[502x700] Настроение сейчас - дикое)))

 1.

Амина очнулась. Сон ли это был, или просто странное тревожное забытье, когда в голове ни одной мысли, и темнота внешняя погружает тебя в темноту разума. Она все так же сидела связанная в углу странной хижины, куда ее кинули. Никогда в таких не бывала.

Варвар — там, снаружи. Кажется, она различает его голос. Не понимает ни слова, но весь ее мир теперь вращается вокруг этой орбиты — голоса, кроме которого она ничего не слышала несколько дней и, видимо, больше не услышит.

Она может его даже не узнать внешне. Все они, варвары — такие. Светловолосые, с одинаковой до плеч длиной, мощные, и очень свирепые. При них всегда острое оружие, которым они пользуются, не задумываясь. Потроша человека — как куропатку. Ничего человеческого им не ведомо, этим человекоподобным животным. В их глазах лед. Они — хищники, для которых люди — просто мясо.

И она. Да, теперь она. Тоже. Неужели ее съедят?

Этот голос. Отрывистый, лающий. Наверное, она и правда даже не узнает его. Она почти сутки видела только его ноги, ничего не различая в бешеной скачке по долинам. А когда пыталась вглядеться в лицо, все плыло от ужаса. С того момента, как он там, еще дома, замахнулся своим клинком на маму с младшим братом.

Что было дальше? Она не знает. Ее подхватило и унесло. От дома.

Дом. Нету у нее больше дома? Или это скоро ее - не будет? У ее дома. И вообще.

Что там осталось?

Она слышала о них в своем селении. Они пришли с севера, одетые в звериные шкуры. Они приплыли на огромных лодках из дальних недружелюбных земель. Они пришли грабить их щедрую добрую теплую землю. Они звались Викингами.

Они нападали на селения, затерявшиеся в густых лесах и уютных долинах рек, и брали что хотели, а остальное — уничтожали.

Что хотели. Теперь они захотели — её.

Она слышала страшны сказания о них. Но разве думала когда-нибудь, что попадет в эти страшные сказки - сама?

Ей не хотелось думать, что с ней случилось такое. Ей вообще не хотелось теперь думать.

Кажется выгорели внутри все эмоции, пока ее везли сюда долгих несколько дней, перекинутую через спину лошади. Она плакала, потом теряла сознание, умирала, вырывалась, молилась. Умоляла того, кто не знает ее языка, впадала в ярость, пугалась, и снова рьяно сопротивлялась — словно в последний раз.

Пока ни уперлась в тот факт, что от нее ничег, вообще ничего не зависит. С ней сделают то, что решили.

Напоследок она укусила руку. Этот огромный кулак, который рванул ее за волосы, подчиняя своей воле. Она прокусила его до крови.

И все. Поняла, что все — бессмысленно. Все это скоро кончится, наверное.

Хижина была устлана соломой. Она чувствовала этот запах. А когда дверь отворялась в последний раз, и варвар выходил прочь, она увидела просторную горсть шкур, набросанных на пол. Дикари.

Ей хотелось потерять сознание. Совсем. Но никак не получалось.

А потом — получилось.

* * *

Она проснулась от того, что варвар ткнул ее ногой и кинул кусок хлеба. Он сказал что-то, но она не поняла. Она никогда не слышала ничего подобного раньше.

В хижине было тускло, но все же свет пробирался сквозь прорехи в стенах и потолке. Видно, наступило утро.

Открыв глаза после беззлобного — просто как обращение - пинка в бедро, она успела увидеть, как он, уже отвернувшись спиной, дернул вдогонку головой, и светлые волосы до плеч, свисавшие и волнистые на концах, взметнулись и укрыли его шею.

Он показался ей огромным. И всемогущим - как природная стихия, от которой никуда не скрыться.

Она подобрала хлеб, и стала жевать. Просто потому, что ей приказали. Она не испытывала ни голода, ни вкуса, ни насыщения. Просто это все, что было понятно сейчас: есть.

И еще это был повод не смотреть на него.

Он прошел по хижине, уселся на шкуры. И повернулся к ней лицом, густо покрытым волосами. На виду — только глаза. Прозрачные, как кусочки льда. Которые прицелились к ней, стараясь заморозить.

Он оказался достаточно молодым. Его бесстрастность напомнила ей все, что она слышала о варварах. Он откусил хлеб. И начал жевать так, как не живал на ее памяти ни один живой человек. Если б мертвецы — ели, они, пожалуй, делали бы это именно так.

