Ты рисовал меня на белом,
Вкрапляя отблески по венам,
Глядясь как в зеркало в себя,
Встречая дни календаря
Бессмысленно и ошалело.

Я проходил, года и годы,
Рожали, отходили воды,
Стократ умножились полки,
Но это было не с руки,
Как непригодные частоты.

Ты оставался непременно
На потолке, полу и стенах,
Воруя ночи в закрома,
Овеществляя имена
И исчезая постепенно.

Я отвечал на это волей
На пограничье лиозолей,
Где подозренье на спирты,
И звёзды с массой пустоты
Меня как прежде беспокоят.

Ты наконец стал лишь собою,
Не больше и не меньше вдвое.
Как невозможно и смешно
Бояться света за окном,
Но думать о таком не стоит.

Мы – это ширма для картины,
И потому непобедимы.
Когда тебя сотрут, я вновь
С неё срисую плоть и кровь,
На ощупь и интуитивно.

Ты вновь и вновь меня рисуешь,
А, значит, мёртвый, хоть живу, я.
И ароматные куски
Мои, как признаки тоски,
Твоё сознанье образуют.