Неправленный кусочек.)
Черт, я начинаю сопереживать Г.г.
НАФИГ! 0_0



В эту ночь Аксину снился странный сон. Настолько странный, что утром он не мог точно ответить, что из прошедшей ночи было реальностью, а что – плодом его изумительного воображения, работающего в сговоре с больным подсознанием.
Его демон стоял в полу метре от него. Непривычно и пугающе близко… И проводил ножом по его обнаженной груди, с каким-то хладнокровным любопытством повторяя:
- А ну ка, посмотрим, что там у тебя внутри…
А потом он с силой надавил, вгоняя нож по рукоятку в его грудную клетку. Аксин отчетливо слышал, как трещат кости, оказавшиеся вдруг такими хрупкими под руками этого человека. И человека ли?.. Как с неприятным влажным звуком рвется плотная кожа под холодным лезвием…
- Откуда такие мысли, Аксин? Откуда в тебе столько боли?
И незнакомец продолжал вести руку с зажатым в ней ножом, вспарывая его тело от ямочки под шеей, между ключицами, до живота, склонив голову на бок и очевидно поглядывая на глубокую рану в его теле с непосредственной любознательностью.
- Я только загляну еще поглубже, Аксин…
А он, не чувствуя боли, пытливо вглядывался в лицо стоящего перед ним человека. И не видел ничего, кроме глубокой тьмы, поглощающей его взгляд…

Проснувшись, он первым делом кинул взгляд на окно. Он очень боялся опять увидеть там ночь… Но в окно стучалось белое облако. Густое, снежное, ветреное. За окном все сияло… Сияло солнце и снег, на сверкающей, застывшей корке которого оно отражалось. И казалось, что промерзлый насквозь воздух светится тоже…
Был день. Один из тех чудесных, легких и ярких дней, когда наивно хочется верить в то, что жизнь прекрасна. Но для Аксина она была прекрасна только на листе бумаги. Он помнил вчерашний уговор.
«Меня совсем ничего не удивляет. Забавно»… - Думал писатель, с трудом пытаясь найти в себе отголоски эмоций от происходящих в его жизни перемен.
Он так отвык думать о собственной жизни, что сейчас воспринимал ее, как одну из своих бесценных рукописей. Чрезвычайно скучная рукопись… Сам же он был ее героем. Таким же тусклым, серым и безынтересным. То ли дело – его персонажи. Созданные, выпестованные им создания. В них было все: жажда бытия, сила характера, обаяние, целеустремленность… У них была мечта. У них была жизнь, полная приключений, любви, красок и звуков. Все то, чем никогда не было окрашено его бесцветное существование. Он же ощущал себя не больше, чем проводником идей и слов… Когда на него снисходило вдохновение – он хватался за свое единственное оружие – ноутбук. Он растворялся в своих историях без остатка, пребывая в этой… а временами такой далекой ему реальности только лишь телом. Всей душой он жил ТАМ. Страдал, любил, погибал, возрождался, ненавидел. Все ТАМ. Он не знал, где это именно… Но он знал, что там его жизнь кипела, а мечты исполнялись. Там он был Богом. И небо там было такого цвета, каким он хотел его сделать, и у воды был совсем другой вкус. И деревья шумели по-особенному, и земля не имела притяжения. Там… Он был счастлив.
Здесь он был неудачником. Здесь он пил крепкий чай, а иногда сладкий ликер, чтобы расслабить извечно напряженный разум. Здесь был немой телефон, бессмысленный диск желтушной луны, замороженное солнце и огромные счета за интернет… И безликие толпы людей, которых он презирал. Здесь было неинтересно.
Поэтому он со спокойной совестью включил ноутбук, поставил на плиту старый эмалированный чайник и решил отречься от этого мира хотя бы… на какие-нибудь пару месяцев.

