Название: Выпускник с отличием, или мой невозможный Лисенок
Фендом: Ориджин
Автор: Серебристый водолей
Бета: Маграт
Пейринг: Джек/Джимми
Рейтинг: NC-17
Жанр: drama/romance
Предупреждение: Изнасилование, в том числе групповое. Жестокость.
Содержание: Социальные различия в закрытой для мальчиков. Любовь, которая невозможна.
Примечание: Обычный шрифт - POV Джимми, курсив - POV Джека.
[600x323]
Эпилог
Он - король школы. Он всеми уважаемый и успешный. Отличник, спортсмен, красавец, каждый день с ним новая девушка. Он - выпускник с отличием. Он жесток и насмешлив. Ему 20 лет и его зовут Джек Стронгер, и эта история о нем.
Престижная школа-колледж находится в горах, рядом река и лес. Комплекс школы - небольшие 4 этажные домики-общежития, столовая и красивое большое учебное здание. Джек Стронгер - Школьный Бог. У него потрясающие зеленые глаза, ежик золотистых волос, белая кожа и чуть заметные веснушки. У него великолепная фигура - он пловец. Авторитет среди старшекурсников, но младшие его боятся: жестокие забавы компании Стронгера известны всем. Администрация смотрит на это сквозь пальцы: парень выпускается в этом году, и у него известная семья, постоянное спонсирование.
Команда Джека - его соратники-однокурсники. Вспыльчивый и упрямый Бобби Фриз «Спайс». Ему прощается любое пререкание с лидером - они друзья с самого детства. Марк Винсент «Дизель»: огромный парень, немного туповат, но настоящий громила. Джошуа Рейнолдс «Круел»: самый жестокий член компании. Он носит очки, но внешность типичного ботана обманчива - парень очень умен и хитер. Малышня боится его как огня. Он задумывает все похождения и отмазывает, если что - будущий адвокат. Бобби - врач, Марк - банкир, Джек - журналист.
В седьмом классе учится смешной милый мальчишка - Джимми Вайолет. Он из неблагополучной семьи, плоховато видит, но хуже всего - он заикается. Дети всегда травят тех, кто отличается, не так ли? Бывают дни когда он молчит весь день - у него приступы заикания, от судорог он не может открыть рот. Его друзья уже привыкли и не видят в этом проблемы. Джимми не красавец, но очень симпатичный: у него черные волосы, синие глаза и темные веснушки. Эта история и про него.
Итак…
***
Я лечу, спешу и спотыкаюсь, толкаю кого-то рукой, не глядя бормочу извинения. Сейчас у меня математика, а я ее почти не понимаю. Миссис Фаттинг меня терпеть не может, хотя сама наверное не знает почему. Я перепрыгиваю через лавки, пребольно цепляюсь ногою, но продолжаю хромать дальше - не пустит ведь. Впереди кучка старшекурсников: я щурюсь, но их лиц не вижу, пробегаю как можно быстрее…и цепляюсь за кого-то ногою. Звенит звонок. Я поднимаюсь и от нервов опять начинает сводить судорогой челюсть, черт, как не вовремя. Мне ж надо будет объяснить причину опоздания, а она ужас как не любит, когда я заикаюсь, ее аж передергивает. Я вскакиваю, отпихиваю парня, через которого зацепился и бегу быстрее, нет, уже вишу в воздухе, а Школьный Бог держит меня за шкирку, нехорошо так рассматривая нос к носу.
- Пусти! - вырываюсь и бегу дальше. Успел! Фух! Как некрасиво получилось - сбил человека и не извинился…
Парни хотят развлечения. Им не хочется ничего учить, блядствовать им хочется. Придется обеспечить развлечение. Поднимаюсь на ноги и морщусь. Сегодня какой-то щенок врезался в меня, да так, что чуть ногу не поломал, а потом вырвался и убежал. Вот и развлечение нашлось. Презервативы - в левый карман, смазку - в правый. Гулять, банда!
