Великая утка одиноко стояла на глади изумрудов и превращала минералы в молоко. Её лапы перепонились в предощущении торжественного момента наступления солнца, когда заиграет миллиардами граней сокровище, находящееся под ней. Утка молчала, молчали и люди у берегов изумрудного озера, не решаясь нарушить шорох камней неловким звуком своих голосов. Люди надеялись пройти по поверхности или хотя бы умереть, и чайки с нетерпением ждали возможности полакомиться сладким глазным соком последователей, сходящих в толщу драгоценностей. Идя по ладоням, первый из людей демонстрировал свои пышные волосы, а второй разъяснял пришедшим суть знаков. Знаки приходили с неба, с земли и из самой гущи, и было их столько, что говорить приходилось лишь о наиболее незначительных, умалчивая о важном и благоразумно запасая существенное в бездонную бочку памяти. С приближением к центру символы, образы, понятия и идеи приобретали вес и тонули в зыбучем бархате поверхностных слоёв, и только утка, неспособная быть тяжелее, чем положено быть утке, обозначала реальную ось притяжения всеобщего внимания, ибо ничто, кроме неё, не могло бы приблизиться и не утонуть. Разве только первый из людей, да и то лишь идя по ладоням.