Они очень любили друг друга.
Когда они гуляли обнявшись, от их любви в окружающий мир проникали теплые, обволакивающие любой объект флюиды под действием которых прохожие останавливали на них свой взгляд, а их лица расплывались в теплой, блаженной улыбке и идя дальше по своим делам они замечали, что солнце вдруг стало светить ярче и теплее и им становилось слышно пение птиц и ощущалось легкое дыхание свежего ветерка, доносившее еле уловимый аромат спелых райских яблок.
Но двое не любили прохожих, они не любили и солнце и птиц и свежий ветерок не колыхал ничего в их душах обращенных только друг к другу. Им был не нужен весь остальной мир для счастья. Они не желали ничем обладать, кроме друг друга, они не хотели ни о чем думать, кроме как друг о друге, они не видели ничью красоту, кроме красоты любимого человека.
Но окружающий мир, ревнуя и завидуя их любви, никак не хотел оставить их наедине с самими собой и постоянно напоминал им о своем существовании всем чем мог: шумом и зловонием машин, гулом и грязью площадей, толчеей и духотой метро, нервной и напряженной атмосферой офисов. Он словно мстил им за когда-то нарушенную их предками - Адамом и Евой, гармонию его райского яблочного сада, утраченную им с тех пор навсегда и, как будто перешедшую к этим двоим любящим людям.
И, однажды, лежа на желтом, прогретом солнечными лучами, речном берегу они, взглянув друг другу в глаза, одновременно воскликнули "А давай..." и, осекшись от этой синхронности, поняли все без слов. Но слово уже прозвучало и настала пора действовать.

Остров был небольшой, он входил в группу из четырех десятков необитаемых островов Баа Атолла на Мальдивах. Вокруг него располагались остальные необитаемые острова, как бы прикрывая этот Остров собой от излишне любопытных взоров отдыхающих туристов и шума проплывающих катеров, а высокие пальмовые деревья и буйная тропическая растительность скрывали в тени его поверхность от изредка пролетающих над ним гидропланов.
Они начали с шалаша. Он туристским топориком рубил молодые деревца, она, стараясь помочь, сносила их на место будущей постройки. Потом он нарезал пальмовых листьев и они, взявшись за охапку с двух сторон и кружась вместе с нею, с веселым смехом закрутились в сторону стоянки. Шалаш строили вместе. Она держала тонкие зелено-серые древесные столбики, он связывал их, позаимствованной у покинутого ими старого мира, мягкой металлической проволокой. Сверху они прикрутили пальмовые листья, и шалаш принял вид гриба, спрятанного под зеленой листвой. Она радостно улыбнулась и произнесла: "Наш Дом! Он только для нас двоих!". Он, ласково глядя на нее, сказал: "Наш Остров! Он тоже, только для нас!". Они радостно засмеялись, обнялись и долго стояли так, ощущая биение жизни друг в друге. И их голову кружила только одна мысль: "И это наша новая жизнь. Она тоже только для нас обоих!".
Довольные собой, они, в только что построенном шалаше, пообедали собранными бананами и запив их молоком из кокосового ореха, пошли на берег, предаваться совместным мечтам в своем внутреннем райском саду, где протекают две реки, сливающиеся в один бурный пенящийся поток возносящий их на крутой, поросший вечно молодой зеленой травой, холм, и изливающийся с него в этот уединенный мирок, прозрачным, сияющим золотыми бликами водопадом взаимной любви, над которым мелькают разноцветным конфетти яркие птицы счастья.
Но по мере жизни на этом Острове они стали замечать его красоту: желтый берег из тончайшего песка, как будто много раз просеянного через сито, накатывающие на него и стекающие обратно в океан синими струйками волны. Нависающая над этим берегом с другой стороны зеленая бурная волна, состоящая из пальм и тропической растительности, скрывает в своей тени важных мальдивских морских птиц. В глубине этого буйного растительного океана шумят на разные голоса розовые попугайчики и порхают с дерева на дерево разноцветные певчие птицы.
И постепенно их собственный внутренний мир стал тускнеть и блекнуть перед всем великолепием этого райского уголка дикой природы. Они все меньше и меньше смотрели друг на друга и все больше и больше проводили времени в одиночестве на разных берегах Острова с щемящей тоской по утерянному миру людей наблюдали за игрой морских птиц с волнами и слушали шум ветра в мангровых деревьях. Их вдруг перестали привлекать те черты, которые им раньше нравились друг в друге. И ранее любимый человек стал казаться им серее теней бесконечных островных пальм, он просто терялся на фоне этого великолепного Острова. Их больше не тянуло в собственный интимный уголок и текущие в нем реки обмелели настолько, что от некогда бурного водопада их чувств остался только вялотекущий ручеек привычки, а яркие птицы радости давно покинули это место и разлетелись по Острову играть с розовыми попугаями и прибрежными волнами.

