В колонках играет - Theatre Of Tragedy - Motion
Настроение сейчас - Жарко =_=

«Злое солнце»

Фандом: 30 seconds to mars
Автор: Pani.KA
Пейринг: Шеннон/Томо
Рейтинг: NC-17
Жанр: слеш, PWP
Предупреждение: скорее всего полный ООС обоих. но такое настроение требует определенных жертв)
Дисклаймер: а я что, я вообще ничего, даже фандом не мой…




Читать дальше




Я придержал перед ним дверь, а следом прошел сам. В лицо тут же ударил поток обжигающего воздуха, от чего я невольно поморщился.
- Кондиционер сломался, - пожал плечами Томо на мой невысказанный вопрос и как-то грустно посмотрел. Причем посмотрел не на меня, а куда-то в пол.
Я невольно фыркнул и отошел к балкону. Попытался поймать хоть чуть-чуть холодного воздуха и лишь снова поморщился – он был горячим и сухим, что только усугубляло положение.
Август. Город на побережье. И гребаных семь километров от моря. Какой идиот купил бы здесь квартиру?
- Хочешь пива? – спросил Томо, обернувшись через плечо, и наконец-то посмотрел мне в глаза.
Рядом со мной он всегда такой тихий и скромный, что это просто сводит меня с ума. Не чертова рок-звезда, а мой маленький спокойный мальчик, который очень боится. Только чего именно, я не пойму… но это в укор не мне, а скорее ему. Потому что малыш боится быть постоянным, боится того, что надоест мне. И это единственный его неизменный страх, остальные меняются еще быстрее, чем я успею моргнуть два раза.
А мне нравится это. Нравится, что он готов ради меня на все. Потому что он единственный человек, который никогда меня не оставит.
И люблю его я не только за это.
- Шенн?.. – Томо застыл у холодильника, не отрывая от меня удивленного взгляда. Наверно было на моем лице что-то такое… или просто на голове выросли алые розы. Одно из двух, третьего варианта не дано никому.
Я подошел к нему практически вплотную, и осторожно отвел с лица сырую от пота челку. Томо замер, похоже, даже боясь просто дышать.
Он сейчас очень сильно боится, но все равно хочет. Мой маленький мальчик, похоже, окончательно запутался в своих желаниях и страхах, а мне как всегда придется распутывать этот клубок.
Смотрю на него снизу вверх, и едва заметно улыбаюсь, всего лишь слегка вздернув вверх уголки губ. Мои глаза смеются, его пытаются сохранить невозмутимость. Как всегда не получается, рядом со мной умение держать себя испаряется, прямо как дым. Вот оно было, а вот его нет.
Томислав так и пытается съежиться под моим взглядом, ему не нравится чувствовать себя выше. Смотрится так смешно, и он становится похож на маленького пингвиненка.
- Глупый, - со смешком сказал я и щелкнул его по носу.
Я забрал у него одну банку, и руку сразу обожгло приятным холодком.
Было так невыносимо жарко, что не только асфальт плавился, но и целый океан готов был испариться. Невыносимо жить в таком месте, но моему мальчику нравилось. Он очень любил выбираться вечерами на берег, что бы смотреть на закат. Иногда я ходил вместе с ним, и даже проникался романтическими настроениями. Это ему тоже нравилось. Малыш был в восторге, когда я дарил ему цветы.
Я опустился на диван и торопливо отхлебнул из банки. Жидкость холодным потоком прокатилась внутри меня, даря спасительное, но такое недолго наслаждение.
Ледяное пиво во время такой жары сравнимо разве что с оргазмом, да и то я бы еще поспорил, что из этих вещей лучше.
Томо проворчал себе что-то под нос, и с ногами забрался на противоположный край дивана. Сейчас он не боялся, а дразнил меня. Знал, что, не смотря на жару, я все равно хочу всегда ощущать его к себе поближе.
Терпеть эту воистину адскую температуру уже не представлялось возможным, и отставив пиво на столик стянул через голову футболку.
Хотя я, наверное, слегка приуменьшил. Даже в аду никогда не бывает так жарко, а у Сатаны в покоях наверняка найдется свой кондиционер, или хотя бы вентилятор.
- Опаздывает, - отметил я, стирая катящуюся по шее капельку пота. Наверно с волос.
Томо в ответ как-то неуверенно кивнул, и подтянул ноги к подбородку. Странный, я бы на его месте лучше бы раскинулся, что бы больше кусочков тела получало желанного воздуха.
И молчание. Раскаленное, как воздух.
Джаред действительно опаздывал, и уже как минимум на полчаса. Его никогда нельзя было дождаться вовремя, ну и ладно, я только рад побыть с моим мальчиком наедине.
Из-за стены доносилась какая-то музыка, и Томо невольно стал покачиваться в такт, каждую секунду убирая с лица вредные волосы. Какой он все же милый, когда забывает, что вокруг есть еще что-то кроме его мыслей.
Когда Томо только пришел в группу он отчаянно пытался храбриться, но все равно чувствовал себя неуверенно. А мне не осталось ничего другого, как подарить ему эту самую уверенность, исключительно по старому знакомству.
