Марина знала, что такое сидеть выходными днями в халате у телевизора, в тупой злобе на себя, от скуки заглядывая в холодильник в поисках того, что не надо готовить.
Но сейчас она чувствовала как лореалевский блеск на губах и тщательно вымытые волосы усиливали чувство брошенности.
Она была готова пойти, только ей было некуда.
Блеск был затертый и старый, вкус его давно знакомый. Чувство, что ты никому не нужна - тоже.
Хотела встретиться со старым знакомым, с которым не общалась год, да и не нужно было бы, если бы ей не было так плохо. Но, видимо, она опять что-то не то сказала, и, пообещав перезвонить, он не перезвонил. Она догадывалась, но все же набрала его номер и послушала длинные гудки.

Люди как-то уходили от нее. Ее лучшая подруга научилась за время ее отсутствия обходиться сама по себе, кроме того, она встречалась с бывшим марининым ухажером.
Ухажер кормил подругу по ресторанам и откровенно по ней сох, что не делал, когда был знаком только с Мариной. А она одно время была в него влюблена и они целовались. Вобщем, даже если закрывать глаза на эгоизм подруги, все равно ей не о чем было с ней говорить. В своих слабостях она боялась ей признаваться, все равно та никогда не могла понять отчего Марине тошно.

Подруга хотела быть похожей на Марину, и когда говорила ей об этом, с победной интонацией заявляя, что она что-то сделала как она, Марине невольно хотелось ее предостеречь. Она бы поменялась на чью угодно личность, чтобы не быть собой.

Марина легла на диван лицом вниз. Все равно больше ничего не оставалось. Спать еще слишком рано, да она и не заснет.
Она по инерции начала щелкать записной книжкой телефона, но каждый номер отдавался болью, она думала, как потеряла то одного, то другого человека и отложила телефон. Все равно она помнила, что ей некому позвонить.

Опять вечера, вечера в белом махровом халате и полные тоски от собственного существования. Марина подумала, что когда-нибудь перспектива выстроенных в ряд таких вечеров сведет ее с ума.