Милая моя, вы были так очаровательны и нежны в словах и помыслах. Ваши емкие образы чувствительностью поджигали небо. Слово, слово и слово – и кружево строчек превращалось в нерушимую стену тюрьмы, что пленяло мой разум. Я был околдован вашей дикой и непорочной замысловатостью ассоциативных рядов. Глупое воображение рисовало вас, тенистый сад старых яблонь и томик Саши Черного. Краски, кисти упавшие яблоки и даже воображаемые комары начинали вполне реально жужжать. И тоже глупое воображение с легкостью отвергало это за невозможностью существования в миру столь ярких образов. Увы, все оказалось прозаичней. За легкостью и очаровательностью формы я проглядел ложь и пустоту содержимого. Актриса, фанерные деревья декораций и томик пошлости Данцовой.