- Помоги мне! Умоляю! Дай мне сил жить дальше! – я прижимала к груди рюкзак, давясь слезами. – Что же мне делать?! Что!? Только ты можешь помочь мне! – я устремила взгляд на его фотографию, расплывающуюся сквозь черные от туши слезы. – Что делать?! Дай мне сил! Заставь меня верить в жизнь! Иначе… и… и-на… и-на-че… я… я… - я захлебнулась рыданиями, - я умру… Ведь мне с… с… ста-нет… станет… легче! – плечи сотрясались от рыданий, - это так легко… так… так… - эмоции переполняли меня, - так просто… - лицо обрамлялось солеными струйками вновь и вновь, - ты ведь приедешь?! Приедешь!? – нервные крики, перемешиваясь с молящими стонами, вырывались из горла. – Почему ты так быстро уехал?! Почему?! – я сильнее вжалась в рюкзак с его изображением. – Чертова школа!!! – книги, тетради, ручки, какие-то листки с рисунками разлетелись в разные стороны. – Ненавижу! Ненавижу! Как я вас всех ненавижу! – о стену ударились и с шумом упали туфли, оставив на обоях след. – Забери меня отсюда! – я упала на колени, обращаясь к его портрету. – Забери! Увези меня! Умоляю! По…по…По-жа-луй-ста… - кожа уже начала щипать от соли. – Я больше не могу! …не могу… - я упала на пол в обнимку с уже пустым рюкзаком и ударила по паркету кулаком. Боль мгновенно разлилась по всей руке, которая совсем онемела. – Блин… - разочарованно протянула я, скорчившись, - вот невезуха!.. Что бы это все провалилось! – сколько же во мне злости! Я билась в истерике, катаясь по полу, зарабатывая новые синяки. – Почему?! Почему?! Почему?! – под руку попались мягкие игрушки, и я швырнула их в угол. – Ты! Как ты мог?! – я схватила рамку с фотографией, с которой обворожительно мне улыбался он, и, что было силы, запустила в стену. Мелкие осколки усыпали комнату, рамка треснула и разломилась, фотография помялась и поцарапалась. – Вот… блин… - я змеей сползла по стене и села, судорожно глотая ртом воздух, - Ты – лучший… - улыбка расползлась по моему лицу, рука потянулась за пультом и включила музыку, я, как всегда, стала подпевать сквозь искорки смеха, - Some may wish never to be born wasting the down like a rose growin from the Christ`s thorn wasting the dawn…. – мне полегчало, будто через легкие наружу выходили гнев и отчаяние.
Я обула домашние тапочки, чтобы не поранить ноги, и, подняв фотографию, пришла к выводу:
- Снова придется новую печатать… - я разочарованно вертела карточку в руках, - эта уже никуда не годится… Интересно, какая она по счету?
Иногда на меня находили жуткие приступы бешенства или отчаяния, от которых меня некому было спасти, поэтому я громила свою комнату, и его фотографии тоже иногда доставалось: приходилось печатать новую. Но в этот раз разлетелась и рамка, и стекло - не страшно, купим другую, лучше этой. Я сама удивлялась тому, что я еще жива: некоторые мои приступы толкали меня на мысли о суициде, который мне казался чем-то, столь легким и очищающим, дарящим облегчение. Мое сознание порой рисовало картины, которые не воплощались в жизнь, к счастью, а, может, к сожалению. Я жила порывами своих желаний, никто не мог меня остановить: мой разум, подобно конвейеру, штамповал совершенно разные идеи, взрывавшиеся пышным фейерверком перед глазами.
Где-то, словно вдалеке, я услышала приятные звуки рояля, все приближавшиеся с каждой секундой, заполняя пустоту внутри, вызывая картинки в моем, почти больном, сознании. Я ясно видела белый рояль, огромную залу и сидящего за музыкальным инструментом человека, движения его рук, пальцев, плавно покачивающиеся волосы, шевельнувшиеся губы. Вырвались слова: “Zu fuhlen um zu spuhren” - слова одной из моих любимых песен:
Meine Sinne
Meine Seele
Mein Gewissen
Und mein Herz
Am Abgrund meines Lebens
Am Ende meiner Selbst
Gebrechlich tief im Innern
Und schwach nach aussen hin

Ist es schlecht?
Und was ist gut
Ist es krank?
Und was heisst leben?
Nein!
Es ist nur ehrlich - menschlich
Und verflucht -
Ist doch nur die Wahrheit

Im Auge der Gemeinheit
Der Allgemeinheit
Schlicht verwerflich - transparent
Doch ist es tiefer, starker und viel mehr
So ist der Mensch
Nur auf der Suche
Nach der Starke
Nach der Luge - blindem Wahn
Und der Oberflachlichkeit

Mit blutverschmierten Handen
Mit einer Trane im Gesicht
Einem Lacheln auf dem Lippen
Und der Hoffnung tief im Blick
Aufzustehen auch aus dem Dreck
Tief beschmutzt und stolz im Herz
Dem Leben neu erwacht
Und erwacht ganz neu im Leben

Sind meine Hande blind und stumm?
Sind meine Augen alt und schwach?
Ist mein Herz dem Blut erlegen?
Und bei allem doch nur ehrlich
Bin ich Mensch?
Bin ich Schmerz?
Bin ich die Trane -
Und der Kuss zugleich?!?

Mit blutverschmierten Handen
Mit einer Trane im Gesicht
Einem Lacheln auf dem Lippen
Und der Hoffnung tief im Blick
Aufzustehen auch aus dem Dreck
Tief beschmutzt und stolz im Herz
Dem Leben neu erwacht
Und erwacht ganz neu im Leben

Для меня не нужен был перевод, мне было все равно, я просто любила эту песню: понимала и чувствовала сердцем. Я растянулась на полу и закрыла глаза: поплыли образы, отрывки, образуя сюжет, губы произносили слова, но звука не было, я отрывалась от земли. Наконец-то, я снова в своем мире! Мире, где со мной моя любимая музыка, где я слушаю ее, пытаясь отыскать между строчек смысл, а не только бесконечный драйв, наблюдая за тем, как на моем столе плавятся свечи. Я дома, в своем мире, где все пропиталось грустью, болью, любовью и кровью, где кружатся стаи черных ворон и серое небо, где стоит туман и трудно дышать, где слезы топят лед и ветер треплет волосы, где звучат голоса, нарушая мой беспокойный сон, и нет преград между нами, и в пламени свечи я вижу имена, и образ милый сердцу из дыма возникает, и пропадает возведенная стена, и красота мой разум наполняет, и крылья вырастают за спиной, и я лечу навстречу звездам, их красота слепит меня, но никогда я не могу на них налюбоваться, и высота все манит вверх меня. Я окунаюсь с головою в бархат, и там, за синевой, я вижу солнце и бесконечную лазурь. Я ухожу от вас туда, где я нашла свою любовь, в мой мир, где мы рядом. Он мой и только мой!
Я очнулась, когда звуки рояля начали удаляться: конец песни. Слушая свою музыку, я каждый раз погружалась в несуществующий мир, когда мое душевное состояние оказывалось на грани.
