Афанасий Петрович гордо называет себя пластическим хирургом.
Другие предпочитают называть его психоаналитиком, но только между собой, а то он обижается.
Афанасий Петрович называет себя не просто пластическим хирургом, а пластическим хирургом душ. Представляя себя именно так, он смотрит на своих пациентов пристально, долго сверля взглядом, и с настолько элегантным высокомерием, что в глаза оно даже и не бросается.
Трудится дома, в просторном светлом кабинете, сидя на странном высоком кресле, больше похожим на трон. Но так это все гармонично и замечательно, что никто даже и не подумал бы ни о какой там мании величия и прочих гадостях. Афанасия Петровича все любят и считают человеком редкого ума и потрясающей воображение доброты.
На комплименты он реагирует обычно смущенной улыбкой, но не отпирается, потому что считает, что раз говорят - значит, заслужил.
Души правит тщательно и долго, от работы не отлынивает и, если уж взялся, всегда доводит до конца.
В общем, потрясающий человек Афанасий Петрович.
А уж сколько Мадонн, Иисусов, Сократов и Вассерманов выходит из его кабинета - это ж уму непостижимо! Бывало, заходит к нему очередной Васька-бандит, морда тяпкой, глаза красные, злющие, а выходит - ну сущий ангел, разве что не светится. Идет по дороге, голоском робким и мягким всем здравия желает, бабушек через дорогу переводит, а детям кулечки конфет покупает и отдает, и взамен ничегошеньки не требует.
Вот так вот, такие чудеса.
А еще, помнится, из Гоши-дурачка сделал ученого, да причем не простого, а одного из лучших в стране, а, того гляди, и в мире. Раньше тот по улицам бегал, голубей пугал да небылицы рассказывал, а теперь вот лекции читает студентам, а после в лаборатории все что-то мешает, и что ни намешает - все новое открытие. Конгрессы там всякие, семинары посещает, очки носит и очень ими гордится, а Афанасия Петровича при любой возможности благодарить не забывает. И другие благодарят за то, что такого гения миру открыл.
А сам Афанасий Петрович все сидит в своем кресле да улыбается, знай, людям, как отец детям своим.
Что там у него самого в голове происходит - никто не ведает, да и зачем? Помогает - и то хорошо.
Да и сам хирург не грустит.
Бывает только иногда, ночью, когда пациентов больше не ожидается, сидит он в кресле своем, голову руками подпирая, да вздыхает тяжко. Посидит минут пять, встает да идет зачем-то на крышу.
Но такому человеку любые странности простить можно.
***
- О, это опять ты, Афоня, пожаловал. Ну, ложись на кушетку.
Афанасий слегка поклонился говорившему и лег на кушетку, располагавшуюся по правую сторону от огромного кресла.
- Ну, рассказывай, изливай душу. А там уже решим, что нам с тобой, бедолагой, делать.