Черту они провели вместе. Она складной лопаткой копала в мягком песке канавку. Он искал по острову большие камни и катил их к канаве, чтобы свалить их туда друг за другом. Они разошлись по разные стороны от Черты. Потом он один построил себе на своей половине шалаш, вход которого смотрел не на Черту, а на изумрудно-желтую береговую полосу Острова. Он посмотрел на свой шалаш и подумал - "Это МОЙ дом" и, взглянув на ее шалаш - "А это ЕЕ", тот был также развернут в противоположную от Черты сторону. Так впервые они стали обладать чем-то кроме друг друга.

Прошло десять лет.

Гидроплан был нанят орнитологическим институтом и целью его полета являлся маленький, необитаемый остров, затерянный среди других островов Баа Атолла. Пилот, высматривая его, сделал круг над грядой островов и, заметив среди них мелькающие яркие точки, пошел на посадку. Гидроплан приземлился вблизи от полосы прибоя и не спеша, накатился на береговую линию острова, оставив в ней две глубокие канавки, тут же наполнившиеся голубоватой водой. Все выгрузились из гидроплана, и ученые разбрелись по острову искать, замеченных тут в последнее время, необычно ярких неведомых птиц, а пилот, еще с воздуха, увидев в центре островка, среди редких просветов в растительности, интересное линейное расположение камней, решил прогуляться к нему.
Еле продравшись сквозь сильно разросшуюся островную растительность, он вышел на поляну, окруженную со всех сторон зеленым древесным миром этого острова и как будто растворенную в его тени. На поляне удивленный пилот увидел два шалаша, два кострища и две группы разнополых детей на двух половинах поляны, разделенных линией больших серых камней. Одного звена-камня в этой каменной цепочке не доставало, как раз на уровне двух шалашей. Дети весело играли, сначала один ребенок перебегал от одного шалаша к другому через разрыв в каменной линии и начинал барахтаться в песке с другим ребенком, который, наигравшись с ним, перебегал к группе детей у противоположного шалаша. Изумленный пилот, заглянув в шалаш обнаружил там спящего бородатого мужчину, лежащего спиной к другому шалашу. В том шалаше спала женщина.
Пилот, ведя свой гидроплан с найденными отшельниками обратно во внешний мир, долго думал о причинах их нахождения здесь и странного образа жизни на острове. И почему-то ему на ум все время приходила древняя библейская история об Адаме и Еве. Которые любили не за что-то, а вопреки всему, вопреки этому безжалостному, механистичному миру мелких чувств, желаний и правил. И ценою своего изгнания смогли сохранить ту любовь, хоть она и была, всего лишь, любовью к сочным райским яблокам. Что не удалось этим двоим, попавшим в райский сад, но потерявшим любовь.
В след самолету какое-то время летели необычно яркие маленькие птички, но потом они отстали и, сделав круг на прощание, повернули назад к своему райскому Острову. С теми двумя им больше нечего было делать, сад их душ уже давно отцвел.
(c)