ФИЛОСОФИЯ ЖЕРТВЕННОСТИ
2. СМЫСЛ ЖЕРТВЫ ИИСУСА В ИСТОРИЯХ АНДРЕЯ РУБЛЁВА И БОРИСКИ

Самый великий пример искупления вины – вины всех людей, всего мира – даёт самый безгрешный человек, Иисус Христос. Образ Иисуса, восходящего на Голгофу, является центром всего фильма. Даже первое его название «Страсти по Андрею» непосредственно отсылает к Евангелию. Фильм Тарковского – это попытка выразить своё понимание смысла той жертвы, которую принёс Иисус, это осмысление через жизнь великого русского художника и всех людей, которых он встречает на своём пути, великого значения этой жертвы.
Т.к. источником неправедного деяния и вины в целом является внутренняя СВОБОДА человека, которая получает неправильную реализацию, то полная «компенсация» вины возможна только через СОБОДНОЕ деяние, имеющее целью отрицание своей свободной неправедности, виновности. Во внешнем, материальном плане ЭТО ОЗНАЧАЕТ ЖЕРТВОВАНИЕ СЕБЯ МИРУ И ВСЕМ ЛЮДЯМ, ДОБРОВОЛЬНОЕ ИЗБРАНИЕ ПУТИ, НА КОТОРОМ ЧЕЛОВЕКА ЖДУТ СТРАДАНИЯ И СМЕРТЬ, НО НА КОТОРОМ ИМЕННО ЧЕРЕЗ СВОБОДНОЕ ИЗБРАНИЕ СТРАДАНИЯ И СМЕРТИ ПРЕОДОЛЕВАЕТСЯ АБСОЛЮТНОСТЬ ЭТИХ НЕГАТИВНЫХ ХАРАКТЕРИСТИК БЫТИЯ и они превращаются в нечто вторичное и незначительное по отношению к подлинной абсолютности человеческой свободы и человеческого творчества. Эта идея жертвенности, жертвенного умирания ради восстановления совершенства мира была обоснована у Карсавина в рамках очень сложной и содержательной философской системы. Ту же самую идею в лаконичных и публицистически ярких работах (которые в полном объёме были опубликованы только через десятилетия после гибели автора в сталинском ГУЛАГе) развивал Александр Мейер.
Добровольная жертва себя миру всегда приводит к ЕДИНЕНИЮ людей и к «исправлению» бытия, к возникновению в мире АБСОЛЮТНОГО центра, от которого исходит некая энергия, просветляющая мир. И Жертва Иисуса Христа сыграла именно такую роль, именно так её интерпретировала русская философия XIX – начала XX вв.. Вот, например, как писал об этом Владимир Соловьёв: «…Христос приходил в мир не для того, конечно, чтобы обогатить мирскую жизнь несколькими новыми церемониями, а для того, чтобы спасти мир. Своею смертью и воскресением Он спас мир в принципе, в корне, в центре, а распространить это спасение на весь круг человеческой и мирской жизни, осуществить спасение во всей нашей действительности – это Он может сделать уже не один, а лишь вместе с самим человечеством, ибо насильно и без своего ведома и согласия никто действительно спасён быть не может. Но истинное спасение есть перерождение, или новое рождение, а новое рождение предполагает смерть прежней ложной жизни…» Человечество, по Соловьёву, должно осознать, то, что оно есть Богочеловечество, что каждый из нас и все мы вместе призваны продолжить и развить то дело, которое начал Христос и целью которого является полное преображение нашего мира.
И когда восхождения на Голгофу предстаёт в своём исходном смысле в видении Андрея, становится ясно, что оно имеет не только и не столько этический, нравственный смысл, сколько смысл метафизический. ЖЕРТВА СЕБЯ МИРУ И ЛЮДЯМ – ЭТО НЕ ПОДВИГ И НЕ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЖЕСТ, ТРЕБУЮЩИЙ КАКОГО-ТО СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МУЖЕСТВА, А СУДЬБА КАЖДОГО ИЗ НАС. Это необходимость, заложенная в самом бытии, в его несовершенстве и в его ВОЗМОЖНОСТИ СТАТЬ БОЛЕЕ СОВЕРШЕННЫМ ЧЕРЕЗ ЧЕЛОВЕКА.
Жертва Христа действительно становится центром преображения мира, когда она принимается за образец для подражания, когда каждый человек осознаёт своё единство с Иисусом и оказывается готовым повторить его жертву – точно так же, как Иисус добровольно выбрал путь страдания и смерти ради объединения людей, отрицания негативной свободы, коренящейся в его собственной человеческой сущности.
И как это не покажется странным, наиболее полно и точно смысл жертвы Иисуса Христа в фильме Тарковского выражен в истории двух его главных героев – Андрея Рублёва и Бориски.
Только если человек сам, без какого-либо принуждения, выбирает мученичество, признавая тем самым свою вину, только тогда он оказывается преемником Иисуса и продолжает то дело, которое начал он. И тот факт, что не всегда добровольная жертва, добровольное принятие кары за свою или общечеловеческую вину имеет те последствия, которые имела жертва Иисуса (смерть и воскресение как возвращение к жизни) нисколько не умаляет её значимости. В истории Христа его жертвенность имела наиболее радикальный характер. Мы же можем лишь приближаться к этому пределу, к этому примеру величайшей жертвенности, но и малое наше усилие не пропадёт, как не остались незамеченными, неподействовавшими на людей отлитие колокола Бориской и великие творения Андрея Рублёва. Любое человеческое усилие в этом направлении соединяется с другими точно такими же усилиями и в итоге ведёт мир к преображению.