В нашей спальне 10 мальчиков - весь мой класс, ну, мужская его половина. Мы как-то исхитряемся делать уроки по очереди. Я уселся с проклятой математикой - лучше сразу сделать, а потом гулять; в коридоре послышался шум, где-то хлопали двери, кто-то визжал. «Старшекурсники гуляют» - прошептал Том, собирая вещи и забиваясь под кровать. Я сидел, тупо не понимая в чем дело. В этой школе я новенький, это что, у них обычаи такие? Дверь распахнулась…
Он сидел на кровати, обложившись учебниками. Я свистнул Дизелю, чтоб отцепился от малявки-пятиклассника. Он все-таки изрядный педофил, наш Марк. Мальчишка увидел меня и как-то застенчиво улыбнулся. Ах ты сука! Мы ввалились в спальню, замечая спрятавшихся под кроватью пацанов. Дурачье. Мальчишка сначала не понял, чего мы хотим, когда парни схватили его за руки, сдирая рубашку. Круел держал за запястья, пока Дизель разрывал на нем старенькие джинсы. Бобби закрыл дверь и лениво прислонился к стене, разглядывая происходящее. Я расстегнул ширинку, натягивая презерватив и смазывая себя. Мальчишка поднял голову, увидел меня и его огромные глаза потемнели, он открыл рот, но Джош ударил его по губам, обрывая крик.
- Пикни только, я тебе морду исполосую! - Наш Джош просто обожает играть с опасными игрушками, очкарик хренов. Его прозвище не с потолка взято. (англ. «cruel»- «жестокий», прим. автора для англонеговорящих )
Мальчишка стонет окровавленными губами, его просто трясет от страха. Я подхожу к нему ближе, он поднимает голову и дико смотрит на меня. Трусики старые и застиранные, они рвутся от одного рывка. Серая от времени и носки тряпка падает на пол, парни смеются. Мальчишка хочет что-то сказать, но его челюсть как-то странно искривляется, он закрывает рот и тихо плачет.
Какой он горячий! Тесный. Целочка. Пытается кричать, но стоит ему открыть рот, как парни бьют его по губам и непонятная судорога сводит его челюсти. Его глаза огромные и почти черные, он дергается и пробует соскользнуть с меня. Глупый, ты еще больше насаживаешься. Он смотрит в потолок, кровь стекает с его губ. Я трахаю его, размеренно и глубоко - хорошо быть лидером, тебе предоставляется честь разрывать их тесные целочки. Мальчик стонет, я кончаю в него. Выхожу, и тут-то он смотрит на меня: «Тварь». Ах ты, сучонок, я же старался не порвать тебя! Бобби отталкивает меня, когда пацан начинает хрипеть: на лице останутся синяки и, кажется, его ребра хрустели под моими кулаками.
- Не жалейте сучонка, - рычу своей банде, Боб отрицательно качает головой: мальчик, покрытый потом и кровью, уже не привлекателен. Зато Дизель натягивает резинку и, не смазывая член, входит в пацана. Тот выгибается дугою, кусая разбитые губы, чтоб не кричать. Тихо поскуливает, когда Марк врубается в него особенно жестоко. Дизель щиплет маленькие темно-красные соски, Джош неторопливо достает зажигалку и подносит к ладони маленького паршивца, комната наполняется запахом паленых ногтей, мальчик открывает рот и все-таки кричит, я бью его по лицу, забивая крик обратно. На его пальцах вспухают волдыри от ожогов. Место Марка занимает Круел, он сжимает маленький вялый член, пока тот не синеет, царапает яйца. Дикий звереныш на кровати мечется со стороны в сторону, его лицо - кровавая маска.
Я перехватываю зажигалку у Джоша и принимаюсь за вторую руку: этот пальчик - за мою ногу, этот - за то, что свалил, не извинившись, этот - за то, что ты кричишь, этот - за то, что ты приехал в эту школу, а этот - за то, что ты вообще родился на свет. Только Круэл вышел из него, сучонок как-то извернулся и умудрился выскользнуть из рук: он заполз под кровать, оставляя следы крови, пополз под кроватями куда-то к своим, но те пинали его, чтоб не навлек на них беды. Мальчик с упорством танка пытался просочиться куда-нибудь подальше, но отовсюду его прогоняли. Потом им надоело и они выволокли его к нам, толкнули в «нежные» Джошевы объятия и бросились врассыпную. Мы пинали его по-настоящему, Джош палил ему соски, но долго играть с ним не стали.
