Это цитата сообщения
Raven_Aradia Оригинальное сообщениеИнтересные размышления...
В чужом лице
"В чужом лице таится жизнь иная,
В чужих глазах стоят наоборот
Трава большая, осень золотая
И маленький искрящий самолет"
(из песни Насти Полевой)
Я живу в человеческом теле.
Нет, не так. У меня - человеческое тело. Я - человек.
Мне, как и всем нам, свойственно то, что свойственно человеку. И человеку во мне свойственно пугаться иного. Того, чего "не может быть".
На чем строятся фильмы ужасов? На том, "чего не может быть". Куклы, которые ходят и говорят сами по себе. Покойники, которые приходят, как живые. Ведь, когда я девчонкой еще, пробиралась по темным коридорам родительской квартиры, я боялась только одного: увидеть в этой темноте кого-то, кого не может в этой квартире быть, и умереть от ужаса. Ошо когда-то писал, что человек, боящийся темноты, это человек, который боится потери контроля.
Я не знаю, почему человеку присуща ксенофобия. Она у человека врожденная. Возможно, это оправданная для человека защитная реакция, но тогда почему, зачем она нужна в таком виде, в котором она есть?
Еще в роддоме я обратила на это внимание: мать безошибочно выделяет из кучи одинаково страшных новорожденных своего, хотя видит его в первый или второй раз в жизни. Все остальные дети кажутся совершенно некрасивыми, свой - красивым, хотя, положа руку на сердце, он такой же жутковатый фиолетовый червяк, как и все остальные. Однако она видит в нем свои черты. И эти свои черты кажутся красивыми, их она принимает, не принимая других детей, совершенно не похожих на нее. Ведь и когда ребенок подрастает, нас зачастую не раздражает в нем то, что раздражает в других детях: если чужой ребенок носится и визжит, это потому что он избалован, а если свой - то это потому что он живой и подвижный ребенок. "Злобная ухмылка на лице ихнего шпиона и широкая улыбка на лице нашего разведчика". Потому что смотришь на своего ребенка и видишь свою собственную морду: а себе-то, любимому, разве не простишь то, что запрещаешь другим?
Возможно, поэтому люди так часто хотят, чтобы дети были похожи на них: свое проще любить. Человек не умеет любить не свое, то, что не похоже на него, выходит за рамки его мира. Отсюда и человеческое желание сделать своим, запихать в рамки своего мира, сделать непривычное привычным, убрав из него все "лишнее", чуждое: сделать таким же, как ты, и дальше жить со своим отражением в зеркале. Мне даже пришла в голову шальная мысль, что, возможно, это внешнее сходство детей и родителей изначально было нужно для того, чтобы человек ненароком не съел свое потомство.
Люди называли Фейри "Дивным народом". Мы рисуем эльфов в виде прекрасных людей - прекрасных в человеческом понимании, - забывая сказку про котел: фейри брали котел взаймы у одной женщины и возвращали его полным чего-то ценного, до тех пор, пока у женщины не возникла потребность отлучиться и она не оставила вместо себя мужа, который, когда к дому подошли женщины фейри, испытал такой ужас, что побоялся открыть дверь. С тех пор Дивный народ не приходил больше за котлом, как женщина их ни упрашивала. Франческа де Грандис писала однажды: "Колледж, в который я ходила, располагался на двух территориях, разделенных лесом. Я часто ходила через эти леса по ночам, и тропинка не была освещена. Я была в ужасе. Я верила, что в этих лесах живет Народ Фэйри, поэтому бежала так быстро, как только могла, думая, что они хотят похитить меня и жестоко со мной обращаться. Когда я была маленькой, я знала, что Народ Фей - добрая раса, и что я - ведьма, в венах которой течет кровь Фей. Фэйри в тех лесах, должно быть, звали меня, и я боялась зова, потому что не знала ничего похожего."
Страх. Страх и агрессия - самая первая, инстинктивная реакция человека на иное, чуждое, пусть и незримое для обычных глаз. Особенно - на незримое. Столкнувшись с иным, мы закрываемся инстинктивно, потому что мы - люди. Потому что мы - и люди тоже.
Но колдун - не тот, кто может снамерить себе денег, поставив свечку нужного цвета. И не тот, кто умеет читать карты. И не тот, который читает правильные книги по теме. Это тот, кто знает иное, и, ощущая поток чужой магии, чуждый поток, принимает его как данность, а не покрывается холодным потом. Мы все говорим, что мы - Иные. Но встречали ли вы что-то по-настоящему иное? Иной - это не тот, который "выходит из сумрака", и не тот, который с джедайским мечом. Иной - это не тот, кто в длинном одеянии величественно и печально, мелькая остроухо, проходит где-то там, в лесу. Иной - это другая внешность и зачастую совершенно другая логика. Это то, чего нет в твоей жизни и чему не было места в твоей жизни до того, как ты это увидел. Это нечто, разрывающее рамки твоего мирка.
