Абсурд! *мрачно улыбаясь своему горькому осознанию* Все вокруг не более, чем абсурд…*скользя холодными ладонями по шершавой поверхности карниза* К чему весь этот монотонный бред?! Познание… *безнадежный смех сквозь слезы* лишь прах на моей израненной руке… *держась за развевающиеся на ветру портьеры* Молвите! И я покажу…покажу невозможность ИСТИНЫ! *с трудом удерживаясь над обрывом* Скажите хоть слово, которое не смогу я тысячи раз опровергнуть и при этом доказать…*сойдя на шепот* Мир еще не знает таких слов…все субъективно…*в отчаянии сев на холодный карниз, обхватив замерзшие плечи руками, ловя ветер в волосах* Человек стремится к Единому, но уже этим подтверждает существование противоположностей…Осознание…нам не за что зацепиться, ибо судьба не даровала той соломинки, которую мы могли бы именовать Абсолютным…вечные скитания среди призраков собственного воображения…вот оно - философское самоубийство… *множество белоснежных листов замигало в мраке ночи, уносясь в его жадное чрево*

А.Камю («Миф о Сизифе. Эссе об абсурде» ) , Ж.П. Сартр («Экзистенциализм – это гуманизм» ) , Ф.Ницше («Антихрист» ) , З.Фрейд (Будущее одной иллюзии» ) , Фромм («Психоанализ и религия» ) и их «Сумерки богов» (атеистическая литература критиков) …неплохой сборник, нужно сказать…единственное, что больно кольнуло, так это слишком близкое соответствие утверждений первых трех с тем, что я писала в «Осколке льда…» Учитывая, что в философском романе (хотя как высказались читавшие, там больше философии, нежели повествования, а если второе и присутствует, то в лирической форме) я писала исключительно собственные рассуждения, моей бедной писательской натуре придется крайне нелегко под подозрениями о некотором заимствовании…но, черт возьми, человечество прошло столь великий путь своей мысли, что вряд ли уже возможно найти истинного первооткрывателя, в любом так или иначе увидят отголоски былых теорий…мы обречены…

Закончила работу над «Осколком льда…» (основная часть, т.е., грубо говоря, скелет произведения, что касается отдельных сцен, они, безусловно, позднее будут включены), сразу столкнулась с определенными трудностями: объемы получаются чересчур большими, даже сейчас, когда напечатан лишь костяк (мистическое совпадение, преследующее меня всю жизнь…помнится, здесь я уже говорила, что код моей судьбы – 666, было не менее смешно, когда, закрыв файл с законченным романом, я увидела размер – 666Кб)…вопрос: где печатать? Свела до максимально мелкого шрифта…мой друг все высказал, что думал, пока подчистую изводил ныне усопший картридж и часа два в ожидании, пока толстая стопка исполосованных текстом страниц ляжет на ладони…впрочем, видимо, оно стоило того…томик пошел по рукам и уже вызвал определенную реакцию, мне немало льстящую…забавно…мой первый экземпляр…окружающие всерьез задумываются о публикации, а я не хочу…философия в наши дни отмирает, это нужно признать, точнее: принять, как голый ущербный для общества факт…на книжных полках исключительно литературный ширпотреб, последний раз из пестреющей массы взгляд выделила лишь Ш.Бодлера с его «Цветами зла» и Ф.Гегеля («Логика» )…кому нужны мои рассуждения, когда даже классиков великой мысли никто не читает? Кому интересны лирические описания, если Бунина в наши дни обвиняют за скучность и затянутость, этого мастера русского слова, его чудесного ваятеля? Никому…удивительно, но меня это не задевает (хотя когда последний раз меня что-то задевало, кроме цинизма философа в отношении смерти близкого мне человека?), пусть видит тот, кто хочет видеть…хотелось бы выложить фрагменты на ваш суд, но, к сожалению, российское законодательство не позволяет мне без страхов за авторство этого сделать…какие-то жалкие клочочки…даже их сложно оставить на страницах дневника без присмотра (внизу записи оставлю пару небольших пейзажный зарисовок, буквально несколько строк)…



Больно кольнула невозможность ухода из бренного мира…в очередной раз тишину разорвали слова близкого мне человека о том, что если я уйду, то он(а) отправится следом…страшная правда в том, что это не пафос…но правда еще в том, что ради них я осталась тогда и продолжаю жить… Когда нет сил продолжать путь. Нет в этом и особого смысла. Только долг. Перед собой. Если сейчас поддамся столь безудержному, столь безумному желанию вечного освобождения, то предам все, что строила для себя многие годы. Если я исчезну, бросив здесь людей, просящих их выслушать, понять, поддержать, чем мои действия будут лучше поступков тех, кто сломал меня? Хотя важным является не то, какими эти действия будут по отношению к другим, а то, какое место это будет занимать во мне. Если я проклинала их за нежелание увидеть, понять, значит, я все еще верила в возможность сего…Если это существует, тогда и мне подвластно. Нет. Я не буду повторять то, что презираю. Не унижусь до такого. Не позволю себе эту слабость до тех пор, пока кто-то своей жизнью проверяет силу моих принципов и убеждений. Иначе все не больше, чем пара глупых, пустых слов…Не боле. Я смогу. Ведь у меня еще осталась сильнейшая и вечная жизненная мотивация – самосовершенствование. Эта бесконечная лестница. Она поможет. Она уведет…
Я люблю этих людей…и не позволю потому уйти за мной, чувствуя. Что не этой дороги они для себя желают…

Несколько строк из романа. Пейзажные зарисовки. Все права защищены. Копирование запрещено.