Мне захотелось, чтоб он взял у меня в рот. Даже то, что он испачкает пах кровью, не остановило… я схватил его под мышки, перевернул на живот и поставил на четвереньки. С трудом распахнул судорожно сжатую нижнюю челюсть и впихнул ему прямо до самых волос на паху. Сзади к нему подошел Бобби - мы часто трахаем девок и маленьких целок вместе. Он всадил в задницу и мальчик застонал, обвив языком мой член. Не знаю, что там с его ртом, но он обхватил меня губами, как руку перчаткой. Я не давал ему клацнуть зубами, оттягивая вниз нижнюю челюсть и засаживал ему в глотку до самого конца. Бобби трахал его со своей стороны и тело дергалось между нами туда-сюда. Мы закончили с мальчишкой, поправили одежду и ушли, Бобби обернулся и громко сказал в пустоту: «Если кто-то хоть пикнет, будет то же самое, только еще хуже». Мы ушли, слыша шорохи за спиною и вой мальчика.
Я увидел его неделю спустя - бледный неулыбчивый зверек, дергающийся от каждого шороха. Его одноклассники не подходили к нему близко, как к дешевой уличной шлюхе. Он стоял в стареньких джинсах, неумело зашитых черными нитками. И в глазах у него горела холодная ненависть человека, который пережил ад. Меня многие любят, многие ненавидят, но этот мальчик ненавидел меня по-настоящему: он бы убивал меня медленно и мучительно, если бы смог. Потом он ушел, но его взгляд я запомнил.
Я все же верю, что рано или поздно я научусь нормально разговаривать. Перед приступами я говорю почти без спотыкания. Почти каждый вечер залезаю на крышу нашего корпуса и вслух пою песни, проговариваю скороговорки или стихи. Где-то я слышал, что это помогает. В последнее время просто вспоминаю, плачу или бешусь. Днем я делаю вид, что не замечаю презрительных и насмешливых взглядов, подколок про мои джинсы - эти звери их порвали, а других у меня нет. Здесь - я в безопасности. Никто не полезет сюда, я могу насладиться покоем или дать волю чувствам…
Вечер был просто отпадный. Мы наклюкались, как заправские выпивохи. Пошел легкий дождик - в головах немного прояснилось. Я задрал голову наверх - опять этот силуэт на крыше. Я много раз видел его там, когда возвращался с вечеринки или от очередной девки. Теперь алкоголь придал решимости, отправив парней в их комнаты, полез на крышу. На самом краю, свесив ноги с карниза, сидел мальчишка. МАЛЬЧИШКА. Тот самый ребенок с ненавидящим взглядом. Теплый дождь барабанил по спине, я хлюпал по лужам, а он меня не слышал. Я подкрался довольно близко, когда услышал, что он поет…что-то про дождь, про лужи и одиночество. Ни голоса, ни слуха, а туда же… Он начал тарахтеть скороговорки, ну, тарахтеть - сильно сказано, он спотыкался почти на каждом слове. От его неуклюжих попыток мне стало смешно, я фыркнул. Он вскочил, чуть не свалившись с крыши, и зашипел на меня, как дикий кот. Такое худенькое нескладное тело, одетое в застиранную пижамку с Микки Маусами.
Почти черные веснушки на белом лице, живые злобные глаза, простреливающие меня навылет…. Внезапно стало жарко, я расстегнул рубашку, поднимая лицо к дождю. На секунду он расслабился, прослеживая взглядом вверх - что ж я там увидел. Рывок - он лежит подо мною, все еще не соображая, как тут очутился. Горячее тело, упругое, пальцы в ожогах - МОИХ ожогах. Я потянул верх пижамки, ожидая, что она разорвется - захрустела, поддаваясь.
- Не надо рвать, - темный взгляд, - сам разденусь, только не рвите.
Я отпустил его руки, по-прежнему прижимая бедрами к крыше, что б не сбежал. Он расстегивает свою пижаму - темные незажившие пятна на сосках. Стягивает штаны и заботливо сворачивает одежду. От холода, дождя и страха его трясет, но он пока держится.
