"Чу! Покиньте меня тени! Не пляшите больше на стенах моей больной комнаты! Прошу вас, прекратите эту бешенную пляску" - произнёс в себе измученный болью и липкий от пота человек. Мужчина лежал на кровати, обёрнутый тяжёлым одеялом и размахивал в темноте руками. "Какая злая лихорадка! Чу! Уйдите!" И тени перестали плясать. На дубовом столе плакал огарок свечи, окна были закрыты и занавешаны шторами. 

В комнате кроме него никого не было... 

Свеча догорела и в пространство комнаты была пущена тьма. Больной закрыл глаза. Агония разрывала тело, тошнота подступала к горлу. Вдруг, сон или явь, чья-то прохладная ладонь опустилась на лоб больного человека...

- Усни, усни касатик мой... - произнёс чей-то женский голос. Мужчина открыл глаза и увидел над собой незнакомую женщину. Она склонилась над  его кроватью и положила свою прохладную ладонь на лоб больного. "Бред! Точно бред пошёл!" - подумал больной. А женщина всё стояла над изголовьем кровати недвижима. Лицо её и вся фигура буквально светились каким-то неземным сиянием. Человек не может излучать свет так буквально, как излучала его незнакомка. Сияние было настолько необычным, что даже тьма, завидя такой неземной перелив, не смела близко подступать. Между тем удивление, скорее даже испуг, сменилось нечеловеческой болью.Жадная болезнь съедала изнутри, рвала плоть и выбиралась наружу. Час за часом недуг растекался по всему телу, заставляя страдать и изнывать от боли. Ничто не могло помочь больному: кровопускания не снимали жар, так же как и обтирания холодной водой, мятная вода не успокаивала нервы - а силы всё уходили и уходили... Мужчина, превознемогая боль, приподнялся на локти и посмотрел в лицо незнакомке. Что-то родное было в её голубых глазах и лёгких, словно вечерний летний ветер, чертах лица. Ему казалось, что он где-то их уже видел, но только не мог вспомнить. 

- Кто ты, незнакомка? - тихо с хрипом произнёс он. 

- Я... деревенская река, белое облачно на голубом небе, берёза, что растёт за окном твоего родного дома... 

- Ты, верно, смерть моя... - после этих слов больной упал головой на подушку и сжался в агонии. Пот слиплял и жёг глаза,  не давая больше возможности разглядеть лицо ночной незнакомки. Сквозь жжение в глазах больной различал лишь свет, который исходил от неё.

- Не смерть пришла за тобой, а дух, разлитый в осеннем закате... - после чего незнакомка убрала руку со лба больного и продолжила - смерти нет, касатик, там дальше просторные храмы, запах ладана, симфония осеннего ветра... 

- Как мне больно... какая тяжёлая ночь... рубаха сдавливает мне тело смертельной хваткой... 
 

Не успел больной промолвить слово, как ночная рубашка, одетая на голое тело больного, оказалась разрезанной от полы до самой горловины.

- Закрой глазки, соколёнок, а когда разомкнёшь веки, боли уже не будет.

Приступ болезненного кашля заставил изогнуть спину кошкой. 

- Очень страшно... неужели поэтам пристало так мучительно умирають? 

- Участь певца печальна. Певец свободы, справедливости и жизни, певец, одухотворивший природу, давший надежду простому человеку... Твоя боль - это боль всех тех, на чью защиту встала твоя муза. Эта страна - твоя голгофа, эта кровь - твои стигматы, кровать же эта - крест твой... 

- Но кто же ты?

- А я... вера.

И узнал тут же больной это лицо... Именно его представлял молодой, полный сил человек, когда разбивал пером оковы рабства, когда, в минуту вдохновения, видел синюю реку, плачущую березу, когда, лёжа вечером на стоге сена, смотрел на закатное небо... Это лицо видел он, когда взглянул в полные ужаса глаза истязаемой хлыстом на площади женщины. Лицо знакомое ему с детства, ладони, которые первые прижали его к любящему сердцу...

- Усни, касатик мой, усни, любимый мой...

- А тени...?

- Их больше нет, ты спи, а я буду здесь, пока...

Боль почти стихла. Женщина убрала руку со лба умирающего и закрыла пальцами глаза.

- Спи...

Умирающий забылся... Ему казалось, что сквозь сон он слышал пение, колыбельную песню, которую пел нежный женский голос. Утром его нашли без памяти в бреду. Умирающий пел какую-то песню и улыбался... 

Позже, днём, священник внёс в книгу следующую запись: "NN приставился 27 декабря 1877 года от рождества Христова".