- Ты не от мира сего, - как-то услышала я от своей троюродной сестры.
- Спасибо, - мне действительно было приятно это слышать, потому что для меня гордость – быть не такой, как все. Я любила, когда на меня оборачиваются на улицах, где редко встретишь знакомых или друзей: все учатся. Иногда я просто ходила на многоэтажку и ловила дыхание ветра, уносившего цепкие мысли из моей головы. Я сидела там до поздней ночи, наблюдая за тем, как загораются огни города, наслаждаясь красотой неба, желая улететь. Мне казалось, что несчастье и печаль никогда меня не покинут. Но эти чувства уходили, когда рядом со мной оказывались мои друзья, в основном музыканты из местных групп совершенно разных направлений: от панка до блэк-металла. Жаль, что встречались мы очень редко и то обычно на концертах или после них. В перерывах между концертами, мечтами и прогулками я старалась учиться, но не всегда успешно: моя лень давала о себе знать. Хотя оценки у меня были приличные всегда.
Вот теперь я сидела над сломанной рамкой и испорченной фотографией, думая, где находится ближайший фото-центр. Пока эти мысли занимали большую часть моего мозга, другая часть сочла, что надо бы избавиться от битого стекла.
Когда я одевалась, мой сотовый внезапно зазвонил где-то. Как всегда, я не знала, где, поэтому бегала по всей квартире с воплями: «Да где же он?» Обнаружив, наконец, телефон в кармане куртки, я увидела надпись на дисплее: «Pauly», мое сердце забилось с неимоверной скоростью.
- Привет, - ответила я, улыбаясь трубке.
- Привет, детка! – голос Паули разлился по моему телу. – Как дела?
- У меня все прекрасно, - я обвела взглядом разгром в комнате. - Паули, когда ты приедешь?
- Я не знаю, пока не получается, - ответила трубка, но, услышав в ответ только грустное «у…», добавила, - прости, детка, я стараюсь.
- Я знаю, - выдохнула я. – Я скучаю, Паули!
- Я тоже скучаю, - тут послышались слова менеджера, поэтому Паули сказал, - извини, мне пора. Не скучай, я приеду, целую тебя!
- Я тебя тоже.
- Пока, детка.
- Пока, - я грустно уставилась на телефонный дисплей и, вздохнув, положила сотовый в карман, чтобы в следующий раз снова искать его.
Вот так всегда! Каждый раз наши разговоры так заканчивались! Я все ждала, а он все не приезжал, а я все равно ждала. Подруги удивлялись, как я так долго могу быть одна, несмотря на мою недурную внешность.
Я встала перед зеркалом. Действительно! Я выглядела очень даже привлекательно, правда не для всех. Большие синие подведенные черным карандашом глаза с длинными изогнутыми ресницами, чувственные губы, накрашенные светло-розовой помадой, аккуратный носик, блестящие русые волосы, которые я периодически красила в разные цвета. Фигура, конечно, не идеальная, но sexy: совсем не обязательно быть худой, чтобы выглядеть привлекательно. На мне надета черная шелковая рубашка, стилизованная под семнадцатый век, темно-синие джинсы клеш, осенние ботинки на платформе и черный легкий френч. Мне нравилось, как я выглядела, после того, как умылась и накрасилась.
Я взяла любимый рюкзак с изображением Паули и вышла в город. Обыкновенный осенний день в нашем провинциальном городке, где люди одеты в отвратительные смешно-модные розовые одежды, не понимая, что от модного до смешного один шаг.
Солнца не было, влажный воздух забивался в легкие вместе с пылью, по плохим грязным дорогам старые машиненки и дорогие автомобили устремлялись в разные стороны. Под ногами лежали ярко раскрашенные листья, я шагала по ним, как по ковровой дорожке. Увидев на остановке старый автобус, я побежала к нему и вошла в грязный салон. Неприятного вида контролерша с рыночным макияжем с опаской покосилась на меня со словами: «Что у вас?» Я заплатила за проезд и встала у окна, наблюдая за серым нахмурившимся небом и слушая плеер. Про себя я отметила, что просто подсела на Wasting the dawn. В плеере музыка звучит особенно проникновенно, а для моей души вдвойне.
Под эту печальную музыку я вспомнила наше с Паули знакомство. Примерно около года назад я поехала в столицу на концерт Lacrimos`ы, билеты на который были куплены моими иногородними подругами. Я была просто неимоверно счастлива в тот день, даже солнце улыбалось мне из-за свинцовых туч, несмотря на иногда поднимающийся сильный холодный ветер. На разогрев я не попала, но вот под Lacrimos`у отрывалась по-полной, стоя около сцены. Мне все очень нравилось, а уж когда Тило исполнил песню, глядя мне в глаза, за то, что я подарила ему желтую розу, так адреналин в крови неимоверно подскочил. Я всем артистам дарю желтые розы, потому что знаю, мы можем больше никогда не встретиться, а этот цветок символизирует мою печаль, которая захлестнет мое юное пылающее сердце по окончании концерта.
После выступления мне довольно долго пришлось ждать музыкантов из гримерки, чтобы получить автограф на фирменной открытке. И вот они вышли! Когда я подошла к Тило и протянула ему карточку, он одарил меня очаровательной улыбкой и спросил имя. Я ответила как-то очень смело. Написав что-то на открытке для меня и оставив подпись, музыкант поинтересовался, понравился ли мне концерт и та песня, которую, он для меня исполнил. Естественно, я уверила его, что все прошло как нельзя лучше, и поблагодарила за все, стеснительно спросив, могу ли я его сфотографировать. На что Тило очень оживился и попросил какую-то девушку сфотографировать нас вместе. Я до сих пор храню в рамке эту фотографию, на которой Тило с таинственным видом легко обнимает меня, а с другой стороны вставлена та самая открытка, где написано: «Самой очаровательной зрительнице, Айне, от Тило».
На улицу я вышла, когда город накрыла своим покрывалом ночь. Взглянув на часы, я уже собиралась быстро топать в сторону ближайшего метро, чтобы успеть доехать до нужного района, но ко мне обратился очень приятный голос:
- Извините, девушка! Можно с вами познакомиться? – я обернулась, желая в самых грубых формах объяснить, что спешу, но перед собой обнаружила совершенно уникальный экземпляр. Передо мной стоял высокий белокурый парень, за спиной держа футляр, в котором, судя по виду, находилась гитара. Джинсы на длинных ногах, водолазка с горлом, куртка, гриндерсы – все это обладало черным цветом. Светлые серые глаза смотрели на меня сверху вниз, улыбаясь. Губы красивой формы тоже тронуты легкой приветливой улыбкой.
Пока я соображала, что бы ему такое ответить, блондин эффектно тряхнул головой, откидывая длинные волосы назад, которые мгновенно подхватил стремительный порыв ветра, вырвавший из моих рук драгоценную открытку. В моей голове пронеслась паническая мысль о потере. Но карточка была поймана незнакомцем.
- Вот, возьмите, - он прочитал мое имя, написанное Тило, - Айна.