Потом он отхлебнул из большой кружи. И это движение как-то оживило его.

• Ингвар! - проревел кто-то с улицы. Он встрепенулся, энергично вскочил на ноги, отвесил ей тяжелый, неподъемный взгляд сверху вниз, что-то утверждающих, и исчез за дверью.

… заморозив ее, полностью обездвижив. Остановилось даже жевание.

* * *

Спустя время, которое застывало порой, он пришел снова. Развязал ее.

Когда она очутилась на ногах, все конечности пронзила небывалая боль. Она уже, было, попрощалась с ними. Поторопилась.

Вскоре она поняла, куда он ведет ее. И на миг испытала даже краткий момент благодарности.

Потом поняла, что благодарить - не за что. Он попросту не хочет, чтоб она осквернила своей человечностью его жилище. Потому и вывел.

Но предварительно он провел ее почти по всему селению, и показал, что стража — повсюду, и бежать — некуда. На нее таращились эти чужеземцы, и на мгновение она испытала облегчение, что она тут — в его распоряжении, а не совсем одна.

Потом отвел к отвесному горному склону, впустил в углубление и остался на входе, преграждая путь назад.

Делать было нечего. Осталось только справить нужду, и выйти обратно. К своему хозяину. Который всегда насторожен.

И мотивы которого совсем не ясны.

Что он собирается делать дальше?

Амина слышала рассказы в своей общине, что мужчины способны больно обижать женщин. Чужаки часто так делают. Они накидываются сразу, валят на землю, и потом, если перетерпишь, бывает, даже отпускают.

Правда, потом, бывает, понесешь. Дитя приблудное. Но куда деваться, на то ты и баба. Потерпишь, разбавишь новой кровью общину.

Но вот в чем соль: если б варвар хотел надругаться над ней, он, наверное, сделал бы это сразу. И бросил бы там.

Или в крайнем случае, отвез бы на какое-то расстояние, и бросил бы там.

Но зачем для этого везти почти день такую даль, в свое поселение? Что ж за неженка этот варвар?

Нет, он забрал ее не для этого. Наверное, он просто хочет принести ее в жертву своим богам. Чистой.

Этим ей удавалось себя успокоить. Потому как... она видела смерть: чаще всего это бывает - быстро. Особенно - если это делает варвар.

А вот про другое бабы говорили - больше терпеть придется. Это — медленная пытка. Еще и унизительная. И плохо очень после нее потом.

А еще потому, что... Она - видела смерть. Но она - никогда не видела мужского надругательства. Совсем. Да и представляла — очень расплывчато.

Точнее, видела издали. Когда ее увозили. Зоа так орала и билась, что лучше б уж закололи сразу. Пока чужестранец, огромный и грязный, безжалостно глумился над ней, грубо зажимая рот рукой, и задирая юбку. После такого, кажется, что уже убита, а тебе — еще жить. Издевка.

Она не хотела себе даже воли такой ценой. Может, потому Амина так билась поначалу, попав в плен — она хотела разозлить варвара. Чтоб все кончилось, не дойдя до того. Чтоб кончилось, не успев начаться.

И потому теперь она вздрагивала каждый раз, когда варвар приближался к ней. Огромный, с которым ей никогда не справиться. Вздрагивала, спрашивая себя: не пришел ли ее черед. Ей оставалось надеяться только на его богов. Что они привередливы в подаяниях.

...и отползать подальше в свой угол, чтоб он не споткнулся от нее, выходя. Бабы говорили, что мужчин легко спровоцировать на это. Все начинается как-будто ни с чего. И баба — она всегда в опасности. Когда рядом мужик, и некому защитить. И всегда сама виновата.

Они ж, мужики. Они не раздумывают. Так что хочешь быть в безопасности — хоронись. Доколи повезет.

* * *

Прошел день. Варвар так и не связал ее снова, но ее точно караулили снаружи. Она слышала голоса.

Это были разные голоса, но она всегда узнавала серди них один, когда он появлялся рядом. Кажется, он веселился с ними, справлялся у них о чем-то, иногда отдавал приказы.

А потом — заходил в дом. Топтался тут, и уходил прочь.

А между тем, близился вечер.

Чтоб заняться хоть чем-то, скоротать время и отвлечься, Амина потихоньку стала вылавливать в чужестранной белиберде повторяющиеся комбинации. Вслушиваться — что веселит этих голосов за дверью, а что — злит. Это было ее единственным развлечением за день.

