Умер от рака отец. Я предложил маме не оставаться в доме, где все напоминает ей о горе, а уехать на время куда подальше, например, - на свою родину, в Кировскую область, а мы с женой и сыном составим ей компанию. Как раз у Мишки намечались каникулы, вот на эти дни мы и запланировали поездку в Киров.
Но у Миши вдруг наметились иные планы на это время – его класс во время каникул собрался на экскурсию в Киев и, несмотря на то, что Мишка уже там был, он воспылал желанием еще раз съездить в столицу Украины. Ладно, подумал я, каникулы длинные - 9 дней, вполне по силам осуществить обе поездки и на запад и на восток. Правда, из второй выпадала Наташа, моя жена – она уже съездила со мной на похороны к отцу, к тому же Мишка сагитировал ее поехать в качестве взрослого в Киев, и на третью за месяц дальнюю поездку ее бы не хватило.
Мишка за пять дней до выезда озадачил меня добычей нотариального согласия на выезд за границу. Добыл. Но, оказалось, что, кроме меня, никто из родителей согласия не взял, поездка сорвалась.
Тем временем, маховик уже был запущен - в четверг приезжает мама, несмотря на известие о срывающейся поездке, и поздним вечером этого дня Мишка докладывает мне информацию о сорвавшейся поездке. Я предлагаю тогда вернуться к первоначальному плану, но сын и жена смотрят на меня как на тирана: Уже завтра в дорогу? За что? Почему именно мы? Я смотрю, как на врагов, на них: Знали ведь еще вчера об отмене поездки, что ж не сообщили мне? Подкупил их тем, что поезд будет в полночь, подготовиться к дороге еще успеют.
У мамы заметно поднялось настроение, я же до поздней ночи сижу в Интернете, рассчитывая варианты маршрутов в райцентр Кировской области с пересадкой, а также обратную дорогу, ну и оцениваю вероятность того, что имеются все билеты на поезда.
Наутро у касс оказывается, что билеты имеются, правда, немного не такие, как в интернете. Из Москвы до Кирова нам предстояло ехать на двух разных поездах – в томском мама, в абаканском – мы втроем. Следом я взял билеты на поезд Киров – Луза, а затем еще и еще обратные билеты. Мои покупки серьезно озаботили стоящих за мной в очереди людей, они подходили ко мне и интересовались, много ли у меня еще заказов...
Согласно купленным билетам, оба наших поезда выехали из Москвы с одного вокзала почти в одно время, но ее поезд должен приехать в Киров на 2 часа раньше нашего. И если у мамы для прогулок по Кирову оставалось почти три часа, то у нас - стремные 40 минут. Поэтому я всю дорогу высчитывал, на сколько опаздывает наш поезд, и с тревогой отметил, что Ярославль он покинул на 4 минуты позже положенного, а Шарью – на все 15!
В дороге позвонила моя сестра с Украины. Люда планировала встретиться в Киеве с Наташей и Мишкой, и для нее было большим откровением, что наши планы так резко изменились и что мы все сейчас едем в Киров.
Прибыли вовремя, оставалось время даже на покупку газет. У Лузского поезда нас поджидала мама – она успела совершить вояж по магазинам, чтобы в дороге подкормить нас.
Поезд двигался медленно - 150 километров прошел за 4 часа, я уже подзабыл о существовании таких скоростей.
Два поезда в сутки в одну сторону и два в другую – вот и весь транспорт, который посещает деревню, в которую мы прибыли. Это летом. Зимой же начинается настоящее движение. По зимнику за 2 часа можно добраться до Кирова – почти у каждого во дворе имеется автомобиль – мода на них пришла и охватила всех жителей одновременно, как и мода на спутниковые тарелки диаметром 180 сантиметров.
Весной же дороги размокают, машины годятся только для того, чтобы ездить на них по поселку по ужасного качества дорогах, а также ездить по бетонке в лес.
Бетонка эта – тема для отдельного рассказа. По мере вырубания леса следом за участками вырубки следует бетонная дорога. Вырубили деревья – тут же положили два ряда бетонных плит, чтобы лесовоз мог бревна отвезти на лесопункт. Поэтому дорога эта ведет в никуда – километров через 30 она упирается в стену из пока еще не вырубленных деревьев. Лет 15 назад я на мотоцикле разгонялся на этой бетонке до скорости 100 км/час. Сейчас же и 20 км/час было бы успехом. Бетонка расползлась под влиянием времени. Более того, частенько лес рубят в стороне от главной оси дороги, и туда тоже тянут бетонку, составленную из вырванных из земли плит. Излишне говорить, что плиты переноску выдерживают еще хуже, чем естественное старение – крошатся и ломаются.