- Спасибо, - я благодарила его от всего сердца. – Так как вас зовут? - смягчилась я.
- Паули, а вы в какой район едете? – я назвала станцию метро. – Можно, я вас провожу?
- Конечно, давай на «ты».
- Без проблем. Как тебе наше выступление? – спросил Паули в надежде получить ответ.
- э… - видимо, они выступали на разогреве. – К сожалению, я не видела вашего выступления. Опоздала. Видишь ли, я из другого города, поэтому с вокзала еле-еле успела на концерт.
- Ясно. А я так хотел услышать твое мнение. Видимо ты понравилась Тило.
- Да?
- Конечно. Он пел для тебя. Хотя, это я его попросил.
- О чем? – я удивленно подняла брови.
- Чтобы он спел для тебя. Не думаю, что ему это было так уж прям трудно: ты очень симпатичная.
- Спасибо тебе. А зачем ты просил его об этом? – допытывалась я.
- Хотел, чтобы у тебя было много приятных впечатлений, а так как за сценой мы с ним неплохо поладили, он согласился сделать это для меня.
Так мы познакомились. На следующий день Паули пригласил меня на репетицию, я согласилась: он очень сильно напоминал мне другого человека. Потом мы пошли в кино, потом в кафе, а потом мне пора было уезжать домой. Как мне не хотелось с ним расставаться! Паули поехал со мной на вокзал, долго молчал, стоя возле поезда, я тоже не нарушала тишину.
- Обещай, что мы еще встретимся! - наконец сказал он и обратил взгляд в мою душу.
- Я… я… не знаю. Не хочу уезжать! – я прижалась к нему, и запах его духов окружил меня со всех сторон.
- Мы встретимся. Я обещаю тебе! Я приеду, и ты приезжай!
- Да, приеду! Обязательно приеду… - я осмелилась поднять на него неуверенный взгляд.
Мы тепло попрощались, и я села в электричку. Из окна я могла видеть, как Паули бежит за вагоном, как ветер треплет его белокурые локоны, как он машет мне. Я уехала домой, но постоянно думала о нем.
Не знаю почему, но меня все время тянет к музыкантам, просто как магнитом. Я не жалуюсь, нет, просто с этим очень тяжело жить. Паули приезжал ко мне несколько раз, я ездила к нему на концерты, когда подворачивался случай, мы чудесно проводили вместе время. Я обзавелась рюкзаком с изображением этого человека и всегда брала его с собой. Но последние полгода он очень занят группой, сказал, что заключили контракт со звукозаписывающей компанией, теперь увлечены раскруткой первого альбома. Бесконечно передо мной извинялся за то, что не может приехать. Периодически у меня возникали мысли о том, что у него есть другая, но я гнала их прочь. И вот в очередной раз он позвонил, чтобы сообщить, что не может приехать. Несмотря на его слова, я надеялась, ждала, что неожиданно увижу его на пороге своей квартиры, но этого не происходило. Если бы я могла, то сама приехала бы к нему, но учеба не позволяла этого сделать; все-таки последний класс. Из-за этого переживания еще сильнее наваливались на меня, особенно в такую пасмурную погоду.
Сегодня я просто встала по середине урока, собрала вещи и ушла, не сказав ни слова, не заметив удивленные лица учителей и отвисшие челюсти одноклассников. Просто я почувствовала, что еще чуть-чуть, и кто-нибудь окажется жертвой моего плохого настроения, скорее всего преподаватель, но не очень уж хотелось портить свои оценки.
Я смотрела на дорогу через грязное стекло, не обращая ни на кого внимания. Да и кого я могла здесь увидеть? «Тру блэкари, например, ездят на пешкарусе», как говорили мои знакомые. На остановке вошла группа каких-то паршивых гопников, которые постоянно с подозрением на меня косились. Но мне-то до них какое дело? Я вышла в центре и отправилась в свой любимый фото-центр, где частенько бывала. Молодая девушка-продавец сразу узнала меня и с улыбкой спросила:
- Что, опять?
- Ага, - рассеянно подтвердила я.
- Сколько их у тебя?
- Одна будет, - простодушно ответила я.
- Но ты же уже несколько таких делала, - удивилась продавец.
- А, - махнула я рукой.
- Ясно.
Я вышла на улицу, где ветер противно продувал насквозь, и пошла вниз по улице, закутываясь в свой френч. Хотелось как-нибудь поднять себе настроение, но я не знала как. Хорошо, что никто под руку еще не попался, а то бы я сорвала на нем злость, свалив на свою несчастную голову еще кучу проблем. Я прошла вниз по улице и заглянула в маленькое кафе. Собственно, я там оказалась только от скуки, мне захотелось выпить свой традиционный кофе-латте в непривычной обстановке. Это, видимо, действительно был не мой день: кофе я так и не выпила. Увидев за одним из столиков своих одноклассников, я вышла так же, как и вошла. Ну что ж… не так уж и хотелось.
В этот день я обошла все мыслимые и немыслимые музыкальные магазины и павильоны в поисках чего-нибудь новенького, но ничего не купила, хотя предлагали многое и разное. Скучища неимоверная!.. А все кругом бегут куда-то, спешат, вечно заняты! Почему только мне одной всегда нечего делать? Почему скучаю в одиночестве? Мимо пробежали две ярко одетые девушки примерно моего возраста, на ходу доедая пирожки, которые продавали на углу магазина. Я, смотря им в след, думала: как это вредно - есть такую гадость, мгновенно осознавая, что и сама бы не отказалась. Хотя такие мысли посещали меня часто, я всегда останавливала себя: покупать что-то на улице ненадежно, никто за свой товар не отвечает.
Совсем отчаявшись, я зашла в булочную и набрала «пакетик» пирожков, которые намеревалась съесть дома. Запах выпечки проникал даже сквозь бумагу, поэтому я страшно спешила домой. Хотелось чаю с пирожками.
В кармане завибрировал сотовый, и я полезла за ним. Моя подруга, с которой нам всегда очень комфортно и весело, прислала мне SMS. Я была очень ей рада, поэтому отправила ответную с предложением попить у меня чаю со свежими пирожками. Получив, согласие, я выскочила из булочной и помчалась по улице к остановке.
Там мне встретились две девушки лет двенадцати-тринадцати, упорно обсуждавшие милую внешность Вилле Вало. Я стояла и улыбалась своим мыслям, мне казалось ужасно глупым - слушать определенную музыку только из-за внешности исполнителя. Из-за тяжелых облаков показалось прохладное, низкое осеннее солнце, и я посмотрела на него, сжимая в руках пакет с пирожками. Меня посетило «чувство HIM», как я его называла. Это была какая-то смесь новизны, легкой меланхолии и в то же время радости и любви. Я вспомнила необычное видео этой группы, и меня охватило приятное волнение. Не хотелось отпускать эти чувства.
Девушки, стоящие рядом, заметив, что я слушаю их оживленный разговор, обратили на меня выжидательные взгляды.
- Terve, - сказала я. – Как чувствует себя его величество ВВ?
Поняв, что я настроена дружественно, они заулыбались.
- Хорошо, - отозвались они.