Вся жизнь Андрея Рублёва – это подготовка к самопожертвованию, в котором он мог бы как можно больше приблизиться к Иисусу Христу, приблизиться не столько в радикальности своих страданий, сколько в радикальности воздействия своей жертвы на мир и на людей вокруг него. Хотя в какой-то момент в этом достижении самопожертвования проявлялись презрение, высокомерие к миру и людям. Но картины Андрея, выступающие как итог, показывают, что Андрей всё же отказался от этих позиций. Они выражают ту высшую гармонию преображённого бытия, путь к которому открывается человеку через всецелое соединение с миром, т.е. через всецелую жертву себя миру. На этом пути для Андрея самым важным оказывается встреча с сыном колокольного мастера Бориской. Разгадку всего эпизода «Колокол» даёт сцена начала работы, когда после долгих поисков Бориска выбирает место для колокольной ямы, и это место – высокий холм, возвышающийся над городом. Помощники Бориски начинают копать яму, а он сам отходит в сторону и, раскинув руки, откидывается на край ямы; камера взмывает вверх – и в фигуре Бориски мы узнаём символ той жертвы, которую принёс Иисус Христос. Становится понятным, что этот холм – БОРИСКИНА ГОЛГОФА, а изготовление колокола – ЕГО СПОСОБ ПРИНЕСЕНИЯ СЕБЯ В ЖЕРТВУ МИРУ И ЛЮДЯМ.
Сравнение фильма и сценария показывает, что эпизод «Колокол» претерпел минимальные (в сравнении с другими эпизодами) изменения в процессе реализации исходного замысла. Тем большее значение имеют дополнения, внесённые в него режиссёром во время съёмок фильма. Прежде всего, отметим любопытный и, на первый взгляд, странный факт: хотя в сценарии, как и в окончательной версии эпизода, Бориска предстаёт 16 – 18-летним юношей, в какой-то момент Тарковский видел в этой роли тридцатилетнего исполнителя. Как вспоминает Николай Бурляев, которого Тарковский прочил на роль Фомы, ученика Андрея, когда он в первый раз попытался убедить режиссёра отдать ему роль Бориски, тот ответил решительным отказом:
«-- Нет,-- ответил Тарковский,-- ты молод для этой роли. Бориску будет играть тридцатилетний человек, поэт…
-- Но ведь гораздо интереснее, когда колокол по интуиции отольёт юный отрок, чем поживший тридцатилетний человек…
-- Ты ничего не понимаешь,-- отрезал Тарковский…»
Столь существенное изменение возраста героя, на наш взгляд, могло иметь следующее объяснение: в момент съёмок Тарковский уже полностью выстроил для себя идейную линию фильма, в соответствии с которой Бориска виделся ему как «двойник» Иисуса, а вся история с изготовлением колокола – как повторение Голгофы. Если бы роль Бориски сыграл актёр тридцати лет, то параллелизм и сходство с образом Христа были бы ещё более очевидными. Однако, может быть, именно по этой причине Тарковский снял в итоге в роли Бориски восемнадцатилетнего Бурляева: слишком прозрачные и очевидные символы всегда отвергались его художественным чутьём.
Заслуживают особого внимания последние кадры эпизода, которые становятся второй кульминацией фильма. После того, как колокол зазвучал, мы понимаем, что борискина Голгофа закончилась НЕ СМЕРТЬЮ, А ВОСКРЕШЕНИЕМ, причём не только его самого, но и всего окружающего мира. Мы видим праздничный, воскресший поле татарского нашествия и долгих лет голода Владимир, ликующих, просветлённых, одетых в белое жителей города, преображённую Дурочку… Видим самого Андрея, постаревшего, но, наконец, обретшего силы для творчества, поскольку к нему вернулась не только речь, но и способность увидеть весь наш мир целостным, гармоничным, просветлённым. Всё это свершила та жертва, которую принёс людям и миру Бориска на своей «Голгофе». Мало того, это привело Рублёва к пониманию, что его обет не исправит ситуацию несовершенства мира, что это не выход, и главное -- обет никогда не может значить больше, чем человек, и жалость, сострадание важнее презрительного молчания. Но это преображение не является, конечно же, окончательным и полным – оно должно быть продолжено, жертва Бориски должна быть принята людьми. И свершая в свой черёд добровольную жертву, проходя свой крестный путь, умирая и воскресая на своей Голгофе, они понесут её дальше и сделают мир ещё более совершенным. В последних кадрах мы видим, как Андрей Рублёв символически принимает борискину жертву для того, чтобы самому продолжить подвиг Иисуса и всех, кто шёл за ним. Когда Андрей садится рядом и приподнимает плачущего Бориску, перед нами встаёт картина, выстроенная Тарковским в полном соответствии с иконографической традицией сцены оплакивания.
И уже за пределами сюжетной линии фильма, как его завершение, мы видим фрагменты икон Андрея Рублёва («Преображение», «Воскрешение Лазаря», «Троица»), создающие образ того просветлённого и гармоничного мира, который предстал Андрею в итоге его крестного пути и его Голгофы – всей его жизни. Последним, что показывает нам Тарковский, оказывается лик Спасителя, и последнее слово фильма – это образ Иисуса Христа, образ жертвенности. Его путь – это единственный путь к преображению мира.