Этруски, греки, римляне изображали в виде красивых людей известных им богов. И, наверное, лишь египтяне придавали богам нечеловеческий вид, рисуя их со звериными и птичьими головами, напоминая, что боги - иные.
Самые страшные фильмы ужасов снимают японцы. Они каким-то образом сохранили связь с иным и очень хорошо передают это ощущение. Их ужасы не антропоморфны, хотя и могут принимать человеческое обличье. За каждым таким персонажем стоит "то, чему нет места в жизни человека" и потому ужасное: оно не просто нарушает обычный ход жизни, оно ужасно самим своим существованием. Прозорливости и чувству иного, присущему японским режиссерам, я поразилась тогда, когда однажды, подойдя ночью к кровати Даньки, внутренне вздрогнула, посмотрев в его открытые глаза. Точнее, вздрогнула не я. Вздрогнул мой человек. Такие глаза я видела в одном из японских ужастиков. Да, на месте были и зрачки, и белки, но в первое мгновение я увидела то, что ЗА ними - глаза без белков. Тогда я поняла, как себя чувствует человек, неожиданно увидевший чужого. Всего навсего - не такого, как он сам. Справиться со страхом мне помогло понимание того, что там - в этих глазах - нет и не может быть места агрессии, коварству, опасности. Я отодвинула человека в сторону и потянулась - и тогда увидела не чуждое. Дивное.
Все, что выходит за рамки привычного, всегда подразумевает некоторый риск. Но, прячась и отказываясь видеть, мы желаем НЕ видеть - и наше желание исполняется. Мы становимся "как все", но теряем при этом внутреннее зрение, внутренний слух и внутреннее чутье. Пока жив в нас этот страх, нам не переступить границу Сопределья. Мы говорим, что "живем магией", но как часто мы удавшееся магическое действо внутри себя все же списываем на стечение обстоятельств и обычную психологию!. Довольно говорим себе: "Получилось!", а внутри нудным червячком с надеждой зудит: "Может, это все-таки оно само так..." Потому что если мы признаем, что это действительно сработало и сработало не по известным нам психологическим законам и стечению обстоятельств, то придется признать и то, что магия существует. А это - пиздец как страшно.
Верный признак того, что ты сталкиваешься с иным, - неожиданное ощущение захлопнутости всех дверей в себе. Когда ты слушаешь и не слышишь. Когда лес, только что бывший живым и гостеприимным, вдруг становится неожиданно стремным и неуютным, когда ты выпадаешь из только что бывшего комфортным пространства, где ты так удобно раскинулся во все стороны, отделяешься от него. Эта отделенность возникает от того, что ты спрятался, инстинктивно выставил вокруг себя защиту. Защиту от того, что ты не видишь обычным взглядом, но чувствуешь, не можешь не чувствовать. Твои внутренние глаза могут видеть, и ты очень этого боишься.
Страх нельзя убрать самовнушением. Можно сколь угодно долго повторять, что ты не боишься ничего, носить черное и спать на кладбище, но от этого вряд ли что изменится. Чтобы пройти этот страх, нужно его испытать и осознать, и, наверное, нужно, чтобы стало обидно оттого, что столь многое - то, что могло бы быть Дивным, - остается для тебя просто страшным. Ну, абыдна же, да? Когда принесенный тебе колдовской котелок под твоими судорожными усилиями превратить его во что-то более-менее терпимое становится обычной посудиной, теряя все, что было в нем наколдованного.
Чуждого можно испугаться, ему можно удивиться. Две разные реакции порождают два разных подхода. Испуг порождает агрессию, удивление порождает попытку узнать, но узнать не умом, изучая, как изучают врага, глядя через перископ из подводной лодки, а узнать, дотянувшись и дотронувшись.
Я вот думаю иногда - как себя чувствует то, что мы своим страхом и своей волей вызываем из иного мира, помещая в темном углу дома и придавая известную нам форму - ту, которой больше всего боимся? Оно транслирует страх, но ведь это наш страх. Вызванное нами лишь отражает то, что мы чувствуем. Столкнувшись с истинной магией, магией нечеловеческой, мы приписываем тому, от кого исходит этот поток, агрессию, коварство, желание напасть - но ведь это наша агрессия, наше коварство, наше желание напасть. И все это диктуется страхом перед чужим.
Человек начинает стареть тогда, когда перестает удивляться. Удивление - это когда незнакомое, чуждое, новое, непонятное, вызывает не страх, а ощущение дива, чУдного, желание понять. Удивление исключает враждебность, по определению своему. Удивление, любопытство, азарт...
Там, где есть любопытство и удивление, нет и не может быть желания уничтожить или захапать и прикарманить, потому что захапывание и прикарманивание - то же уничтожение, только медленное. Ну, так не поднимется ни рука, ни нога на редкий и красивый цветок. И там, где есть удивление, нет ксенофобии.
Вот поэтому многие люди так быстро стареют.
(взято с сайта Зау Таргиски)