- А как тебя зовут? – спросила та, у которой были рыжие волосы и за спиной рюкзак с Вилле с надписью «Solitary man».
- Я Айна. А вы? – поинтересовалась в ответ я.
- Меня зовут Мелани, но ты можешь звать меня просто Мел, - сказала рыжая.
- А я Аннет, - у второй девушки в руках был свеженький журнальчик с величеством на обложке.
- Рада познакомиться, - я продолжала дружелюбно улыбаться. – Не хотите ко мне в гости на чай, у меня целый пакет пирожков и коллекция всего, что связано с HIM.
Я видела, как их глаза загорелись. Казалось, они заинтересованы в том, чтобы посетить мой дом.
- Конечно, - лучезарно оттараторили Мел и Аннет.
- А вот и наш автобус, - я кивнула в сторону сине-желтого двухэтажного средства передвижения. Мы вошли: здесь оказалось гораздо чище, чем в том автобусе, на котором я приехала сюда. – Мы проедем пару остановок вверх, мне нужно забрать фотографию из печати.
- Хорошо, - сказала Мелани. – Ты тоже слушаешь HIM?
- Ну, как вам сказать? Да, слушаю, даже больше люблю, чем слушаю, и мордашка Вилле меня совсем не волнует, - я видела их удивленные лица, мне они нравились.
- А сколько тебе лет?
- Мне шестнадцать. А вам?
- Мне четырнадцать, а Аннет пока тринадцать. А давно ты HIM слушаешь? – мне нравилась их непосредственность и инфантильность, их любопытство позабавило бы любого.
- Где-то полтора года, да, так. Я начала слушать их летом, поэтому всегда возникают летние ассоциации.
- Расскажи.
- Нам, нужно выходить. Вот приедем ко мне, тогда расскажу, - я вышла из автобуса. – Но с тех пор я с нетерпением жду весны, жду того чувства, которое пришло в мое сердце с появлением этой группы.
Мы вошли в фото-центр, и я получила заветную фотографию. Оставалось найти для нее подходящую рамочку.
- Как думаете, - обратилась я к своим новым знакомым, показывая фото Паули, - какая рамочка ему больше подойдет?
- Ух, ты! – они приковались взглядами к фотографии.
- А кто это? Ужасно напоминает химовского гитариста в молодости, - спросила Аннет.
- Ты так думаешь? – переспросила я. – Возможно, но рамочку ему я куплю деревянную, а Линде пойдет металлическая.
- Да, - в их глазах читалось восхищение. – Ты такая умная. У тебя со всем есть ассоциации.
Я искала глазами нужную рамочку.
- Я так жду весны, но, боюсь, что не дождусь, - я улыбалась их удивленным лицам. – Я вам завидую: вы видимо только начали слушать их, - я взяла рамочку из красного дерева и вертела ее в руках. – Да, думаю, она идеальна. Главное – не разбить ее об стену, как предыдущую.
- Что?
- А я сегодня уже одну рассадила, поэтому за новой поехала, - я подала выбранную вещь продавцу.
- Ясно. Долго до тебя ехать? – спросила Мелани нетерпеливо.
- Минут двадцать – и будем у меня.
- Вау! Клево!
- Спасибо, - я взяла пакет. – Тогда я расскажу вам все, что захотите.
- Правда? – в их глазах появились звезды любопытства.
- Конечно. И, если позволите, дам вам совет, а, может быть, вы сами извлечете урок из того, что я вам скажу.
- А что? С тобой что-то случилось? – любопытство достигало неимоверных размеров.
- Да, с моим мировоззрением.
- Ух, ты! Класс!
Прошло около пятнадцати минут, мы уже стояли на моей остановке в ожидании моей подруги.
- Она сейчас придет, - говорила я им. – Мы договорились попить у меня чаю. А потом я встретила вас, - я всматривалась в улицу, находящуюся на другой стороне дороги. – А вот и она! – я помахала рукой Кристи, она мне ответила. Ее черные волосы блестели на освободившемся из тюрьмы облаков солнце.
- Привет, - я прыгнула ей нашею, размахивая пакетами.
- Привет, - сдержанная и спокойная Кристи улыбнулась.
- Познакомься, - я повернулась к Аннет и Мелани. – Это Аннет и Мелани. Я пообещала им рассказать о HIM: они пойдут с нами.
Казалось, уважение в глазах девочек вот-вот выльется наружу. Они с восхищением смотрели на Кристи: на ее черную одежду, на ее волосы, тоже черные, на пентаграмму и анкх на ее шее.
- Привет, я Кристина.
- Ладно, пошли, - я потащила их в сторону своего дома.
У меня в квартире было, как всегда, свежо и приятно. Кристи бросила свой кожаный пиджак на полку для обуви и прошла в кухню. Я сняла френч и повесила его на вешалку.
- Проходите, не стесняйтесь, - ободрила я девочек и отправилась вслед за Кристей, чтобы поставить чай.
- Хочешь посмотреть, какую рамку я сегодня купила? – сказала я ей. – Она в пакете.
- Да, клевая! – констатировала подруга. – А Паули приедет?
- Нет, - как-то очень живо отозвалась я. – Нет, он сказал, что не сможет.
- Можно? – в проходе появились Мелани и Аннет.
- Да, конечно, - я поставила чайник. – Какой чай пьете? Черный?
- Да.
Я заварила чай, достала тарелку и выложила пирожки, поставила на стол сахарницу.
- А с чем пирожки? – осведомилась Кристи.
- А я знаю? Они все уже перемешались, - ответила я. – С ядом, наверно.
- Да?! Ты хочешь нас убить!? – Кристи изобразила негодование.
- Всю жизнь мечтала посидеть в тюрьме из-за парочки знакомых, - я поставила чашки с чаем. – Угощайтесь, - присела напротив Кристи, чтобы всех видеть.
- Спасибо.
- Итак, о чем вы хотели меня спросить? – начала я.
- Расскажи, как ты начала слушать HIM и что ты сейчас об этом думаешь, - отозвалась Мелани.
Я откусила от пирожка с вишней и глотнула чаю, вспоминая свои чувства. Странно, хотя Кристи была свидетелем тех событий, она тоже с интересом и любопытством ждала, что я скажу.
- Думаю, следует сказать, что это было летом. Тогда я была зла на всех, включая себя. Мне казалось, что лето не ощущается и все решили меня достать. Только теперь я понимаю, что это не так. Как же показать вам, что, когда я узнала HIM, даже звуки, краски, запахи были ярче и живее, чем сейчас, когда я от них отдалилась? - я на минуту задумалась, заметив, что меня слушают с неподдельным вниманием, медленно пережевывая пирожки. – Крис, поможешь мне, OK?
- Да, конешн, давно мы серьезно не разговаривали.
