Непостижимое
(перевод с фр. – Михаил Яснов)
I
Колокольный трезвон вырвал ребёнка из дрёмы.
Как раз в это время он брёл по лесу, мрачному, словно море.
Ребёнок открыл глаза, приподнявшись на тюфяке.
Дыхание матери каплей холодной росы
Смыло последний сон.
«Ночью не стало бабушки, в поле нашли её тело»
II
Ребёнок спустился к ручью.
Умылся в том самом месте, где прежде бабушка мыла голову.
Лбом прижался к холодному камню
И прикоснулся к нему губами, к этому камню, никогда не имевшему детства.
Потом со всего предгорья пришли соседи.
III
Женщины принесли вязанки ясеневых веток.
Перед домом поднялся огонь и застонал, как голубь.
Ребёнок глядит на него и прячет руки в длинные рукава.
Все ожидают, когда наберется достаточно углей для стирки.
Тогда из дубовых шкафов достанут одежду, чтоб обрядить покойницу.
Но сначала всё это стирают в воде, смешанной с пеплом.
В согласии с солнечными часами, женщины взяли двенадцать вёдер.
IV
В небе висит неподвижный ястреб, ребёнок
Думает о нём равнодушно, подбирает платок, который забыл на столе,
Глядит за окно, где в саду на верёвках сохнут
Платья, шали, чулки из шёлковой шерсти
Той, что ему говорила: «Уродство – бес, красота – наш бог, но все мазаны одним мирром».
Вечерний ветер колышет бельё над соцветиями чеснока.
V
По местным обычаям, муж умершей не участвует в погребенье.
Дед сидит на высоком балконе риги, к нему прижался ребёнок.
Они уселись на бочки соли - в дождливые дни здесь играют в карты.
Их не видно, но сверху им видно всё – дорогу, протоптанную у дома,
Гроб, священника, людей с предгорья.
Высота даёт возможность приобщиться непостижимому.
VI
Сердце ребёнка подобно яйцу куропатки, покрытому чёрными письменами.
Он впервые думает, как это странно – родиться, и понимает, что мир
не имеет границ
Там, за горами, и что эта вода в ладони
Поит не только его, но траву и животных, и что ею также
Кропят это тело бабушки, лишённое тени
И обряженное в широкое сиреневое платье, оставшееся со свадьбы.
В нем она похожа на высохший цветок в большом деревянном ящике,
Который теперь забивают гвоздями в саду под яблоней.
VII
Когда процессия пришла в движение, раздались рыдания,
Заунывные песни на уже забытом языке,
Похожие на ризу священника, на его епитрахиль, вытканную золотыми нитями,
И сердце ребёнка исполнилось красотой, которую он не смог осознать.
А воздух уже раздирают крики, и дядя, выпиваясь пальцами в щёки,
Голосит: «Не поидай меня, мама,
Не оставляй меня без света,
Не уходи к мёртвым!...»
VШ
В полумраке риги ребёнок отнимает руку от руки своего деда.
Он не хочет показать ему, что дрожит.
Он не хочет показать ему, что не может справиться со слезами.
Отныне он будет один нести свою горькую ношу, как чашу, боясь ее расплескать.
IX
Существует смерть настигающая и смерть дарованная.
Если лошадь болеет, конюхи её стреножат
И душат льняным полотенцем.
Ребёнок не видел, но знает, что под пригорком
Лежат в земле, словно спят под снегом,
Останки тех, чьё имя высечено на камне
Перед церковной папертью, тех, что исчезли
В степях далекой России.
X
Томит ли ребёнка мысль, что смерть его бабушки
Широко отворяет двери всем его предкам?
Понимает ли он, что память время от времени будет
Приближать видение смерти – как лодку, гонимую к берегу морем?
Этой ночью холод коснулся его лица.
Неведомый демон вошёл в его сон.
Был рот его полон мерцанием светляков.
XI
Вернувшись с кладбища, начинают замешивать тесто.
По ритуалу, следует печь хлеба.
Затем раздают их в деревне и относят на дальние пастбища.
У матери покраснели глаза, слеза застывает в муке.
На рубахе отца грязной коркой топорщится пот.
«Что если было б столько же булок в печи, сколько букв в букваре? – говорит
ребёнок. –
Тогда написал бы я книгу, и это был бы мой дар».
XII
Трава и река покрываются белой пеной,
Небо растянуто кожею барабана.
Руки ребёнка измазаны ежевикой
И ощущают бескрайность этого мира.
Ежели он заглянет в пучину веков,
Туда, где книги и время царят над рассветом,
Он сможет увидеть вживе тех мертвецов,
Что наделяют смыслом его судьбу.