Он видел, как знамя взмывало к вершине холма.
Стояла весна, окружив недовольные массы.
Не знали защитники, что их пригрела тюрьма.
Слепые, не смели не исполнить приказы,
Даваемые тем, что властно лишь в силу чужой
Уверенности в невозможности жить без приказа.
А май тихо ждал, полыхая далёкой грозой,
Чтоб после уйти, не ужившись с подобной заразой.

Речь – странная вещь: воробьи улетят в небеса,
Их стайки средь луж бесконечно задорно хохочут.
Но судьбы народов порою лежат на весах,
А птицы в полёте без веса, мешает что очень,
Однако есть дробь, и у пса навострён влажный нос,
Хоть будет лежать он у ног, и ружьё над камином,
Коньяк, плед и ночь – не сдавать же со всем этим кросс.
Зевает ищейка, созывы проносятся мимо.

И всё-таки труд – это праздник. Идёшь в кулуар,
В надежде пройти до лавины и таянья снега,
Ударят тебя – ты наносишь ответный удар,
И флаги синеют твои от любви к человеку.
Минуту молчишь. Воздух движется в лёгких свободно.
И тишь наступает в рядах приходящих с гурьбой.
Наверное, мог ты родиться собой где угодно –
Всегда и везде говорил бы, что жил ты борьбой.