- Итак, было лето 2003 года. Мы только что сдали экзамены, причем, вполне успешно, и были приняты в 10 класс. Мы с Кристей были не очень-то дружны в то время. У меня дома намечался «небольшой» ремонтик в ванной и туалете, поэтому мы договорились, что на его время я отправлюсь к подруге в деревню. Когда я туда приехала, оказалось, что мою подругу забирают в другой город «компотики закрывать», - я вспомнила это и во мне вскипела злость. – Можно подумать: без нее никак нельзя было обойтись. Тогда я поехала к своим родственникам в село, но у них я долго тоже не задержалась: невзлюбила бабушку моей троюродной сестры. Злая, я уехала оттуда через два дня. Дома было, конечно, тоже не лучше: кругом разбитая плитка, рабочие и коробки. Плюс к этому каждый день мы с мамой выгребали кучи строительного мусора и пыли и ездили по магазинам.
И вот в один из дней, вернувшись домой где-то около пяти, я устроилась в зале (в свою комнату мне было не пройти), и с грустью щелкала по каналам, потому что смотреть было нечего. Так после получаса щелканья я остановилась на Mtv, который только начал показывать. Была передача SMS-chart (тогда она начиналась в пять и имела гораздо боле респектабельный и сносный вид), на экране дергалась какая-то попса, а я смотрела на таблицу распределения мест: 3-е – Eminem, 2-e – LP, 1-e было у HIM. Так как до этого я уже была знакома с творчеством этой группы и знала Вилле в лицо, мне стало интересно, что за песня у них. Я долго пыталась прочитать название, которое задерживалось на экране всего секунды три, но мой английский в то время был настолько плох, что это никак не удавалось. Единственной мыслью, которая пронеслась у меня в голове, была: «Что же у них там за песня, что, аж, первое место?» Я просто еще помнила, как их «тепло» встретили на одной из музыкальных программ с Heartache every moment. Как ни странно, на мой зов откликнулись: началась песня HIM, название которой мне все еще не удавалось прочитать.
- Это была Funeral of hearts, - добавила Кристи увлеченная, поеданием пирожков.
- Да, именно она это и была. В то время меня интересовала только сама песня, а Вилле для меня был чем-то вроде Мэрлина Мэнсона. И она мне понравилась: ее звучание, ее атмосфера, ее стиль. Мне нравилось, что голос прекрасно гармонирует с музыкой, что в ней простые слова, которые даже я со своим безобразным английским могла тогда понять, мне нравился тот мистицизм, которым она была окутана, - я посмотрела на девочек, которые, в отличие от Кристи, не были столь сильно увлечены пирожками.
- Ты говоришь прямо, как писатель, - с восхищением вымолвила Мелани.
- Она и есть писатель, - вставила Кристи.
- Правда?
- Да, но об этом позже. На следующий день я с нетерпением ждала этой песни, но ее так и не показали.
- Сколько гнева на них тогда вылилось! – улыбалась Крис.
- Да, я была готова разнести Mtv и поубивать там всех. Я все-таки записала The funeral of hearts, и в свободное время доканывала ей рабочих (хоть какое-то удовольствие). Не долго думая, я отрыла постер Вилле, который попался мне не так давно в журнале, и поехала искать Love Metal.
В магазине передо мной положили три диска: розовый Razorblade, черно-белый Deep shadows и узорный Love Metal, названия на котором я так и не смогла доискаться в магазине. Мне очень понравилась обложка Deep shadows, но я купила тот диск, где была моя Funeral of hearts.
- Сначала ее мама не могла спать под HIM, - добавила Крис.
- А теперь спит даже под Dimmu Borgir, - смеялась я. – Каково же было мое счастье – обнаружить на диске еще и клип! Я «затерла его до дыр». Мне нравились все песни. А ту запись, которую я сделала первой (клип с Mtv), окутывает какая-то необычная аура света, несмотря на то, что HIM не совсем светлая на вид группа. После пятидесятого просмотра клипа я сочла, что ВВ очень даже ничего. Я рисовала его и по памяти, и срисовывала с диска. Потом решила полазить в Инете, чтобы «хоть знать, что я слушаю».
- Узнала, - недовольно донеслось из-за чашки Крис.
- Да, меня иногда пытаются прикопать за то, что я туда полезла. Я обнаружила там кучи фотографий, статей и всякой информации о них. Я рассказала о HIM Кристе и еще одной своей подруге, которая сейчас как бы не с нами, хотя с ней мы дружили четырнадцать лет. Купила себе все альбомы, которые нашла, но не сразу к ним привыкла, зато потом…
- Да уж, - вздохнула Крис, - самая большая запарка была с The Greatest lovesongs vol.666.
- Я поставила на уши полсоседнего города, но все-таки его нашла, правда, была уже осень. А летом, я жадно поглощала всю информацию о HIM, которую только могла найти. Они стали моей самой любимой группой, я впервые за всю свою жизнь начала вешать плакаты на стену (теперь там нет места). HIM сблизили нас, очень сблизили.
- Да, - вспомнила Крис, - весь конец лета и начало осени мы пили пиво и орали на всю улицу, как мы хотим Вилле.
- Да, а еще писали на стенах: я писала «Ville», Крис писала «HIM», а наша подруга писала “Lilly”, потому что он ей очень нравился. Я даже искала для нее его фотки, хотя мне было на него, грубо говоря, плевать. Мы сочиняли всякие смешные истории, громко смеялись и были вместе. Мы рыдали из-за них и просто ругались на постеры. HIM были частью нашей жизни, родными людьми, которых никогда не было рядом. Мы переводили песни, напрягая свой «потрясающий английский».
- Да, словосочетание “Keep on pretending” поставило нас в тупик.
- Мы думали над ним до тех пор, пока я не вспомнила, что это: продолжай претворяться. Из-за HIM я пошла учить английский. Я стала писать стихи…
- Правда, прочитай!
- хм… - мне показалось, что я покраснела. – Ну, первое я посвятила Вилле. Я прочту только начало: оно очень длинное.
Смотрю в слезах в стакан абсента,
А там глаза того же цвета,
Я отвожу свой взгляд направо,
А там опять же так лукаво,
Твои глаза глядят мне вслед,
Но ведь пути обратно нет.
- Вау! Клево! А сейчас ты пишешь? – спросила Аннет.
- Да, пишу… Тогда каждая статья, каждый постер, каждая фотография была маленьким праздником.
- Да, мы совершали массовые набеги на киоски.
- Продавец нас знала, теперь, она вряд ли нас помнит, - я вздохнула и глотнула чаю. – Благодаря им я нашла друзей в Интернете, много друзей. В течение полугода мы слушали только их. Какова же была наша радость, когда мы обзавелись кассетой ужасного качества, но там были клипы и выступление HIM. Они были теми, над кем можно было смеяться, смеяться и смеяться, кого можно было называть бомжами и придурками, но все равно любить их, кто дарил и радость, и слезы. Когда мы слушали только их над нами всегда светило солнце, несмотря на настроение и погоду, у нас не было других забот и тем, кроме HIM. Мы с удовольствием пересматривали “Стоп! Снято!”, и каждый раз заливались смехом. Мы с упоением перемывали косточки попсе. Мы гордились тем, что слушали.
- Здорово было! – Крис тоже вздохнула.
- Мы чувствовали себя свободными, мы жаждали чего-то необычного, мы знали, чего хотели. Мы были счастливы, мы наслаждались каждой минутой вместе и делили все, даже страдания. И я ни о чем, совсем ни о чем не жалею, - я с чувством откусила кусок от пирожка.
