- Мураки-сан, сегодня я уезжаю из Киото. На неопределенный срок. За делами ресторана я, разумеется, буду следить. Здесь остается О-Юми и через нее я смогу контролировать происходящее. Для тебя все будет по-прежнему. Ты можешь появляться тут, когда захочешь. В Ко Каку Рю ты всегда желанный гость. И здесь тебе помогут, что бы ни случилось, я распорядился.

Мы оба знали, что я имел в виду. Сколько твоих кровавых дел покрывает этот ресторан, одному Будде известно. Да и он уже наверняка сбился со счета. Вряд ли ему хватило шести рук.

Все это я сказал тебе за завтраком, когда ты уже заканчивал пить чай. Моя пиала давно опустела, за окном занимался рассвет, а значит, стоило поспешить, чтобы начать путь под сенью утренней прохлады.

Нелегок путь, но начало

Всегда осияно рассветом.

- И еще, Мураки-сан… На всякий случай, чтобы ты знал: я попросил О-Юми никому не давать мой адрес. Поэтому не вини ее пожалуйста. Я еду побыть в одиночестве и не хочу, чтобы меня беспокоили.

Мысленно я улыбнулся этим своим словам. Чтобы побыть одному, мне не нужно было никуда ехать. Мое одиночество со мной. Может быть, оно уже стало частью меня? Я ощущаю его всей поверхностью кожи, каждой клеточкой я чувствую его легкое покалывание, знаю его горько-солоноватый вкус… Я всегда один, Мураки-сан. И с тобой рядом – особенно. Я не еду искать одиночества, я еду забыть о нем. Знаешь, куда легче вынести его, будучи действительно одному. Что я и собираюсь сделать.

Разумеется, глупо было ждать, что новость тебя как-то взволнует. Во всяком случае шансов, что ты это покажешь, не было никаких. Ты никому не позволяешь думать, что не можешь без него обойтись.

Ты, наверное, и себе никогда не признаешься, что нуждаешься в ком-то. Для тебя это значит продемонстрировать свою слабость, уязвимость.

И уж тем более ты не признаешься этому человеку. Ведь тогда он почувствует себя вправе подойти ближе, вторгнуться в твою личную зону, чего ты никогда не допускаешь, держа всех на расстоянии. Даже меня.

Нет, я и не ожидал, что ты со слезами кинешься мне на шею. Я даже на то, что ты соизволишь попрощаться, отводил мизерный процент. Но ты, как обычно, превзошел все мои ожидания. Знаешь, Кадзу, быть рядом с тобой стоит хотя бы для того, чтобы поверить и убедиться, что человеческие возможности не знают границ! Когда я закончил, ты продолжал разглядывать что-то на дне своей пиалы, словно сказанное мной совершенно тебя не касалось.

А ведь я ждал хотя бы взгляда! Взгляда на меня, Мураки-сан! Вспомни. Ты никогда не смотрел на меня. Вообще ни на кого.

Я даже представить себе не могу, что способно заставить тебя оторваться от созерцания собственной внутренней пустоты и посмотреть на кого-то еще в этом мире. Даже глядя в глаза собеседнику, ты на самом деле смотришь вглубь себя и только.

Как же я хочу, чтобы ты хоть раз взглянул на меня! Увидел меня, Кадзу!

Но ты меня даже не слушал.

- Мураки-сан! – я вскочил на ноги.

Сдерживать обуревавшие меня эмоции сейчас не было смысла, поэтому я только неловко попытался прикрыть свое отчаяние злостью и возмущением.

- Мураки-сан, будь любезен отвечать, когда я с тобой разговариваю!

Тебя всегда забавлял чужой гнев, направленный в твою сторону. Ты упиваешься им. Я прочел это в твоей усмешке, когда ты медленно-ленивым движением поднял голову и уперся взглядом мне в лицо.

- Ты что-то сказал, Ори?

Ты все прекрасно слышал! Это выдавал знакомый блеск в твоих глазах. Ты просто издевался! Тебе было приятно слышать боль в моем голосе. Уверен, от тебя она не укрылась. Ведь среди твоих великолепных талантов числилось еще и умение понимать людей, видеть насквозь все их мысли и желания. Не подпуская к себе никого, ты сам без проблем находил путь к самому сокровенному, что каждый хранил в душе, и безжалостно препарировал, ставя свои эксперименты. Ты тонкий психолог, Мураки-сан. Струны не одной души играют нужные тебе мелодии. Ты все время забавляешься человеческими чувствами. Как сейчас.

Вот этого я уже не мог стерпеть! Тебе позволено многое, но задеть гордость самурая для большинства означает совершить последний поступок в земной жизни. Конечно, не для тебя. Ты ведь исключение из всех правил!

Но и ты однажды должен почувствовать… Да хоть что-нибудь почувствовать!

И может быть, если я тебя покину, ты почувствуешь свое сердце… Если оно есть. Тебе предстоит нелегкое испытание, Кадзу. Я оставляю тебя наедине с человеком, быть с которым очень тяжело. Один на один с собой вглядись в себя. Так глубоко, как никогда раньше. Быть может, на самом краю снежной пустыни твоей души, за завесой тысяч метелей все еще борется с ветром умирающее пламя костра, разожженного кем-то очень давно… Когда ты найдешь свое сердце, Мураки-сан, ты поймешь. Это ощущение ни с чем не спутаешь. Будет больно. Обязательно. Но потом станет тепло.

Ищи себя, Кадзу. Чтобы согреться.

Я был бы счастлив взять на себя все трудности твоих поисков, но лучшее, что я могу сделать – уйти.

- Ты слышал, что я сказал, Мураки-сан. Я уезжаю из Киото, - теперь я взял себя в руки и говорил предельно спокойно. – Сегодня же. Сейчас.

- К чему столько патетики, Мибу-кун? – ты продолжал ухмыляться. – К чему вообще куда-то ехать, если ты все равно вернешься сюда?

- Не знаю, так ли это. Быть может, я уже не вернусь в Ко Каку Рю.

Я взглянул на тебя. Складка твоих губ стала чуть заметно жестче. Посторонний взгляд вряд ли уловил бы изменения, но я, привыкший чувствовать твое настроение, отмечать его смены по малейшему напряжению лицевых мышц, я заметил это. И в душе даже поздравил себя. Должен однажды кто-то удивить тебя, Мураки-сан. Пусть это буду я.

- Прощай, Кадзу.

Я повернулся к тебе спиной, взял дорожную сумку, уже готовую и стоящую у двери, и вышел прочь, так и не оглянувшись, хотя мне очень хотелось знать, что сейчас выражает твой взгляд.

Но теперь это не мое дело. На носу много куда более насущных проблем. Например, пока я еще не на вокзале, надо решить, куда ехать. Куда мне бежать от тебя, любовь моя…