А между тем вечер все приближался. Неотвратимо. И это навлекало на нее новые страхи, которые полезли из темных уголков пока еще освещенного дневными событиями сознания.

Варвар скоро придет. И останется.

* * *

И он действительно пришел. Скинул шкуру, и сел есть огромный кусок жареного мяса. Потом поднял на нее глаза, отломил часть, и протянул ей.

Не вставая. Он хотел, чтобы она сама подошла.

Амина качнула головой, отказываясь. И думая, что никогда еще ей не перепадал такой огромный кусок мяса. И так дурманяще пахнущий.

Он сновал дернул рукой, предлагая. Она - повторила немой отказ. Вдруг. Повинуясь порыву, встала, качнулась, оказалась рядом, и впилась в мясо зубами, даже не успев вырвать кусок из его руки. Как голодная хищница.

Кто тут хищник — тут можно было поспорить. А вот второе сравнение окаалось неоспоримым. Она глотала куски, не успевая прожевать, как будто в первый раз. Лишь через несколько мгновений оказалось, что ноги ее подогнулись на том месте, где она отняла кусок. И теперь она сидит рядом с врагом, и наслаждается, закатив глаза. Вскочив на ноги, она кинулась к противоположной стене, в свой угол. И развернувшись лицом к опасности. Увидела, как уже в полумраке он ухмыльнулся.

Потом встал, зажег огонь, снова сел, хлебнул из кружки, и снова протянул ей, не вставая.

Ну нет уж, второй раз она не пойдет. Пускай, вода, оставленная ей, закончилась давным давно.

Он снова дернул протянутой с кружкой рукой, предлагая. И еще. Она все отрицательно мотала головой, приходя в отчаяние. От того, что воля покидает ее вместе с чувством самосохранения.

С другой стороны, варвар за весь день не попытался обидеть ее.

С другой стороны, он враг, и нельзя об этом забывать. Она не видела, чтоб он причинил зло ее семье, но этого нельзя было исключать. Он, или те люди, что были с ним. Все они — враги. А он — предводитель. Врагов!

И ей до сих пор не ясно, каковы его намерения.

И все же, если он предлагает ей попить, почему она должна отказываться? Он просто кормит пленницу, верно? Чтоб она дожила до запланированной расправы. Сиюминутная гуманность — не подкуп. Кратковременное выживание — не измена!

И потом он же не вынуждает умолять его, как рабыню — нужно просто встать и подойти. И взять. Почему бы нет.

Ну вот, все просто. И в этот раз тоже обошлось.

Хотя в кружке — не вода. А что-то похожее на квас, только горчее.

* * *

Это она вчера была в таком шоке, что не почувствовала холода? И не заметила, что ночью заметно холодает. Теперь, когда наступила новая ночь, она в своем углу медленно замерзала.

Теперь она ждала, что он протянет ей шкуру с мехом. И она готова была ринуться за даром - не раздумывая.

Но он медлил. Хотя она не скрывала своего состояния, кутаясь в ошметки одежд. Он видел это, развалившись на мехах, опершись на противоположную стену, и насмешка пробегала в глазах. А может, это был отблеск от огня. Танцы огня в отражении льда.

Она молчала весь день. Он теперь - тоже молчал, видимо, смирившись с тем, что они все равно не поймут друг друга.

И тут вдруг — заговорил.

И она узнала это слово, когда он ударил себя в грудь. Самое частое, что слышала сегодня. Дальше можно было угадать.

...что это?

Он — спрашивает ее имя?

Разве у тех, от кого в скорости собираются избавиться, пустить в расход, спрашивают имя?

И тут она — запереживала. Потому что жить — продолжать - тут - она как-то совсем не рассчитывала.

То, что его зовут Ингвар, она уже поняла. И до сих пор не собиралась запоминать эту бесполезную информацию.

...пока не поняла, что она — полностью в его распоряжении, только его, и что видимо, это все закончится - не сразу.

Она произнесла свое имя.

Но голос — не слушался. Это даже получилось не с первого раза. Но все же случилось.

Он кивнул и вышел.

А когда вернулся, стал называть ее Мина. Или Минат. Совсем не так, как ее звали родные. Дома.

Она даже сама не смогла бы объяснить, как она поняла, что это он — позвал, ее! На столько неузнаваемо звучало ее имя, сказанное этим голосом, этим лицом.

Но пришлось смириться. Как и со всем прочим. Выучить не только его имя, но теперь — и свое тоже.