- И что же случилось? – спросила Мел.
- Ну, что? Что, Крис?
- Мы стали разбавлять HIM другой музыкой.
- Да, именно так все и было. Нет, мы не слушали полуфабрикаты. Группы были прекрасные. Несмотря на то, что мы все еще слушали HIM, мы стали реже встречаться, стали ссориться.
- Серьезные разборки были из-за Линде, - продолжила Крис.
- Да, были. Снача мы только шутили, чтобы позлить подругу, но потом моя шутка стала реальностью. У меня пропала цель, я не знала, чего хочу. Мы не разговаривали с моей «лучшей» подругой весь июнь 2004. Потом снова стали общаться. Я была жутко зла на нее за то, что она почти бросила HIM, зла на Кристю все за то же, но потом успокоилась.
- Нам хотелось быть настоящими готами, - продолжила Крис.
- Да, хотелось. Мы презрительно относились к тем, кто слушает HIM и при этом ярко одет, мы считали их достойными лучшей публики. Мы носили черное, углублялись в тяжелую музыку. Так наша подруга теперь слушает Black и совсем не слушает HIM. У нее есть парень, она живет серо и однообразно. Мы встречаемся раз в неделю у репетитора по английскому, и эти встречи совершенно не оставляют приятных впечатлений. Мне все меньше хочется встречаться с ней: она стала такой занудой. К тому же из моей жизни напрочь исчезла уверенность в собственных силах, краски померкли, я уже почти ничего не чувствую.
- Почему? – удивились девочки.
- Я что-то потеряла вместе с ними, когда решила все бросить и жить, как получится. Теперь я не знаю, куда поступить, что делать. Мне это отвратительно. Я хочу вернуться. Кажется, стоит только дожить до весны, и солнце снова выйдет из-за туч, но главное – дожить.
- Да ладно тебе, - махнула рукой Крис.
- Сейчас я думаю: на фиг эту готику, на фиг серьезность, на фиг мрачность! Надо жить, как мы жили с HIM, радоваться, как радовались. Мы разучились жить. Мы умерли. Научиться этому снова будет очень трудно. К черту этих «настоящих» готов! Мы все равно для них «ненастоящие»! Никто все равно нам не верит! Да, конечно, готы – это такие придурки в черном, которые шатаются по кладбищам и читают «Дракулу»! – я видела, как у Кристи глаза на лоб полезли от удивления. – К черту все! – спокойно, но с выражением сказала я.
Кристи редко со мной спорила. Она только улыбнулась и откусила от пирожка.
- К черту их всех! Чтобы быть крутым не обязательно быть грязным, пить, курить, носить черные шмотки и слушать металл! Надо уметь жить! Вот, что надо! А мы не умеем. Нельзя извлечь энергию из того, что ее забирает!
- А что там у вас из-за Линде было? – спросила с любопытством Аннет.
- Ниче не было, - ответила за меня Крис.
- Да, вот так пара неприятных фраз проскакивала, ревность тоже была, но так ничего.
- А как ты сейчас к нему относишься?
- Если бы встретила, сказала бы что-то вроде:
Я вас любил, любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем,
Но пусть она вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил, безмерно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим.
Я вас любил, так искренне, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Ну, только в другом роде, - улыбнулась я, глядя на завороженные лица девочек, и в моих глазах появились слезы.
- Он тебе все еще нравится?
- Не знаю. Я же говорила, что вообще мало что сейчас знаю.
- И у нее есть Паули, - добавила Крис.
- А тот, который так на Линде в молодости похож?
- Да, но он еще долго не приедет. Хотите посмотреть мою коллекцию? – спросила я.
- Да, - они встали из-за стола, и я проводила их в свою комнату, где одна стена была сплошь увешана постерами.
- А сколько у тебя их? – спросила Мел.
Я принялась считать постеры, тыкая в них пальцем и называя цифры в слух. Потом я включила для гостей первый альбом HIM и показала свою коллекцию, в которой было несчетное количество фотографий, статей, вырезок из журналов, интервью, анекдотов и рассказов о HIM. Мне нравилось наблюдать за тем, как их лица освещают улыбка и радость, как они смеются и восклицают «Какой лапочка!», хотя я терпеть не могла, когда Вилле так называют, как и то, что некоторые склоняют слово HIM, как будто оно русское. Красота и свежесть их чувства и привлекала меня, я как будто поглощала ту энергию, которая из них сочилась, потому что сегодня днем израсходовала свою на истерики.
Ко мне подошла Крис и сказала шепотом мне на ухо:
- Зачем ты их позвала? – хорошо, что ни Мелани, ни Аннет не могли нас слышать: слишком были увлечены просмотром концерта Live in Berlin 2003.
- Мне нравится их непосредственность, они полны жизни, в отличие от меня, поэтому мне доставляет удовольствие питаться их эмоциями. К тому же, мне все равно хотелось пересмотреть все это, кажется, я скучаю по HIM и по Линдику тоже.
- Ой! – воскликнула Мелани, указывая на Линде. – Он такой худой! Ему в тренажерный зал, чтоб мышцы были или хотя бы поправиться чуть-чуть. Ты так не думаешь, Айна? – она обратила свой взор на меня.
- Думаю, нет. Не стоит. Если он наберет вес или мышечную массу, пропадет та инфантильность, та детская непосредственность в его внешности, которая меня так волнует.
- Ясно! – и Мел опять уткнулась в экран телевизора.
- А где твоя мать? – продолжала Крис.
- Она уехала по делам, так что сегодня просиживание за компом до четырех часов утра и тонны растворимого кофе мне обеспечены, но это именно то, что мне сейчас нужно. Те редкие часы безмятежности, что я провожу в отсутствии матери, и дарят мне небольшие кусочки счастья, которые преобразуются в целую картину богемной жизни. В такие часы я чувствую себя свободной, даже не задумываясь о том, что на следующий день я не смогу разодрать глаз, которые целый день будет щипать даже после бадьи крепкого настоящего кофе. Красота жизни в свободе и богемности. Чем ты легкомысленнее себя ведешь, чем меньше думаешь, тем ты счастливее, тем легче тебе жить. Ты понимаешь?
- Да, может ты и права. Жаль: мне родичи не разрешают у тебя оставаться.
- Потому что знают, что мы прогуляем школу, - засмеялась я. – Когда-нибудь я уеду, Крис. Уеду от этой скучной жизни и не вернусь. Пусть даже Паули мне изменяет, мне по-фигу, собственно говоря. Я даже не против этого, может, даже за. Мне-то что? Мне изменять не с кем. Главное, чтобы он мне не надоел. А то будет, как с множеством предыдущих, - Кристи засмеялась, я тоже.