По этой крошке мы съездили на «Ниве» в лес вшестером – моя семья и семья моего двоюродного брата Шурика в составе главы семейства, его жены Нади и сына Кости, ровесника моего Мишки.
Поначалу я подумал, что в «Ниве» нам всем не поместиться, но когда Костя занял сидячее место в багажнике, понял свою ошибку. На обратном пути в багажник попросился и Мишка, так что потом в двухдверной «Ниве» стало совсем просторно. А когда мы чуть позже, высадив детей и погрузив мою и Шурика мам в машину, поехали на кладбище, место в багажнике заняла Надя.
Лес произвел на меня удручающее впечатление. В детстве он мне казался страшным, могучим и вечным. Сосны, если не вековые, то уж полувековые точно, всегда нависали надо мной, пугая и очаровывая. За последние 15лет над лесом серьезно надругались – он насквозь проплешивел от постоянных неконтролируемых вырубок. Новые посадки на месте вырубки не устраивались, поэтому проплешины зарастали чахлым березняком и кустами.
И ладно, если хотя бы деньги от продажи древесины шли на зарплаты рабочим или на благоустройство, так нет – зарплаты у людей маленькие, порядка 10000, а про дороги я уже упомянул.
В первое утро нашего пребывания в гостях Надя испекла в русской печке шаньги. Ничего вкуснее я в жизни не ел. Состав: тесто и картошка, но вкууусно! Я съел три небольшие лепешки и был сыт.
Баня в доме у Шурика топится каждый день – простирать что-нибудь, помыться, приготовить еду скотине… Причем качество воды меня поразило. Но уже в Москве. Вернувшись в столицу, я стал тянуть руку к голове – по срокам волосы уже должны были стать грязными и жирными… Но этого никак не происходило – волосы оставались сухими и чистыми. Тогда я для порядка помыл голову под душем и успокоился - волосы стали и жирными и грязными.
Помимо дурацких дорог (а вот тротуары для людей нормальные, деревянные - в досках недостатка нет), в деревне еще одна беда – переезд через железную дорогу находится в том месте, где любят стоять грузовые поезда. Поэтому отстоять в пробке перед шлагбаумом порядка пяти часов здесь не редкость.
В деревню проникла сотовая связь. На единственной на весь район базовой станции стоит мегафоновская антенна, мой альтернативный оператор не ловился.
Класс, в котором учится Костя, состоит из 8 человек. И это еще нормально, поскольку первоклашек, например, в школе всего четверо. Шурик с грустью поведал, что когда он учился, его из его одногодков собрали два класса по 50 человек в каждом. Мне, честно говоря, не нравится ни прошлый расклад ни нынешний.
Костя вечером попросил Мишку решить ему примеры по математике. К большому Мишкиному удивлению, программа деревенской школы ушла далеко вперед от программы московской гимназии. Он не смог ничего решить, пришлось вмешаться мне.
Костя учится плохо, не хотел даже выслушивать моих объяснений, просто переписал мое решение в тетрадь своим почерком. Мне показалось, что его дальнейшая судьба уже предопределена им самим, его родителями, деревенским укладом. Старшая дочь Шурика и Нади Таня учится на юриста в Чебоксарах, в деревню возвращаться не собирается, приезжает сюда раз в год. Средний сын Саша служит в армии в Самаре, Таня уже пообещала помочь ему в трудоустройстве в Чебоксарах, а, если не получится, обещала подключиться родня из других областных городов. Младший же обычно остается в семьи, продолжает дело отца. Костя написал в письме Шурику-младшему: Все твои вещи перешли ко мне – и мотоцикл, и лебедка, и велосипед, и косилка…
Лебедка – это приспособление для пахоты. Плуг привязывается к лебедке, которая, в свою очередь, сцеплена с бензопилой. Включается мотор бензопилы, лебедка начинает тянуть плуг. Старые люди ворчат: совсем народ обленился - ничего руками делать не хочет – пашут землю лебедками, траву косят тракторами и косилками.
Бродячих собак в деревне нет. Замерзают? – спросил я у Шурика? Съели, - ответил он. Кто? – спросил я. Есть тут гурманы, - сказал Шурик, а потом я и сам понял, кто. Алкоголь всегда был главным бичом этих мест, остается им и сейчас.
