...А в клубе встретилось сразу человек шесть очень когда-то близких мне людей, первая любовь, опять же, грянувшаяся оземь в какой-то момент и обернувшаяся просто молодым Элвисом, красавец невозможный, глаз не оторвать - я всегда это знала, а некоторые с удивлением отметили; девочки, большие подруги в мои десять, двенадцать, тринадцать, ездили на дачу вместе, рисовали в блокнотах, какой формы грудь хотим, когда вырастем - какое-то трудно вербализуемое чувство: мне очень неловко, что они помнят меня такой, какой я тогда была; с другой стороны, они считают, что я не изменилась, и значит, у них какие-то совсем другие обо мне воспоминания. Никто не изменился, по большому счету: все просто выжали из внешности и природных задатков максимум, все очень адекватны, очень неглупы, все схватывают на лету, пасуют друг другу шутки - ну как не расставались. Одна только девочка, с большим скепсисом всегда остальными девочками воспринимавшаяся (видите, я очень стараюсь) - выросла-таки в планомерное черти что, и все поухмылялись, но никто не удивился - кроме моей первой любви, для которого это была, в свою очередь, одна из первых любовей. Он прямо горевал. Как же так. Неужели она не видит себя со стороны.

У меня мама долго недоумевала, зачем я продолжаю общаться с определенной группой людей, считающей меня говном - славным, потешным, но все-таки говном, полагающей так довольно открыто и периодически ставящей мне это на вид. То есть это были мои друзья в шестнадцать лет, по крайней мере, мне очень хотелось считать их таковыми - с тех пор изменилось все, и людей вокруг меня образовалось столько, и всем очень небезразлично, и в их глазах я совсем не говно - так зачем? Что они тебе нового скажут? Что ты такое же говно, только теперь типа знаменитое?
Я вот сейчас вернулась только от этой прекрасной группы людей, мы с ними хлопнули вискаря и они все по очереди сказали мне "Полозкова, как же я тебя люблю". Это стоит чуть-чуть дороже "я тебя люблю" человека, знающего меня три месяца; я реально много сделала для того, чтобы со мной было весело и вкусно, я умею разговорить, рассмешить, раззадорить, растанцевать, я умею так, чтобы никогда не скучно, я прилагаю усилия, чтобы люди, знакомящиеся со мной, заговаривающие со мной впервые, чувствовали себя комфортно и хорошо - мне важно это, они за этим и знакомятся, они что-то же увидеть хотят и услышать; а эти ребята помнят меня в очень сомнительном возрасте, до всего вообще, куском комплекса, "я помню В., когда она еще была просто Верой", мы ссорились в хлам, мы бойкотировали друг друга, язвили, брызгали слюной, они видели меня в состоянии такой беспомощности - что, вероятно, знают, что говорят.

С одноклассниками.ру то же самое. Их "вот же ты жжешь - впрочем, как всегда" стоит дорогого. Я жгла не всегда.

Есть пара людей, которым я никогда ничего не докажу - но там уже просто другая оптика, она так заточена, через нее я буду крива в любом случае. Тот факт, что моим именем из них можно изгонять настоящих бесов, тоже о многом говорит - была бы я действительно никто, разве они не утратили бы своего злорадного интересца. (ну ладно, ладно, это не красная тряпка. Это красное словцо).

До какого-то недавнего времени мне было жизненно необходимо, чтобы все меня любили. Этим все обуславливалось. Синдром брошенного ребенка, не знаю. Мне было нужно, чтобы все любили и все восхищались. Если кто-то не любил и не восхищался, и я про это узнавала - я страдала, что твои герои Альфреда де Мюссе. Любить должны были все. Я какие-то нестыдные все же способы для этого избирала - но тем не менее. Потом стало надо, чтобы не все, а строго определенные. Потом, когда стало побоку, кто любит, а кто нет - понадобилось, чтобы те, кто важен, не столько любили, сколько принимали всерьез.
....
[699x478]