На экране, у Вилле за спиной, Лин нарезал свой знаменитый круг почета, что заставило меня смеяться еще дольше: мне всегда казалось, что это так глупо выглядит – делать одни и те же движения в одних и тех же песнях, но на разных концертах. У него это уже стало привычкой, скорее всего Линде даже этого не замечал сам. А мы любили над ним посмеяться. Помню: в новогоднюю ночь смотрели Right here in my arms в замедленном темпе с воплями «Ни фига себе! Тут, блин, эротический фильм какой-то! Это ж надо с таким лицом на гитаре играть!» Здорово было. Нам втроем всегда было весело. Теперь нас всего лишь двое. А скоро я останусь одна.
Я не собиралась поддерживать отношения с теми девочками, что сидели в тот момент с нами в комнате: для меня они были интересны до тех пор, пока я их не знала, а они не знали меня. С незнакомцами всегда интереснее говорить, потому что совершенно не представляешь, что за человек перед тобой, и с удовольствием выслушаешь все о его любви к футболу или к «Гарри Поттеру», потом же говорить становится не о чем. Люди слишком многое друг от друга скрывают, поэтому им и нечего сказать при встрече со старыми друзьями.
Ну, что? Гости ушли от меня в половине одиннадцатого. Ушло и мое «чувство HIM». Я осталась одна… и опять заплакала… мои слезы окропляли мое прошлое… мое любимое… мое живое начало… огненным дождем они будто высекали на моих щеках историю моей недолгой жизни, нет, не моей, моего сердца, которое снова, казалось, готово одряхлеть. А я спасала его, отпаивая надеждами и мечтами, кормила его пилюлями горя и маленькими осколками счастья.
Было темно, из окна в комнату врывался прохладный осенний ветерок, неся с собой запах пыли: скоро пойдет дождь. Я перебралась на подоконник и смотрела вдаль, на город, усыпанный электрическими огнями. Мне пришли в голову мои попсовые одноклассники, которые, наверняка, в то время отплясывали на дискотеке. Представив себе это зрелище, я усмехнулась себе под нос и нашла для своего воображения другую картину: я часто видела себя умирающей, оставляющей этот мир и этих людей, но все равно жила. Вот и в тот момент я думала о смерти, о столь желанном событии, которого так жаждала.
На землю упали первые капли, и запах пыли стал ощутимее. Хмурое небо мне совсем не нравилось. Я встала на подоконник ногами и посмотрела вниз: даже с пятого этажа прыгать страшно. А вдруг не умру? Вдруг останусь калекой на всю жизнь? Этого-то я точно не хотела. Маму жалко стало: как же она без меня? Мои слезы потекли, подобно слезам неба, которые сейчас плотной стеной падали на землю. Интересно, что сказал бы на это Паули, ведь я никогда не говорила ему о том, что хочу умереть. Если умру – не увижу Линде. А ведь я обещала себе: пока не увижу его, не умру. А что сделает Крис, когда узнает о моей смерти? Я вспомнила клип AFI “Silver and cold”, вспомнила суицидальную песню Lacrimos`ы под названием Ich verlasse heunt` dein herz, потом фильм «Убить Билла». Мне представлялось, как я лежу под капельницей в реанимации, как мама плачет, как суетятся врачи. На ум приходили какие-то строчки из Оскара Уальда, потом из какого-то печального интернетовского рассказа, потом из песни Вилле. Я начала шептать Our diabolical rapture, глотая слезы и дождевые капли и вспоминая, как каждый раз наслаждалась тем, как играет к ней вступление Линде.
Подул ветер, и мне в лицо полетели дождевые капли, заставляя отвернуться. Теперь я снова видела свою комнату: мебель, вещи, постеры. Пробегая по стене прощальным взглядом, я заметила, что что-то в них изменилось. Я никак не могла понять что именно. Стоя на подоконнике, я пыталась в темноте разглядеть выражения лиц, изображенных на плакатах, а сзади лилась вода, которая намочила мою любимую шелковую рубашку, в которой я собиралась умереть. Но вовсе не это меня волновало, а постеры: люди на них казались мне какими-то грустными, даже те фотографии, с которых HIM мне улыбались, выглядели печально. Знаю: лечиться пора, но это действительно было так. Казалось, что они сожалеют о чем-то, не хотят, чтобы я уходила, что, если бы могли, вернули бы меня обратно.
Я замотала головой, потом еще раз посмотрела: может быть, это все обманчивая темнота, но я видела то же самое, и уже не хотела их оставлять. Эти бумажки были мне дороги, хоть они и не были живыми, но они мои: я их любила. Я вспомнила, что должна дождаться весны, тогда все пройдет.
Я ступила на стол, стоявший прямо возле окна, потом спрыгнула на пол. Заметила, что одежда намокла, и сняла ее. Я нечаянно задела пульт от телевизора: из колонок понеслись аккорды For you с концерта 1998 года (видимо я забыла остановить кассету, когда гости ушли). В темноте я сварила себе кофе, громко вопя при этом «in 666 ways I love you and my heaven is wherever you are!!!» Если учесть, что Вилле тоже пел именно это, причем громкость была на полную катушку, то можно себе представить, что чувствовали соседи в полдвенадцатого ночи. А мне-то что? Мне было все равно.
Где-то до пяти часов утра я сидела перед телевизором, пересматривая выступления своей любимой группы и допивая уже неизвестно какую чашку кофе-латте. Потом я разогрела себе пиццу и стала смотреть какие-то фильмы, кажется, среди них попадалась и та знаменитая «Стоп! Снято» с HIM и Бэмом Маджерой. Не помню: во сколько я заснула, не то в девять, не то в одиннадцать, но мне было так хорошо, так спокойно.
Эпилог
Ожидание весны оказалось очень томительным. В школе было не все гладко, нервишки пошаливали, окружающие доставали. Паули не приезжал. «Что ж, «прекрасная картина запятнанной души, дорогая», - цитировала я ВВ. Все мне опротивело, стало еще скучнее, чем обычно, на уроках сидеть не хотелось. Но вот, наконец, прошел прохладный дождливый март, пробежал апрель, в мае стало совсем тепло: солнце радовало своими прекрасными желтыми лучами.
Было где-то около девяти утра, я сидела за столом и простым карандашом накладывала на бумагу линии, которые, переплетаясь между собой, образовывали на листе фигуры двух ангелов и девушки. Они держали ее за руки, потому что природа не наградила человека крыльями, и пытались унести высоко на небеса от цеплявшихся за ее ноги и одежду теней. Этими ангелами были Вилле и Линде, а девушкой – я.
Солнце настойчиво светило мне в глаз, а приятный весенний ветерок звал на улицу, принося с собой запах цветущих под моим окном вишен. Я положила лист в папку и отправилась в город. Собственно, делать там тоже было нечего, но погода была так хороша, а запах цветов так заманчив, что я просто не могла остаться дома.
Сегодня Паули должен был приехать впервые за долгие полгода, а может и больше, поэтому мне просто не терпелось: я не могла сидеть дома и ждать, когда он позвонит. Сначала я доехала до своего любимого кафе и позавтракала блинчиками с фруктами и сладкими соусами и выпила кофе. Я сидела у окна и смотрела на проезжающие мимо машины, на прохожих и пышно цветущие кустарники, сладкий аромат которых наполнял воздух гламуром. Я думала только о предстоящей встрече: пыталась себе представить: насколько Паули изменился, но ничего не получалось. Кристи сообщила мне по мобильнику, что наша классная руководительница только что опомнилась: «Где Айна? Опять гуляет?», и я мысленно улыбнулась, вспоминая одну из своих школьных учителей, которая всегда очень смешно нас ругала, а мы ее очень любили, по крайней мере, я.