Дальше, за этим обращением, следовал неразличимый набор звуков. Но она хотябы выуживала в этой бескрайности, бездне ерунды то, что теперь звалось ее именем. И означало — обращение.

Ей оставалось лишь смотреть на варвара. И моргать.

* * *

Ингвару не понадобилось много времени, чтоб понять, что она не понимает ни слова. А сама на своем — говорить не хочет. И даже звать его по имени.

Иногда, он злился и даже порывался встряхнуть ее, чтоб заставить говорить. Пускай и сумятицу на ее языке. Но у нее появлялся такой ужас в глазах, что это каждый раз останавливало его. Это впервые в жизни сбивало его с толку. И гнало на воздух. В темноту уединения.

Как заставить деву сделать то, что она делала, когда он впервые увидел ее?

Потому - она здесь.

Потому он обнаружил ее, потом вернулся, пошел и забрал. Все потому.

И что, это все — зря?

Такой — испуганной, упрямой, закрытой, она ему даже не нравилась. И была совсем ни к чему.

* * *

Дикарь вернулся. Теперь он все сидел и смотрел.

А потом что-то сказал, шлепнул ладонью рядом с собой,

и лег.

Каким-то шестым чувством Амина поняла, что это было — приглашение.

Главное — что не приказ — смекнула она тут же. Это оставляло некоторую надежду. Хотя и подрубало уверенность в былой безопасности. Варвар не казался сегодня свирепым. Весь день. Но она не давала своей бдительности усыпиться. Просто сделала свои неутешительные...

...но где-то — довольно утешительные выводы.

Она ждала предложения и возможности согреться, но грезила о совсем другом! Она помнила: если ты баба — схоронись и не провоцируй дикаря. Он непредсказуем, и обманчив. Если ты баба — берегись.

Просто дай меховую шкуру!! Ну протяни! Снова! Чего тебе стоит! У тебя же их много! Не вели отрекаться от остатков своей воли ради простейших потребностей! - она впервые обращалась к нему прямо, пускай и мысленно.

Но он был неумолим. Лег, снова махнул - позвал.

Она снова и снова качнула головой, ощущая все больший прилив тревоги с прибавлением его настойчивости.

И вдруг он рассвирепел! Ни с того ни с сего! В один момент, одним прыжком оказался рядом, схватил ее и кинул на подстилку. Она испытала вспышку ужаса, который едва сумела прогнать за весь этот день. Парализующего, уничтожающего, сжигающего изнутри до тла ужаса. Вот он - неотвратимый хищник в облике человека. Он вернулся. И вместе с ним вернулся ужас. Его спутник.

Особенно когда он накрыл ее собой и начал силой разводить в стороны ее руки и ноги. Она издала вопль, и тот...

… нет, не напугал монстра. Но остановил, словно отрезвил.

Она видела таких людей в своем селении. Которые — не в себе. Но они были такими, когда пили напиток, который она никогда не пробовала. И сразу это у них не проходило.

А тут — мгновение — такой, мгновение — другой. И ведь ничего такого не пил.

Кроме того странного кваса, которым угощал ее.

А может, это оно и есть?

Хотя он не выглядит невменяемым. Теперь.

Однако она усвоила: может. И это может случиться в любой момент.

Он отстранился с чувством досады, откатил ее к стене. Фыркнул. Лег к ней лицом, обездвижил ее, закрыл глаза и замер.

Вскоре он спал. Она полежала рядом. Потихоньку успокаивая сердцебиение. Ей не оставалось теперь ничего, кроме как последовать его примеру. Уговорила себя довериться еще одной шаткой минуте безопасности, чтоб накопить сил и твердости для неизвестного «потом». Его сон несколько успокоил ее. А предыдущее происшествие отняло последние силы.

* * *

2.

Утром Амина проснулась одна. Еда была рядом — хлеб, вода, что-то из ягод и корней.

Рабовладелец — отсутствовал по своим неотложным варварским делам.

* * *

Весь день Варвар не появлялся. Где-то там вдали появлялся его голос, и исчезал, не приближаясь.

И даже к вечеру ее кормили и выводили ее «прогуляться» - чужие люди.

Лишь однажды он появился, наспех схватил что-то из кучи хлама, и унесся прочь, даже не подняв на нее взгляда.

И куда подевалась его вчерашняя разговорчивость? В плену оказалось так скучно, что она начинала тосковать даже по разговору на разных языках!  

*продолжение следует*