...Винтер остановил скакуна. После бушевавшей всю ночь грозы небо было мрачным и серым, будто недовольным продолжающейся людской жизнью. Заметно похолодало, ветер встрепенулся от плачущих капель дождя и теперь резво свистел, разнося все в пух и прах. Тяжелое свинцовое небо было готово вот-вот опасть пеплом на землю, но странника интересовало совсем иное.
Вальтора, или Проклятый город, как чаще ее называли. Перед парнем раскинулись пустые улицы, заброшенные дома безо всякого намека на жизнь в них, казалось, даже пакостные существа покинули это место, впрочем, так и было. Мертвый город. Винтер потянул за поводья, и настороженный Беглый тихо делал шаг за шагом, испуганно косясь по сторонам. Только пыль вздымалась под копытами животного, более никаких признаков жизни - все замерло в вечном непробудном сне.
Всадник углубился в город. Дома здесь были старые, это становилось ясно по особенностям их постройки, зданий с такой планировкой давно уже не возводили, здесь же они стояли, эти мрачные старцы. Где нет жизни, там нет разрушения. Вальтора была прямым тому подтверждением. Только от изредка закрадывающейся в этот мрачный уголок стихии страдали заснувшие вещи. От легкого порыва ветерка заскрипели ставни полуоткрытого окна, разорвав тишину своим железным затвором. Проезжая мимо домов, Винтер отмечал про себя, что жизнь в городе действительно застыла: где-то виднелись расправленные ветром кровати и некогда белые простыни, пожелтевшие лишь из-за забежавших некогда капель одинокого дождя, где-то, видимо, к праздничному ужину были накрыты столы, лишь серая пыль покрывала фарфоровые тарелки своими временными салфетками, где-то в ребяческом беспорядке валялись игрушки исчезнувших навеки отсюда детей. Жуткая картина застывшего времени, смывшего со своего лица ненужные белила людей. Неширокая улица, замощенная дорогими плитками, навсегда опустела, лишь перекати-поле изредка прогуливалось со своей надутой важностью. Парень неторопливо спешился, не желая разрушать покой города.
Небо сделалось еще более угрюмым, вынашивая в своем чреве новые капли приласкавшегося дождя. Шаги странника разносились по округе задумчивым эхом, каждый задетый камень находил свое отражение в звуковой глади. Опять скрипнули ставни. Странник поднял глаза к раскрытому ветром окну и заинтересовано остановил взгляд на картине, висевшей в комнате. Какой-то пейзаж, какие-то люди. Винтер, заинтригованный, направился к дому с распахнутой дверью, опустевшей гостиной, небогато обставленной поблекшей мебелью. Деревянная винтовая лестница вела на второй этаж. Парень осторожно ступил на крепкие, к его удивлению, ступени и, не торопясь, поднялся, несколько смущенный таким незваным визитом, ладонью легко надавил на дверь в нужную комнату, та, жалобно воя, открылась...

...Она сидела в кресле, закрыв глаза, и тихо вдыхала терпкий запах тлеющего листа, подожженного специально, чтобы его чарующий аромат облетел большую комнату на своих ажурных крыльях. На коленях лежал толстый старый том запрещенной в Старом Мире книги, который невольно грел не только руки, сложенные на нем, но и сердце, отданное строкам. Открыв глаза, она увидела многочисленные полки, книги на которых с трудом умещались и сильно прогибали деревянные доски. На небольшом столе грудой были свалены бумаги, некоторые из них пролежали так давно, что получили свой особенный желтовато-болезненный цвет. Окно, напротив которого сидела девушка, было зашторено длинным плотным материалом, хотя даже через него виднелись изрыгающие пламя лучи жестокого солнца, хотя здесь, в горах, огонь был лишь иллюзией холодного свечения и не давал ничего большего, чем приятное видение.
Послышались осторожные шаги и звон стали, высвобождающейся из ножен, тяжелое дыхание. Чья-то рука резко сорвала ткань с окон, позволив никчемному солнцу разлиться жидкой желтой лужей по полу, намочив книги и запрятанные в них души. Она неторопливо перевела взгляд со страничных строк на человека, стоявшего в нескольких шагах от нее с готовым к бою клинком. Кресло тихо скрипнуло. Его клинок лежал на полу, на мгновение зазвенев под ударом ее стали, но он не был поражен.
- Бой с тобой учил меня обращению с клинком мысли, - ее слова разрывали тяжелую тишину, старинный меч воспламенился от попавших на него пламенных осколков солнца и медленно скользил по воздушной глади накалившейся атмосферы, - и вот я пришла сразиться еще раз…
- Адвокат… - его губы произнесли семь коротких звуков, и сталь опала ненужным пеплом...