- Как мне стать, чтоб Вам было удобнее? - пустой, лишенный эмоций голос.
Я с силой подминаю его под себя, раздвигая его ноги, щипая соски. Мальчишка протестующее выворачивается, я даю ему пощечину.
- За что, я же добровольно…
- Я хочу видеть твои слезы, - от меня несет перегаром и он морщится. Рывком раздвигаю его ноги, врываясь в тесную дырочку, сразу же под нами образовывается кровавая лужа. Он не плачет, а может, плачет, но слезы так трудно отличить от дождя…губы плотно сжаты, ни стона, ни звука…
- Глупый, кричи, кричи - я буду нежнее, - но паршивец молчит, вздрагивая и морщась.
Я зверею и сознательно кромсаю его внутри, хватаю за обожженные пальцы, надавливая, сдирая кожу. Его так трясет, что меня подбрасывает. Он молчит. Я делаю ему больно. Он по-прежнему молчит. Я продолжаю.
Он по-прежнему молчит. Я продолжаю. Хватаю его член и резко дергаю на себя, что-то громко хрустит и он теряет сознание. Бью по лицу - он приходит в себя. Его член распух и посинел. Молчит. Вдыхаю его запах: прибитая дождем пыль, что-то детское, мускусный запах моей похоти, металлический запах его крови, все вместе - пьянящий аромат. Я кончаю и ухожу, оглядываюсь: маленькая голая фигурка, залитая кровью, скорчившаяся, дрожащая и несчастная. Ненавидящий взгляд черных, как ночь, глаз.
Бобби с тревожным видом смотрит на эту картину, тихо шепчет мне краем губ: «Мальчишка совсем плох». Я вижу это и сам - его тело в порезах, синяках, ожогах. Эти придурки укладывают его на спину - у него совершенно безжизненный взгляд. Ни ненависти, ни чувств, ни-че-го. Сломан. Он скользит по мне безумным взглядом, не узнавая, не замечая. Этот Джимми сейчас далеко-далеко - в своей боли.
Бобби говорит, что я пинал Рейнолдса до самой двери, я лишь помню, как рычал ему в мерзкое очкастое потное лицо: «Подойдешь к нему ближе, чем на 3 метра - я с тебя шкуру сниму и заставлю сожрать».
Дизель уже все сообразил и проскользнул мимо меня куда подальше. Вблизи Джимми выглядел еще хуже чем казалось: черные синяки под глазами, разбитые губы, синюшно-бледная кожа. Я завернул его в одеяло и понес в свою комнату, а он открывал безумные глаза и опять проваливался в темную глубину боли. Наш Боб все-таки врач - он стал осматривать мальчишку, пока я ходил за его вещами. Пацаны, которые делили с ним спальню, увидев меня, снова попрыгали под кровати. Мне было некогда играться, поэтому я вытащил одного за шкирку:
- Где вещи Джимми?
- Вайолета?
- Ну, вот этого темненького…
Мальчишки повылазили, начали собирать его пожитки в сумку: пара заношенных свитерков, пара футболок, джинсы, легонькая курточка, стопочка белья, пара стареньких носков, шлепанцы, ботинки, потертая зубная щетка, шампунь, дешевая зубная паста, учебники, тетрадки, 2 ручки, какой-то блокнотик, старательно разукрашенный - вот и все. Одна полупустая сумка. Бля, да у меня 4 чемодана одной одежды было в его возрасте. Я принес сумку в свою комнату, Бобби колдовал над хрупким телом. Вайолет - красивая фамилия. «Фиолетовый» - фиалка. Но в голову больше лезло другое сравнение - Лисенок, не рыжий - черно-бурый маленький лисенок.
- Что ты с ним планируешь делать? - Боб отвлек от раздумий.
- Понятия не имею, импульсивное решение.
- Держи его подальше от Джоша, он, кажется, на этого пацана запал, ты же знаешь его извращенную любовь.
- Если он его хоть пальцем!!!
- Не кричи, я ему снотворного дал и обезболивающего.
- Что с ним?
- Не спрашивай, перечислять - полночи займет. Так он как, теперь твой официальный сожитель?
