Каждый раз надеешься, что ещё не поздно, ещё можно заснуть, если как следует постараться. Но это - кормушка-поилка дурацкой надежды, которая исчерпала кредит доверия. Каждый раз, убив два часа на разглядывание изнанки век в полной темноте, на выслушивание своего дыхания и непонятных тресков компьютера, на попытки избавиться от засевшей в голове басовой партии, я встаю, беру сигареты и топаю на кухню в нежной сму-джазовой манере, чтобы не потревожить неровный и нарывающий сон Тишины.
    Пока она спит, я слышу многое. В эти часы преграда света исчезает из грязного городского воздуха, она больше не сдерживает свободного полёта звуков, насыщающих ночь своей особой минималистичной полнотой, заменя дневное торжество пусть тусклых и пыльных, но всё же красок. Где-то заливается отчаянным воем брошенная в одиночестве машина, собаки уже окончили ночную охоту, и теперь их яростный истеричный лай заменило легкое цоканье маленьких чёрных коготков по асфальту.
    Я слышу многое, и это придаёт мне исключительности, которой я лишён днём, тешит мою гордыню. Ведь я слышу всё, а меня не слышит никто. Ухо чутко вздрагивает, уловив, наконец, что-то новое и странное, и я бросаю косой взгляд в направлении звука, но вижу лишь сгустившийся душной тенью воздух, и принимаю это за очередной визуал, возвращаясь к своему пуническому сражению.
    Сажусь за компьютер... Теперь шизойдная ночь уволена.