Полтора дня мы погостили у Шурика, а далее поехали в гости к родной его сестре Гале, которая мне тоже приходится двоюродной. Больше всего обрадовался нашему переезду Костя – мы его взяли с собой за компанию Мишке, в школу он сходил всего на 2 урока.
Галя живет километрах в 50, добираться к ней, естественно, сначала пришлось на поезде.
Для местных жителей, как я уже отметил, дизель является полгода почти единственным средством сообщения с Большой землей (в случае ЧП может появиться вертолет), а мне, проводящему шестую часть жизни в транспорте, он, наверно, стал бы идолом, проживи я в гостях чуть подольше. Уже в первый вечер пребывания в деревне мне хотелось пойти к поезду и посмотреть людей, прибывших из областного центра, себя показать…
От райцентра до поселка, в котором живет Галя, три раза в сутки ходит автобус. Дорогой служит, опять же, бетонка – бесконечная, как показалось моей Наташе, хотя ехали всего 50 минут и, похоже, даже приехали на 10 минут раньше, потому что Галя нас не встречала на конечной. Галя, увидев людей, идущих с автобуса, спросила, ехали ли неместные. Да, ехали, в том числе нерусский мужик высокого роста, - ответили ей. Значит, Андрей, – поняла Галя, ну а я, только добравшись до ее дома, сразу принялся сбривать трехдневную «нерусскую» щетину. Брился на улице, было тепло, и, по словам старожилов, никогда еще столь теплого октября в этих местах не было. Мы, вместе с теплой одеждой (яндекс.погода попутал), привезли с собой всё московское тепло, поскольку в Москве в эти дни пошел дождь.
Галя купила свою квартиру за 2000 рублей. До нее здесь жил «собакоед», но на ремонт пришлось выложить раз в 10 больше. Галины дети, Стас и Женька, являются, соответственно, Наташиным и моим крестниками, а Наташа – крестницей Галиной. Вот такое вот кровосмешение…
Стас, огромный 31-летний мужик, стал называть меня дядей Андреем, Наташу – тетей Наташей. Это было необычно, если не сказать больше.
Стали собираться гости. Меня заставили делать шашлыки. Я сдуру стал разжигать костер найденной в сарае берестой и, как оказалось, сжег ее месячный запас. Галя, несмотря на всё ее добродушие и гостеприимность, сделала мне внушительный выговор. Два мира, два образа жизни…
Наш приезд совпал с днем рождения ее внучки Лики. Лика родилась год назад с непроходимостью желудка, и в возрасте трех дней ее увезли от матери на вертолете в Киров… Но сейчас она выглядела добродушной милой особой, очень похожей на своего отца Стаса.
В гостях мы были часов 10, а затем на последнем из трех автобусов поехали в райцентр. Маму оставили гостевать у племянницы. Мы ехали в Киров, Костя – к себе. Через его станцию поезд проезжал в 2 часа ночи, проводница открыла дверь, но подножки не подняла, перрон внизу отсутствовал. Костя спрыгнул с огромной высоты, затем с насыпи махнул нам рукой и побежал по темени домой, я в Москве уже отвык от подобной смелости.
Мы проехали деревню, в которой провели полтора дня, где, несмотря на удаленность от Москвы, в «главном» магазине есть самый настоящий уголок «Единой России» с агитационными материалами. Стал магазин избранным, наверно, потому, что только в нем продается вино, но, правда, с пластмассовыми пробками…
В Кирове было холодно. До поезда на Москву оставалось еще целых 13 часов. У меня была намечена некая культурная программа, которую я решил начать с посещения Макдоналдса или иного объекта быстрого питания, который в полумиллионном городе должен быть либо у вокзала, либо в центре. Но не оказалось Макдоналдса в городе вообще. Заведение фастфуда под названием «У летчика» мы встретили только на седьмом часу путешествий. Наверно, мы не там ходили...