- Хм, - я посмотрел на истощенное тельце, на секунду мальчик распахнул глаза, синие как море на горизонте, и опять отключился, - пожалуй. Моя куколка.
Фриз покрутил пальцем у виска, оставил таблетки и мази на утро и свалил. Где он берет это все, он же еще не врач, только студент?!!
- Да, и еще, - его голова залезла обратно в комнату.
- Чего?
- Никакого секса как минимум месяц, слышишь? Он порванный во все стороны.
- Ясно.
Я разложил его вещи, отмечая, что большинство никуда не годится. Отложил в сторону знакомые джинсы, ЕДИНСТВЕННЫЕ его джинсы. А мы их порвали…Разложил учебники, тетради и опять наткнулся на старательно разрисованный блокнот.
Самая дорогая тетрадка из всех, что у него были. На первой странице человечек и надпись: Мой дневник.
МОЙ ДНЕВНИК (ДЖИММИ ВАЙОЛЕТ)
***
Мать объявилась с новым кавалером. Толстый представительный дядька. Рявкнула на меня, чтоб проваливал в свою комнату. В ее спальне плазменный телевизор, ноутбук, шикарная мебель, но мне туда нельзя. В моей комнате красные обшарпанные обои, старая кровать, я боюсь говорить матери, что вот-вот рассыплется - опять бить будет. Самое интересное у меня - окно. Я вижу мир! В последнее время все хуже и хуже, зрение ни к черту, но кому я пожалуюсь? Вот и все- это моя комната
Главные достопримечательности, они же единственные: обои, кровать и окно. Ну еще я J.
***
Сегодня случайно увидел себя в зеркале во время заикания - как омерзительно, чуть не расплакался, вот это спазматическое перекошенное чудовище - я?!! Неудивительно, что мать меня не выносит. L
Толстый дядька предложил сплавить меня в модную школу за его счет, мол, мальчик получит образование и не будет мешаться под ногами. Я - рад. Впрочем, я уже столько школ сменил, что …да в общем все равно. Только побыстрее бы.
***
Сегодня ребята рассказывали о своих отцах, я соврал, что мои родители развелись. Иногда я мечтаю об отце. Я даже не знаю, кто был моим отцом. И мать не знает, я как-то у нее спросил, так она меня полчаса ногами пинала. Глупо конечно, но я мечтаю, как он придет, красивый и богатый, заберет меня в свой дом в Вашингтоне. Мне нравится этот город, я на картинке видел. У меня будет своя комната, красивая, с новой, не скрипящей, кроватью и лампочкой. Он будет меня любить, укладывая меня спать, будет говорить: «Спокойной ночи, мой мальчик», а утром будет желать доброго утра.
В выходные мы будем гулять по улицам и есть мороженое. Он не будет меня бить, ну, подзатыльник, если расшалюсь, но ремнем и ногами не будет. Будет дарить мне подарки, будет кормить меня каждый день. Он просто будет…
***
Совсем не было время времени писать - обживал новую школу, действительно классная, все такие приветливые и так красиво.
***
Почему на меня все преподаватели кричат? Я стараюсь медленно говорить, чтоб никто не заметил как я заикаюсь. Еще не хватало, чтоб тут увидели мои спазмы. Кажется приступ скоро…L
***
Какой позор!!! Сегодня у меня начался приступ - совсем не мог рта открыть- перекосило. Молчал весь день, пока толстая сучка Фаттинг не вызвала меня. Я пытался выговорить хоть что-то, а ее лицо ТАК изменилось, да и одноклассники морщились, я сорвался и убежал, просидел весь день на крыше. Только ночью спустился - так стыдно было, что слов нет!!! А они поджидали меня в спальне: надавали подзатыльников и потребовали выложить все как есть. Рассказал. Дали еще подзатыльник, обозвали бараном и сказали не робеть. Все равно мне стыдно.
***
Трудно сидеть, стоять не могу, по ногам сразу кровь течет. Меня обходят по кривой, наверное, мерзко. Четыре старшекурсника отымели меня по-всякому на глазах у одноклассников.
