мой самый любимый друг написал очередные стихи. они всегда гениальны, и всегда без рифмы) но на этот раз это такое светлое, чистое, ласковое чудо, что я выкладываю стихи здесь.



***

Отец Паисий, игумен маленького монастыря,
обвёл собравшуюся в трапезной братию
тяжёлым взглядом.

Ну, кажется, все.
Начнём по порядку.

Сначала про храмовый праздник.
Это, дорогие мои, ни в какие ворота не лезет.
Больше я на этот день из монастыря убегать не буду.
Будете меня боярышником отпаивать после всего, как и раньше.

Отец Пахомий, ты, оказывается, страшный человек.
Тебе не келарем нужно быть, а людей пытать.
Это же надо додуматься, владыке Феогносту на обеде
подать золочёное корытце с поджаренными золотыми рыбками.
Думаете, он никогда ребёнком не был?
Так и родился архиепископом?
Милосердия у вас нету.
Несгибаемые вы диссиденты.
Он после этого корытца, келейник говорит, всю ночь проплакал.
Всё вспоминал, как ему мама в детстве сказки Пушкина читала.
И как он декламировал при гостях на ужине
«Как ныне сбирает свои вещи Олег...»,
чем довёл всех родных до слёз, так они смеялись.
Как мне ему теперь в глаза смотреть?
Поедешь со мной прощения просить.
Я не шучу.

Так. Отец Павел, ты тоже герой дня.
Я понимаю, выкупить на eBay коллекционное собрание
всех номеров «Мурзилки» начиная с 1924 года,
это хорошее и полезное дело.
Но о чём ты думал?
Не мог договориться с Петром Николаевичем?
Он же всё равно перед Новым Годом приедет,
привезёт вам ваши дурацкие петарды,
хлопушки и бенгальские огни.
Не могли, что ли, оформить заказ сначала до Москвы
на его имя?
Они же на почте всем коллективом наши посылки вскрывают
на обеденном перерыве.
И всегда есть законный повод.
В этот раз начальник сказал, думали, Мурзилка —
экзотический зверь. Пересылка животных в почтовых контейнерах
запрещена.
Бухгалтер их, так тот вообще поспорил на бутылку шампанского,
что Мурзилка это вообще какая-то непристойность.
Ещё одна такая глупость — заставлю брать благословение
на каждую бумажку, которую ты для библиотеки приобретаешь.
Сколько ни показывай вам сериалы про шпионов,
ничему не учитесь.
Беречь людей надо, беречь!
Они слабые, чего им только в голову не приходит.

Так. Дальше.

Отец Фёдор. Что Вы смеётесь, бесстыжие?!
Исаак Иванович, старый больной человек,
не поленился приехать переложить печку в парилке.
Открывает дверь в котельную церкви,
а на порог навзничь валится отец Фёдор,
с остекленевшими глазами и огрызком яблока в зубах.
Он, бедный, так и обмер, не знал, куда бежать.
У него же сердце.
Ну и что, что ты думал, что это отец Пахомий заходит.
Что, келарь виноват в тех двадцати килограммах яблок,
которые нам на Преображение пожертвовали?
Кто вас их есть заставляет?
Говорил вам, выжимайте в чай.
Вчера приходил заведующий городской станцией юннатов.
Не знал, куда себя девать.
Сказал, только вчера узнал, что первый урожай гибрида
яблони с лимоном, который он велел по-тихому выкинуть,
сердобольный завхоз анонимно прислал тогда в монастырь.
И потом, ты что, совсем нюх потерял?
Братию по походке не узнавать!

Отец Никон, тебе тоже достанется.
В следующий раз, когда по моему списку
будешь братии подарки на Рождество покупать,
посылай в магазин игрушек послушника в мирской одежде.
Нечего тебе там своей бородой прилавки мести.
Знаешь, что одна продавщица другой сказала,
когда ты ушёл с покупками?
Тамара Фёдоровна там была, всё слышала.
«Хорошо, — говорит, — они теперь хоть своих младенчиков
в колодцах не топят».
Думайте, что делаете, в который раз говорю!

Дальше. Кто повесил на доске экстренных объявлений записку
«Послушник Барт Симпсон, срочно зайдите к благочинному!»
Там же мимо приезжие батюшки с семьями в трапезную ходят!
Их потом собственные дети до опупения распросами мучают.
Хотите вмешиваться в чужое воспитание,
пошлю в школу, учить шестиклассников основам православной культуры.
Не думайте, что я блефую!

И последнее.
Снега намело будь здоров.
Отец Иоанн. Если братии опять взбредёт в голову
кататься в корытах, привязанных к УАЗику,
раньше полуночи не вздумайте выезжать.
Нечего пугать поздних водителей, они и так из последних сил едут.
Думайте о людях!
И визжите потише на поворотах!
А отец Прохор пусть свои очки привязывает,
больше не отпущу поутру искать их в сугробах.

Ладно. Пока всё. Устал я, спать пойду.
Долго не сидите.
Отец Пахомий, не больше семи чашек чаю.
Не то опять будете хрустеть ветками под окнами до утра.

Да, совсем забыл.
Отец Николай, в следующий раз, как в автобусе в город поедешь,
лучше вообще не садись никуда.
Мне всё равно, что у тебя инстинкт слабому полу место уступать.
Но когда ты идёшь в подряснике через весь салон к зашедшей девушке,
чтобы предложить ей сесть,
подумай, как это выглядит.

Всё, теперь уж точно спокойной ночи.
Отец Иоанн, не забудь с утра встретить мешок с хлебом.
Автобус теперь приходит на 15 минут раньше...

Отец Паисий возвращается в келью.
Читает правило, одевается в спальный подрясник.
Ложится в кровать, укрывается, зажигает лампу на тумбочке.
Вздыхает.
Достаёт из-под подушки третий том «Карлсона».
Открывает на закладке, начинает читать.

Но Чья-то рука пишет в темноте на стене кельи
огромными кривыми огненными буквами.
«Ну и плюшки! Деньги дерёшь, а корицу жалеешь. Берегись!

Совсем ты, отец Юлиус, озверел.
Нельзя же так на людей кидаться...»

Отец Паисий утирает слёзы.
Поцеловав, откладывает книжку.
Встаёт на молитву.