Пришла еще одна SMS, на этот раз от Паули, новости оказались хорошие: через полчаса он должен был приехать на вокзал на электричке. Я быстро залила в рот остатки кофе и пулей выскочила из кафе. Добравшись до остановки, я ожидала автобус на месте, подпрыгивая на месте. Постоянно улыбалась, мне хотелось сказать кому-нибудь, что Паули приехал, поэтому, проходя мимо незнакомого мужчины, я с широкой улыбкой сообщила:
- Вы представляете! Он приехал!
- Представляю.
- Нет, не представляете! - заверила его я и прыгнула в подъехавший автобус.
На вокзале было много народа, все толпились, ожидая прихода электрички. Рядом со мной стояло несколько девушек, которые внимательно смотрели на рельсы, теребя в руках блокноты и ручки.
Наконец-то! Электричка прибыла точно по расписанию. Я пошла вдоль, ища глазами нужный номер вагона, девушки за мной. Они даже остановились вместе со мной, а потом еще и встали у меня перед носом. Меня это здорово разозлило. Я же не столб, в конце-то концов!
Из дверей постепенно выходили люди и, встречая своих знакомых радостными приветствиями, удалялись с вокзала. А Паули все не было. Мне казалось, что сейчас я ударюсь в панику, но держала себя в руках. Из электрички вышел какой-то больно знакомый парень, но я никак не могла понять, почему его лицо вызывало такие ощущения. За ним последовало еще несколько человек, лица которых тоже казались мне знакомыми. У двоих за спиной висел футляр, с гитарой видимо. Девушки, стоявшие передо мной сразу пошли им навстечу и быстро окружили, протягивая блокноты и ручки. Я тем временем сосредоточенно думала, пытаясь что-то вспомнить.
Стоя на платформе, я пялилась на эту компанию, наверно, целую минуту, пока из вагона не вышел еще один, последний человек, высокий, тоже с гитарой. Его белокурые волосы были собраны в хвост, открывая благородные черты лица, на котором периодически проявлялась некая рассеянность. Опустив солнечные очки со лба на переносицу, он огляделся, будто разыскивая кого-то, но тут одна девушка подбежала к нему и стала теребить за рукав, чтобы он сфотографировался с ней. Блондин согласился.
Я стояла в стороне и смотрела, как Паули расписывается в блокноте и улыбается девушкам. Ревность меня совсем не грызла, мне просто не хотелось, чтобы кто-то посторонний видел нашу встречу.
Паули совсем меня не замечал, я еще отступила назад, чтобы скрыться в тени. Они вместе с девушками пошли совсем в другом направлении, одна из этих девиц все время флиртовала с Паули, что его, казалось, совершенно не волновало: он крутил головой, видимо, разыскивая меня. Потом сказал, что-то одному из своих друзей, и все остановились. Паули освободился от общества девицы и отошел в сторону на приличное расстояние, ища чей-то номер в телефоне. Я видела: как эти девчонки навострили уши, хотя делали вид, что разговаривают. Мой телефон в сумке зазвонил. Конечно, а как же?
Я достала его, но не решалась ответить, а звонки все продолжались. Я подняла глаза: Паули посмотрел на часы, на солнце, потом обернулся к недовольным друзьям и показал на телефон, прося еще немного времени. Моя трубка разрывалась в руке, а я не могла оторвать взгляда от Паули: он, казалось, загрустил. Не выдержав, я нажала на кнопку с зеленой трубкой и сказала:
- Да, - я старалась сохранить невозмутимость в голосе.
- Привет, детка! – прозвучал голос Паули, пробиваясь сквозь вокзальный шум. – Ты получила мое сообщение?
- Какое?
- Что я сегодня приезжаю?
- Ты уже приехал, - продолжила я, - стоишь чуть поодаль своих друзей и девушек, одна из которых не прочь с тобой пофлиртовать.
- Где ты? – он обернулся, нервно оглядываясь.
- Здесь, - тихий ответ с моей стороны.
- Я тебя не вижу, детка! – он продолжал оглядываться.
- Зачем?
- Что значит: «зачем»? – я стояла совсем близко, но передо мной были еще люди, поэтому найти меня-малышку в толпе было сложно, но Паули с высоты своего роста, видимо, заметил. Он медленным, прогулочным шагом направился ко мне, и с его приближением я тоже отступала все дальше в тень, пока не коснулась стены здания вокзала.
- Не убегай, - тихо вымолвил Паули, наклоняясь ко мне и ставя футляр на асфальт. – Я так ждал дня, когда тебя увижу снова. Снова взгляну в твои глаза, - он снял очки, и я увидела блеск в его серых красивых очей. Я не выдержала снова: предательские слезы покатились по щекам. Я их ненавидела и себя тоже. Прижавшись к Паули, лишь шептала:
- Я тоже скучала, скучала, как я скучала, Паули! Мне было так плохо, так одиноко, я так ждала…
Он гладил мои волосы, стук его сердца заглушал даже шум вокзала. Паули поднял мое лицо, вытер слезы. Я ловила его весеннее настроение в глазах цвета хмурого осеннего неба. Потеребив его футболку, я потянулась к нему, и получила наполненный свежестью мятной жвачки поцелуй, искренний, легкий, как весенний ветерок. Он отстранился от меня и игриво поднял бровь, а я ослепленная радостью встречи, которую так долго откладывала, прыгнула ему на шею, громко смеясь. Паули поднял меня на руки, я поцеловала его в белую щеку и, отняв у него солнечные очки, нацепила на нос.
- Ты ведь научишь меня играть на гитаре, правда? – рассеянно говорила я, сидя у него на коленях с бутылкой хорошего красного вина. Мои щеки пылали румянцем, а Паули только наблюдал, как я пьянею. Он, наверно, думал о том, как потащит меня ночью домой после концерта (оказалось, они приехали сюда с концертом, чтобы поддержать наши местные группы).
- Научу.
- И я буду петь, как Тарья, правда? – продолжала я.
- Конечно.
- И я стану знаменитой, да?
- Конечно, станешь, - заверил меня Паули, и его дыхание согрело мою кожу.
- А ты сегодня будешь играть для меня, да? – я наивно моргала глазами, сжимая пустеющую бутылку.
- Буду, обязательно.
- И мы поедем домой вместе, да?
- Обязательно.
- Паули, на сцену пора! – донесся голос менеджера.
- Иду, - крикнул в ответ Паули.
- Я буду ждать тебя после концерта здесь, хорошо?
- Хорошо.
- А ты всегда будешь в разъездах… - пламя поцелуя на моих и так пылающих губах заставило меня затихнуть.
save your happiness for tomorrow
and today we''ll drown in your tears
a drop of your blood tastes like wine today
come closer my dear
it is just the beginning of the end
yes, I''m here for you