Песочная картина мира или
Фрактальность комплексных социальных систем

Задумывались ли вы о сложности нашего мира? Каждая деталь в нем, даже самая простая, например, карандаш — состоит из сложнейших элементов, упорядоченных поистине волшебным образом. Сотни тысяч маленьких атомов сцеплены друг с другом под влиянием некой сдерживающей силы (и даже комплекса сил). Все это великолепие находится в постоянном движении, столь же неутомимом, сколь само время. И лишь из-за удаленности нашего взгляда — его слабости — мы не способны видеть всю картину целиком, довольствуясь лишь некими цельными формами. Мы видим карандаш единым целым, мы сличаем песок как поверхность, воду как жидкость — для нашего сознания это гештальты (структуры), цельные и значащие больше, чем сумма их частей. Ведь мы дышим воздухом, пьем воду — но не пьем отдельно водород и кислород, примеси хлора, железа и т. д.

Данное свойство восприятия — его привязанность к цельным структурам — одновременно и наше богатство, и наша бедность. Каждая из этих структур связана со смыслом и материей — привносит в нашу жизнь чувства, мысли и состояния. Но мы зачастую пренебрегаем сложностью системы, принимая её за простую форму. И если в специализированных науках учатся преодолевать это допущение, то в своих мыслях (даже бытовых) мы настолько увязли в гештальтах, что уже не можем просто так взаимодействовать с миром не как с сущностью, а как с комплексной системой. Конечно, задумываясь о том, что мир намного сложнее и грациознее, чем нам видится — мы как бы сталкиваемся с возможностью понять огромный масштаб мира — но невозможно поддерживать мысль о сложности и громадных объемах долго — наше сознание для этого недостаточно мощная система. Если не верите, попробуйте одновременно видеть свой стол как молекулярную структуру и понимать его как временный процесс. Теперь представьте себе два стола. Три стола, семь столов, тридцать.

Однако сейчас нас будет интересовать не столько мир вещей, сколько мир идей и представлений. Мы можем понять стол как структуру, потому что мы обладаем достаточно точными измерителями для этого, а также потому, что структура его сколь бы малых размеров она ни была, все-таки измерима. Но как быть с понятиями, идеями, концепциями, отношениями?

Возьмем, к примеру, самопонимание человека. Помимо того, что человек растянут во времени, то есть непрерывно меняется, человек также представляет собой отношение — или даже комплекс отношений — к самому себе, другим людям, состояниям, идеям. Я — это то, что я о себе думаю, как я к себе отношусь. Это отношение складывается из набора социальных и психологических паттернов, которые принято называть ролями. Уникальное расположение паттернов, их размер и вес — формируют ритмико-мелодический рисунок того, что мы привыкли называть своим Я. Но зачастую мы относимся к себе как к некой единственной роли (пусть и меняющейся с течением времени), а не как к колоде ролей. Мы говорим: «Я люблю это», «Я ненавижу то» - в действительности же эти отношения характерны только для некой модели сложной комплексной системы ролей и взаимодействий между ними. Именно поэтому можно одновременно ценить и презирать одно и то же в разных модальностях.

Теперь усложним систему. Представим себе взаимоотношения двух людей. Наше ориентированное на гештальты сознание утверждает, что это связь между двумя формами, представим их в виде точек. Но принимая во внимание вышеуказанную концепцию — это отношение будет выражением отношений между моделями, наборами ролей — как если бы общались не люди, а гардеробы, в которых лежат сложные костюмы этих людей, по какому-то стечению обстоятельств наделенные сознанием — и мета-сознанием — душой.

Конечно же положение ролей-паттернов внутри наших личностей (и наших личностей внутри души) — это довольно самоподобная система, поскольку комплекс ролей так или иначе связан с некой единой временной линией — нашей жизненной историей, нашим нарративом. Весьма необычным является такая ситуация, когда в человеке могут стабильно существовать существенно отличающиеся друг от друга паттерны его Я.

Однако если отношения складываются между двумя группами людей — все становится ощутимо сложнее. Это уже не две точки — это две группы точек, объединенные некой гравитационной силой — влиянием лидеров группы, волей участников или некой внешней силой. Однако взаимодействие происходит не между этими группами как цельными сущностями — оно происходит между конкретными участниками групп — точками. Даже если точка выражает единое мнение всех участников группы — это не совсем так, ведь при самом незначительном личном воздействии транслятора мнения — оно искажается, отражаясь в его уникальном рисунке паттернов его собственного Я, каждое из которых состоит из других паттернов — опыта восприятия и понимания.

Такое взаиморасположение структур принято называть фрактальным, поскольку каждый его элемент подобен сам себе и более крупному (и мелкому) элементу некого другого объекта. Так лист папоротника представляет собой подобие одного листка, а камень строится точно так же, как и гора. В социальном мире это правило должно бы выполняться эквивалентно, но есть один нюанс — если в физическом мире сложность структуры является константой, а увеличение паттерна происходит пропорционально некому коэффиценту, то в социальном мире сложность увеличивается геометрически с увеличением субъектов взаимодействия. Так правила, применимые для двух людей уже перестают быть правилами для трех и требуют существенной корректировки. Это подобно образованию связей в нейронах — подобно самоорганизующейся сети, в которую постоянно добавляют новые части и столь же постоянно дробят старые, так как наличие новых паттернов вызывает усложнение старых.

А теперь представьте сколь должна быть сложна такая система как школьный класс, в котором вроде как существует всего две роли — учителя и ученика, слитого воедино из суммы всех школьников. И сколь сложно управление такой системой в действительности, когда для каждого ученика учитель должен вырабатывать свое правило взаимодействия и при этом избегать искушения создавать микрогруппы (без организации внутреннего управления в них). Учителю проще оперировать стереотипами, раздав ученикам определенные роли — ботаника, хулигана, помощника, провокатора, серой массы. Это упрощение не берет в рассчет особенности комплексных систем, требующих умелой работы с паттернами личности учеников, умения собрать их воедино и разобрать уже существующие шаблоны для их оптимизации под учебные цели. Конечно, было бы проще продублировать процесс обучения в классе внутри каждого ученика или небольшой группы учеников, создав внутреннего учителя для каждого комплекса, но сложность состоит в единовременности обучения школькник разной степени подготовки. Так более заинтересованные и способные к обучению (других) — сидят в тех же классах и обязаны воспринимать ту же линию программы, переходя из одного класса в другой, совершенно не занимаясь обучением менее успешных коллег или управлением их процессами.

А теперь представим себе еще более сложную систему — государство. Оно представляется нам состоящим из неких монолитных структур — институтов, но как мы понимаем, каждый институт, каждый орган власти — не цельная, а комплексная позиция — некий уникальный рисунок социальных взаимоотношений между сложно организованными социальными ролями. Власть, настроенная на объект-ориентированный подход к своей работе будет заведомо манипулятивной и негибкой, в то время как паттерн-ориентированная фрактальная система сможет проявлять большую вариативность, освободившись (частично) от контрольных функций.

Возможно не вполне понятно, как это возможно в условиях массовости социальных отношений — все же государство имеет дело с народом, а не набором школьников. Но что такое народ, как не набор отдельных людей, связанных между собой по самоподобным моделям?