Есть в русском человеке одна живописная черта. Языковая ассимиляция счастья. Русский человек когда овладевает родным языком наконец и окончательно делает удивительное открытие, что все про язык прознал от учителя университетского и профессуры московской, которые не со зла приучили его настойчиво к особой, локальной версии великого привязав к живой речи недиссимилятивное аканье, вокализмы, заметную московскую просодию, взрывного образования согласную — локальный консонантизм местного русского языка. Русский любит длинные предложения без запятых.

Русский человек меняет свой родной русский на его столичный, локальный манер под пристальным наблюдением своих учителей, а потом едет в Питер и переучивается, а потом в Томск. Это счастье: дюжина разных русских языков неописуемых правилами и тут появляются белорусы и украинцы и все заново шипит, гэкает и экает.

Русский человек, овладевший португальским, долго не понимает зачем. В голове его живопись звуков, его поэзия, игра мягкого шипения окончаний. Но внимательно начинает вглядываться в ткани, вина и оливки и рыбу. Русский говорит красиво, словно ест слово за словом смакуя звуки, запивая портвейном.

Русский человек, овладевший итальянским, скороговорчив и улыбчив, жестикулярен. Улыбка его немного пьяна языком и мечтательна.

Русский, овладевший испанским, становится размокшим, расслабленным и неторопливым, в глазах всегда блести не русская тоска, а такая томительная русская нега, которую передать могут только испанцы.

Русский человек, овладевший немецким, — строг, немногословен и все равно не может понять Хайдеггера, но перестает опаздывать и говорить с незнакомыми людьми о зарплате, но начинает любить оперу, необъяснимо. Немецкую оперу.

Русский, освоивший польский, сербский и украинский и болгарский вдруг понял, что нет них/я никакого славянского братства и успокоился, самый спокойный человек на свете, это русский умеющий грубо ругаться и петь песни на славянских языках, он готов ко всему.

Русский, освоивший иврит... Он вдруг осознал в себе Нечто. Необъяснимую близость тайн, проникся смешливостью чернотой глаз, кудрявостью волос, полнотой телесной и полнотой духовной. Сел за Писание, стал молчалив, задумчив и улыбчив краем губ. Вся его космическая бесконечность вдруг нашла предел в семье, в заборе своего дома и звуке механической швейной ручной машинки из глубины сердца.

Русский, освоив английский в британском изводе начинает говорить о великом, о иронии империи потерявшей контроль, земли, но нашедшего себя в стендапе, юморе, удивительной организованности людей перед опасностью, которая не наступает, поскольку русский освоивший английский, мягкий и волнистый может договариваться со всем миром или покорять.

Русский, выучивший украинский, рано женится. Все, хана хлопцу!

Русский, освоивший армянский, понимает важность крови, в каждом актере, миллионере и певце он видит следы русского поля, запах русского хлеба и умеет тихо, незаметно плакать, рыдать, чувствовать жуткую боль за прошлое и удивительную, рвущую на груди рубашки и кресты радость — сын родился. Не у меня, но мой.

Русский не учит грузинский, он на нем думает когда пьян, он его рисует когда трезв.

Русский, овладевший английским языком в его провинциальной, американской версии, становится груб, прямолинеен, деятелен, лукав и анканшесли консернд по любому поводу и сильно эмэйзд, но при этом дела его всегда идут хорошо, дружелюбно и немножко даже фрэндли. Но открывается мудрость веков, что вся американская бизнес-литература банальна и глупа до задержек в развитии, но влиятельна на умы. Русский с английским грубым, ненормативным, простым может заработать миллион, но тратит два, но чужих, он же фаундер, оунер, а иногда к слезам матери инвестор.

Русский человек сидит дома и учит языки, чтобы любить, чтобы понимать, чтобы уважать и ценить, ему не нужно чтобы его понимали, про него все написали уже на русском языке, непереводимое, непознаваемое, свое.

Есть в русском человеке одна живописная черта. Языковая ассимиляция счастья...

(c)