Стыдно. Обожженные руки до сих пор не слушаются, сегодня сел зашивать джинсы, другого у меня все равно ничего нет. Пришла старшекурсница с журналистики, посидела недолго, джинсы зашила. Понятия не имею, зачем ей это надо было, судя по шраму от ожога на руке - родственные души.
***
Пока все были на занятиях, дополз до ванной - искупался, простыни постирал. Больно, больно, мать мою, и так шатает…
***
Впервые вышел на занятия. Выслушал кучу шуток по поводу потерянной девственности, разорванной задницы и шлюхи с дешевым бельем. Преподы орали, что прогуливаю, будто они не знали, что со мной случилось. Что я находил прекрасным в этой школе? Я даже не могу отсюда уехать.
***
Я убью его. Их всех. Но его первым - это он все начал. Сначала я выколю его чертовы зеленые глаза, потом сниму скальп, кастрирую, а дальше- куда фантазия заведет.
***
Пойду посижу на крыше…Там единственное безопасное место.
***
Больно резать вены? Впрочем, больнее того, через что, я прошел, наверное не будет. Пальцы снова болят, опять не могу ходить, болит все, под кожей иголки. Пьяная дикая морда который день снится, и перегар. Как я дополз до ванной, как я дополз до кровати? Я не помню… все чаще проваливаюсь в забытье. Сегодня вроде заглядывал Очкастый Гад, обещал позже прийти…или это кошмар приснился? Я так устал от этого…
[дневник обрывается]
Я перевожу дыхание и у меня дрожат руки. Я - мерзкое животное, зверь. Лисенок спит, бледный и измученный. Моя куколка…я разделся и лег рядом с ним, обнял осторожно, прислушиваясь к хриплому дыханию.
Мои родители - богатые ублюдки, которым всю жизнь было плевать на своего ребенка. Они выполнили долг - родили наследника, и считали, что больше ничего не должны мне. У меня была куча игрушек, престижная школа-колледж, дорогая модная одежда, много денег, место в известной редакции. Но воскресных прогулок по улочкам с мороженым у меня не было, и спокойной ночи никто не желал. По крайней мере меня не били, даже пальцем не коснулись, даже не обнимали никогда.
Какие ублюдки наши учителя. Все отлично знают о наших выходках, но отдают нам на расправу детей из необеспеченных семей. Беззащитных детей. На таком, как мой Лисенок, можно сорвать раздражение и отдать игрушкой богатым ублюдкам, ведь он никому на свете не нужен, даже родной матери.
Утром он открыл пустые глаза. От его неловких движений я проснулся. Елы-палы, оставил раскрытый дневник на стуле - самое видное место! Мальчишка вздрогнул, вытянул замотанную ручонку за тетрадкой, повернул голову в мою сторону, не узнавая. Потом вспомнил, задрожал, застонал, пытаясь сползти с кровати. Я осторожно остановил его:
- Лежи. Тебе нельзя двигаться. Ты в очень плохом состоянии, будешь у меня выздоравливать.
Он все тянулся к своему дневнику, я передал ему тонкую тетрадку, и он вцепился в нее, как утопающий в спасательный круг, глядя на меня затравленным взглядом.
- Я хотел посмотреть этот блокнот, но не понял твой почерк. Это что-то учебное? - спросил я, как можно беспечнее.
Вайолет кивнул головою и прижал тетрадь к себе еще крепче.
Неделю я не отходил на него ни на шаг. Носил в туалет, купал, кормил, пичкал таблетками, мазал вонючими мазями, делал массаж. Он много спал: спал, когда я утром уходил на занятия, спал, когда я в обед прибегал покормить его, перевязать, переложить на новое место, спал вечером, когда я делал уроки. Лишь иногда открывал глаза и ужас вспыхивал искрами в его измученных болью глазах. Потом Лисенок пошел на поправку. Бобби, заходивший каждый вечер проверить его, все чаще улыбался. Малыш стал меньше спать, молча лежал, разглядывая мою комнату, на меня он старался не смотреть. Я не делал ему больно, старался не двигаться быстро, что б он не пугался, пытался разговаривать с ним, но он упорно молчал, и я оставил его в покое. Связался с кем надо, чтоб приносили его домашнее задание мне, а я передавал его больной Лиске.