Обычно, после завершения очередного шедевриального произведения, Аксину требовалось не больше пары недель, чтобы восстановить силы, прийти в норму и… ах, да, еще требовалось удовлетворить человечество. Поочередно… Начиная со своего редактора и агента и заканчивая тысячами поклонников. Он даже готов был участвовать в безвкусном шоу раздачи автографов и ответов на различные вопросы о самом сокровенном. О его личной жизни, которой у него не было, о его родителях, которых у него не было и о его планах на дальнейшую жизнь, которых… которых у него не было. Он готов был на все, только бы его детища жили… На все ради любви к искусству. И, выныривая из своего глубокого и уютного болота одиночества и отречения от мирских проблем, чтобы обеспечить себе материальную сохранность своего тела на последующее время блаженной спячки, Аксин через самый короткий срок снова с головой окунался на дно иллюзий.
Ему было страшно жить. Ему было тяжело бороться с враждебностью этого мира…
А чай снова казался холодным, а сахар безвкусным.
- Я схожу с ума. – Понял Аксин.
Это было бы не так пугающе, если бы не мешало ему работать. Впервые в жизни он не мог сосредоточиться на своих фантазиях… Приходилось отвлекаться на какие-то смутные душевные волнения. Он даже принял решение сходить к врачу. Жаль, что для этого придется выйти за пределы родных стен. Ах, каких огромных душевных сил ему стоило просто столкнуться с шумными улицами и с идущими навстречу прохожими, которые будут коситься на вечно-задумчивого мужчину с мечтательными голубыми глазами. Странные женщины со странными намереньями, щупающие его изучающими взглядами… Аксину и в голову не могло прийти, что причиной тому может быть его вполне себе привлекательная внешность. Он был слишком благороден… и высокомерен для подобной бестолковой мишуры. И такие уличные явления человеческого внимания вызывали у него если не брезгливость, то уж настороженность точно.
Для верности, перед уходом Аксин решительно сунул руку в чайник с кипятком и с каким-то даже мазохистским удовлетворением продержал ее там почти минуту, глядя, как кожа неотвратимо покрывается багровыми пятнами ожогов. Улыбнулся полубезумной улыбкой…
«А ведь я теперь почти Бог. Я неуязвим…»
Наверняка то, что происходило с ним, было ненормальным. Хотя рука и покраснела и приобрела свойственный обожженной коже вид, боли он не чувствовал. Он не чувствовал ни-че-го. И, наверное, он бы так и не понял, что его состояние вопиющего спокойствия было ничем иным, как назревающей истерикой, воспаляющейся где-то глубоко в его подсознании, в толщах коры головного мозга. И так бы и хранил он в себе этот взрыв эмоций, если бы не одна маленькая и заключительная деталь в этой короткой однодневной истории… Как известно, в большинстве случаев хватает одного невесомого птичьего пера, чтобы перевесить громадную чашу весов и решить… ну, например чью-то судьбу. Или, как едва ощутимый порыв легкого осеннего ветерка срывает сухой лист с дерева – одна мимолетная случайность может серьезно сорвать чей-то рассудок. И сейчас Аксин с выражением уставшего безразличия на лице обозревал совершенно гладкую поверхность двери. То есть совершенно гладкую… В его руках были ключи от замка, вот только приладить их было некуда – замка не было. И узкой щели, куда каждый нормальный человек каждое утро, чтобы выйти из дома, или каждый вечер, чтобы вернуться домой, с трепещущим ожиданием вставляет тонкую металлическую палочку с зазубринами – тоже не было. Даже ручки – и той не было… Зато, в качестве чьей-то жестокой шутки, в самой середине железной двери, где-то не на самом приличном уровне, светилось круглое стеклышко «глазка».
Аксин осторожно прикоснулся к гладкой поверхности перед собой, аккуратно проводя подушечками пальцев в том месте, где когда-то была замочная скважина. Провел вдоль, сантиметров на двадцать…
«Кто-то перевернул дверь». – Сделал он довольно-таки странный вывод.
Но понять его в данной ситуации, наверное, было легко…
Аксин вдруг почувствовал, впервые в жизни, неимоверное желание оказаться на улице. Вырваться из своих когда-то уютных и родных четырех стен, которые сейчас казались ему захлопнувшейся ловушкой. Сам он был лисицей, попавшей в капкан в собственной норе. Хотя нет, пожалуй, образ лисицы не подходил ему… Скорее он назвал бы себя полевой крысой. И он ни сколько не сомневался, что знает, кто был тем самым охотником, которому так нравилось играть с ним в преследователя и жертву.
Он в беспомощности опустился на пол, прижимаясь спиной к стене. Стена издавала пронзительную бетонную температуру, проникающую под махровый халат и, он был уверен, оставляющую на спине голубо-лиловые отпечатки холода и боли. Ему хотелось заорать. И ударить кулаком в стену. А потом еще раз… Пока в ней не появится трещина… Или не треснут костяшки пальцев.
- Мир вокруг меня сходит с ума. – Заключил Аксин.
И сейчас же пожалел, что вообще открыл рот.
- Ты хочешь поговорить об этом?..