По унылому виду своих попутчиков я понял, что я понял, что культурная программа срывается, еще не начавшись - водить двух злых людей по достопримечательностям сырого холодного города будет проблематично. Чтоб согреться, мы зашли в кинотеатр «Колизей». Там с утра пораньше шел «Код апокалипсиса». Колхозница Заворотнюк нелепо смотрелась в роли полковника ФСБ. Посмеялся вдоволь. После сугрева и завтрака в кинотеатральном кафе наше настроение немного улучшилось, а вместе с ним улучшилась и погода. Рядом с «Колизеем» проходила выставка бабочек, мы зашли. Очень замечательная выставка, сделанная с любовью; в дарвиновском музее в Москве экспозиция куда беднее. Сфотографировались на фоне гигантской бабочки – получился вроде как человечек с крыльями.
Далее направились в главную музейную гордость кировчан – «Диораму». Диорама – это половина панорамы. Тема «Диорамы» - установление Советской власти в Вятке – не очень актуальная на сегодня, поэтому не удивительно, что посетителей в музее было маловато. Женщина-экскурсовод несколько раз подчеркнула, что высота фигур на полотне 140 сантиметров, таких высоких фигур в России больше нет.
Поразила в Кирове лихачесть водителей, почти полное отсутствие пешеходных переходов, а также тротуаров в переулках. Когда мы попытались перебежать дорогу вдалеке от перехода, к нам подъехал гаишник для выяснения отношений. Пришлось рассказать, что мы неместные (бороды у меня на тот момент уже не было), что в Москве именно так дорогу и переходят. Сержант проверил наши документы и отпустил, наказав больше так не поступать. Я поймал себя на мысли, что впервые в жизни общаюсь с гаишником при исполнении.
Зато на безсветофорных зебрах машины останавливались как вкопанные. Когда я поделился этим наблюдением с друзьями, то выяснилось, что так должны поступать все водители, не только в Кирове. Я попробовал ступить на зебру в Москве и точно – машины остановились. Век живи – век учись.
Потом мы направились в музей Циолковского. Молодость ученого-самоучки прошла в Вятке, о его жизни я много узнал из необычной автобиографии, которую приобрел в музее. Персонал музея встретил нас не очень вежливо, ничего нам о космосе не рассказали, зато смотрительница постоянно смотрела на часы, показывая нам, как она торопится по своим земным делам. Мы вышли из музея недовольными, поэтому в другие музеи (я планировал еще Кунсткамеру и Салтыкова-Щедрина) решили не ходить.
Быть в Кирове и не увидеть Вятку я посчитал неправильным, поэтому стал уводить семью ближе к набережным, к Александровскому саду. Помнится, он назывался когда-то парком имени Халтурина и в нем размещались аттракционы. Оных в саду я не обнаружил. Когда я спросил о них чуть позже в поезде у нашего соседа по купе, тот сказал, что никаких аттракционов не помнит. Наверно, я очень старый…
В саду оказалась красивая ротонда, с которой открывался замечательный вид на Вятку.
А еще в парке есть мост. Обычно такой мост называется мостом влюбленных – его используют молодожены для украшения его замкАми с выгравированными на них именами и сердечками. Замков оказалось очень много, не меньше двух тонн. Замков старше июня 2007-го года на мосту не оказалось, поэтому я сделал вывод, что их спиливают несколько раз в год, а иначе мост рухнул бы. Следов сварки на перилах не обнаружилось, зато я увидел огромный амбарный замок, датированный прошлым годом. Наверное, дужки замков просто перекусывались большими клещами, как в последней серии «Места встречи», а вот толстая дужка в клещи уже не влезала, замок оставили на радость подцепившим его влюбленным…
Мы так далеко ушли пешком от вокзала, что в автобусе на обратном пути я постоянно переспрашивал: Это еще не вокзал? Мы ехали 25 минут.
На вокзале на меня вдруг нахлынули ностальгические чувства. В детстве нас – меня, маму, сестру – всегда на вокзале встречал дядя Вася – однорукий ветеран войны. Мы сдавали вещи в камеру хранения, покупали мороженое, шли в однокомнатную хрущевку на улице Калинина, где нас поджидала тетя Паня. По дороге я всегда заходил в книжный магазин, покупал какую-нибудь книгу… Этот книжный почему-то столь явно всплыл из моей памяти вместе со всем ритуалом, что глаза стали мокрыми. Нет больше дяди Васи и тети Пани, в детство не вернуться, но в книжный-то я мог сходить! Я покинул зал ожидания и пошел к книжному. Он к тому времени уже закрылся, но всё же стоял на своем старом месте! От сердца отлегло. Ничего, зайду в иной раз…
Потом мы сели в «Вятку» - поезда лучше не видел я ни в детстве, ни сейчас - и спустя ночь были в Москве.