости пробирает. Вдобавок ко всему меня теперь уж наверняка выгонят из Дома Знаний. Наверное, я все-таки излишне было хамить директору. С другой стороны, он сам виноват. Короче, я ни о чем не жалела и если пришлось бы повторить, сделала бы тоже самое. Мы богатые, может, все обойдется крупным штрафом за нарушение правил Дома Знаний.

Я брела, погруженная в свои мысли, не обращая ни на что внимания. Случайные прохожие оглядывались на меня. Я совсем забыла о запекшейся крови на моем лице. Почти на подходе к дому я споткнулась о камень и чуть не упала в кювет. На помощь пришла чья-то рука, схватившая меня за локоть. Я была настолько отрешена ото всего, что не испугалась. Я машинально заглянула в кювет и отступила на шаг: свалившись туда, я могла сломать себе руку или ногу. Я пробормотала благодарность и взглянула на спасителя. Его лицо скрывала тряпка с прорезями для глаз. Такую маску носили отверженные или скрывающиеся преступники. Я отшатнулась, но не от брезгливости или презрения, а скорее импульсивно. Ничего подобного я не чувствовала, хотя с раннего детства была приучена избегать отверженных. Мне стало стыдно, желтые глаза бедняги грустно смотрели на меня. А может, мне показалось. Неожиданно для себя я с жаром схватила его за руку и еще раз поблагодарила. О Нурити, если бы увидели это, все отвернулись бы от меня, даже родители. Словно прочитав мои мысли, отверженный освободил руку.

– Спасибо тебе, девочка, – глухо прозвучал его голос из-под тряпки, – я испугался, что ты предпочтешь сломать шею, чем то, чтобы я коснулся тебя.

Он был прав. Весь остальной мир, в том числе и я, предпочли бы изувечиться, чем дотронуться до отверженного. Не знаю, что на меня нашло. Говорить с ним было выше моих предрассудков. Я уже достаточно натворила за день. Я ничего не ответила и направилась к дому. По дороге заметила стража законов. Может, он ищет моего отверженного, подумала я и пошла дальше.

Дома меня встретила улыбающаяся Лира, и я сразу поняла, что-то случилось плохое, в чем сразу убедилась по расстроенному лицу матери, вышедшей меня встречать.

– Что произошло? – спросила я и тревожно бросила взгляд на подоконник холла, куда вчера с Офелией переставили цветы-нурити из своей комнаты, чтобы проще было выносить их в сад. Предчувствие меня не обмануло: цветы были изломаны.

– Это ты сделала? Я тебя предупреждала?! – заорала я. Ухмылявшееся лицо Лирки вытянулось – она испугалась.

Мать меня остановила:

– Это солдаты Хадашаха. Цветы-нурити отныне запрещено сажать под страхом смертной казни.

Тихо ойкнула только что вошедшая Офелия:

– У Гоши их целый палисадник!

– Зачем нужно убивать цветы! – воскликнула я. – Это же глупо.

– Не смей так говорить о решении нашего правителя, – строго сказала мать.

Обида из-за Симута и потерянного цветка сделала свое дело: я разревелась, как маленькая.

– Зачем они убили маленький цветочек, – произнесла я. Я не представляла, что так привязалась к нему: он был не просто хранителем дома – он был живым. Мать обняла меня успокаивая. Все копошились вокруг меня, утешая, даже Лирка. Мама отвела меня в комнату, вытерла лицо, поцеловала и молча вышла. Опечаленная, она ничего не сказала и не обратила внимания на испачканную физиономию и разорванный хитил. Полежав немного, я переоделась, сунула порванную одежду под кровать и тихо скользнула вниз.

В холле было тихо. В зале разговаривали мать и Лира. У окна холла стояла Офелия, коралловые волосы скрывали лицо. Я подошла и коснулась нее. Когда сестра откинула пряди волос, я увидела, что она плачет.

– Он был таким милым и хорошим, – всхлипнула она, взглянув на меня большими глазами.

Мне стало стыдно. Я оказалась мелкой эгоисткой. Пока все крутились вокруг меня, утешая и лаская, никто не подумал об Офелии.

– Не плачь, – сказала я, – а то пойдешь к Гоше с красными глазами. Хочешь, я тебе сделаю "корону"?

Офелия поспешно утерла слезы и кивнула головой.

Прическа "корона" представляла собой замысловатую косу, уложенную вокруг темени, а остальные свободные пряди волос локонами спускались на плечи.

"Корона" очень шла Офелии, а воздушный розовый хитил – к ее волосам. Спустившаяся с детской Лира, завидев Офелию, завистливо надула щеки. Она не прочь была иметь "корону" на голове, но я одна умела ее делать. Лире пришлось удовольствоваться хвостом. На младшей сестре был голубой хитил, шедший ее волосам, утянутый желтым пояском под цвет ее глаз. На голове сидела желтая шляпка. У Лиры был вкус, и я назло надела зеленый хитил и серо-синий пояс и игнорировала шляпку.

Мать всплеснула руками, но я быстро шмыгнула за дверь.
___________________________________
10] – спасибо (англ.)

[11] – привет! Как я рада тебя видеть!(англ.)

[12] – Входи, пожалуйста. (англ.)

[13] – Прекрасно! Я согласна! (англ.)

[14] сыс – ругательное слово, означавшее "богач"

[15] липпе – что-то вроде нуритянских леших, водяных