С Премьером мы встретились в Сочи. Песчаный пляж (по просьбе Премьера с пляжа в тот день убрали всю гальку), шум чаек (по просьбе Премьера в живых оставили лишь чаек, умеющих имитировать голос Расторгуева) располагали к приятной беседе.
- Садись, - сказал мне премьер и бросил полотенце, предварительно его скомкав, вперед метров на 10.
- Не успел, - сказал Премьер, когда я допрыгнул до полотенца. В пять секунд не укладываешься. Придется учить.
Правда, мне показалось, что мой прыжок не занял и секунды. Но часы «Патек Филипп» стоимостью в нефтяной долг Алжира на руке Премьера врать не могли.
- Повторим. Неси полотенце.
Я принес. Премьер набрал в него песка, сложил полотенце вдвое, раскрутил его над головой и бросил метров на 40 (цифровой указатель на спасательной станции зажег число 100). Я побежал.

Спустя полчаса, поиграв с собакой в шахматы, Премьер подошел ко мне.
- Ты все еще здесь? – вскинул он удивленно брови.
«Проверяет», - подумал я. Конечно, Премьер отлично помнил, что я здесь, ведь он после каждой сбитой фигуры противника стрелял в меня из пейнтбольного ружья.
- Куда ж я уйду? Полотенце охранять надо.
- Логично. Прими пост у товарища, - распорядился он кому-то из охранников.
Охранник перевесил автомат на грудь и наступил на полотенце.
Премьер пару секунд смотрел на это безобразие, потом изрек:
- Если человек – чекист, всё готов ему простить. Надругайся так над моей вещью Саакашвили, Грузии было бы плохо.
- А сейчас вы почему с ней ничего не делаете?
Лицо Премьера стало злым.
- Япония, едри ее мать.
- Что Япония?
- Япония, мать ее едри.
Я понял, что если Премьер так нарочито переводит разговор на другую тему, то лучше не воз…
- Вот ты хотел меня спросить про Сочи, - вдруг сказал Премьер. Похоже, это было началом именно того разговора, ради которого меня и вызвали из редакции глухой алтайской районки.
- Конечно.
- И про Кабаеву.
- Ни в коем случае.
- Почему. Ссышь?
- Нет, я плохо разбираюсь в гимнастике
- Понимаешь, тут с Алиной какое дело… - премьер проигнорировал мои слова. – Ведь дело здесь вот в чем…
Стало ясно, что Премьер просто хотел выговориться перед кем-то. И лучшей кандидатуры на должность слушателя, чем человек из глубинки, которого он никогда не видел и больше не увидит, не найти. Но занозой в голове засела мысль: оставят ли мне после этого жизнь?
- Здесь замешано очень много компонентов, - продолжал Премьер. - Жизнь не столь простая штука, как может показаться кое-кому, а уж жизнь такого государственного деятеля, как я, и подавно - сложна и ценна.
- Это можно записывать?
- Нужно! Записывай. В особенности то, что я сказал про жизнь. Доставай свой диктофон.
Диктофон у меня отобрали еще на третьем КПП. Поэтому я стал записывать услышанное в блокнот. Каждое слово, каждый звук, произнесенные Премьером были для меня откровением.
- Записал? – спросил Премьер.
- Записал.
- Всё записал?
- Всё.
- Блокнот мне давай сюда.
Я дал блокнот Премьеру, тот положил его себе в карман.
- Почитаю на досуге. Давно мечтал о себе почитать не от лакеев и подхалимов, а узнать мнение действительно честного человека.
- А…
- Вэ, - и здесь премьер сразил меня нешаблонностью своего мышления.
- Выпорите его, - отдал он приказ охране.
Я возликовал: после порки расстреливать точно не будут. Поэтому решился на вопрос от себя:
- Я еще хотел спросить вас о Лукашенко.
- Лукашенко – гад, так и запишите.
- Угу, записал. И о Януковиче.
- Янукович – гад.
- И Медведеве.
- И Медведев – гад.
И тут я понял, что узнал гораздо больше, чем мне следовало знать. А, может, я был просто пешкой в руках Премьера, и мои вопросы – это были его вопросы.
- Выпорите его посильнее и по голове постучите.

Били, видимо, несильно, потому что вот тут, где не били, помню…

(c) Andrew Kozak