Потом уже самому не захотелось лишаться такой игрушки, и я как-то свыкся с мыслью, что мне нужно постоянно ублажать этого засранца.
Мой мальчик – или вернее будет «моя девочка»? – довольно быстро понял, что я завишу от него не меньше, чем он от меня и поэтому тоже играл. Злил меня, раздражал, даже заставлял ревновать. А я все равно все прощал, истрепав при этом не мало нервов нам обоим. Так и живем, как на вулкане.
Томо сейчас такой чертовски привлекательный, с этим выражением смущенного мученика на лице, что я не выдерживаю первый.
Невозможно смотреть, как он облизывает свои губы, проводит пальцами по лицу… это все должен делать я, а не он сам.
- Иди сюда, - чуть ли не шепчу я, слегка поманив его пальцем.
Томо послушно подполз ко мне и удобно устроился на моем плече. Я сразу зарылся носом в его волосах, вызвав у него недовольное хихиканье. Ведь этого он и добивался все это время. И ведь достиг, несмотря на всю глупость и неуместность своих способов.
- Не надо, Шенн, жарко, - прошептал он, когда мои пальцы осторожно забрались под его футболку.
- Если сниму с тебя одежду, то станет прохладнее, - зашептал я ему на ухо и осторожно прикусил за мочку уха.
- Конечно, прохладнее… - недоверчиво протянул Томо, но сопротивляться мне не смел. Да я и видел, что не хотелось ему.
Я, наконец, стянул с него футболку и одним рывком усадил его к себе на колени. Он улыбнулся как-то уж слишком похотливо и прижался ко мне всем телом, видимо желая еще сильнее повысить температуру в этой гребаной комнатке.
Мне было невыносимо жарко, от давления на тело хотелось выть и лезть на потолок. Но я всегда был и есть упорным, а если начал, то нужно было закончить. Тем более разве можно сдержать себя, когда в моих руках находится такой милый малыш?
Я целовал его в шею, а он издавал совсем уж неприличные стоны, видимо задаваясь целью окончательно свести меня с ума. Лишь когда я дернул за молнию на его джинсах, Томо дернулся и подался назад.
- Джаред… - одними губами прошептал он, и уперся руками в мою грудь, не давая приблизится.
Я даже зарычал от злости. Мой мальчик в своих играх переходил уже все границы. Как будто бы он не понимал, что меня ни капли не волнует чертов брат, его приход и все остальное. Причем я знаю, что и его не волнует, нас уже заставали не раз, просто хочет в очередной раз потрепать мне нервы…
Я повалил его на кровать, и все-таки стянул эти гребаные джинсы, сразу после этого отстранившись. Не один Томислав любит играть.
Он замер передо мной совсем обнаженный, без какого-либо нижнего белья, что наводило на все более и более пошлые мысли. Его член так заманчиво стоял, что нестерпимо хотелось обхватить его губами, и сосать не до стонов, а скорее до криков.
Осторожно провел руками по его груди, убирая излишнюю влагу, насладился тяжелым дыханием и этим прожигающим взглядом, опустился еще ниже.
И все это под влиянием одной мысли – я его люблю. Люблю моего мальчика, дня без него прожить не могу. И он это знает, и я это знаю, и я знаю, что он знает, а он знает, что я чувствую… только молчим оба. Понимаем, что это только все разрушит.
Грубо и совсем не нежно обхватываю его член, и, сделав несколько движений рукой, наконец, обхватываю губами. Томо тихо стонет, вцепившись пальцами в мои мокрые от пота волосы, и бормочет что-то бессвязное. Он никогда не умел контролировать себя во время секса, его безумие временами было даже ярче чем мое, хоть и все равно радикально от него отличалось.
Мое было ярким и неуправляемым, я жаждал властвовать и подчинять. Его было скорее исступленно нежным, он отдавал мне всего себя, прося взамен лишь самую малость. А точнее мое молчание.
Я сосал грубо, сильно обхватывая его член губами и чуть ли не используя зубы. А Томо извивался подо мною, но не смея просить. Он этого не любил.
- Жа-арко, - простонал он, и я наконец оторвался от него. Хотя с большим удовольствием заставил бы кончить.
Пот с моих волос капал на его грудь, и я принялся целовать его губы, так и стремясь оставить следы. Грубо прикусываю зубами, в это же время, вводя пальцы. Его лицо напряжено, но он не зажимается – привык.
Не могу продолжать это долго, а поэтому вытаскиваю пальцы и как можно быстрее расстегиваю свои штаны, что бы уже насладиться его телом изнутри. Томо закрыл глаза, и так сладко вздохнул, что я чуть не кончил от удовольствия, просто смотря на него. Какая сексуальная у меня кукла.
Вхожу в него резко, заботясь только о своем удовольствии. Моему мальчику явно больно, но он не говорит ни слова, лишь смотрит на меня, слегка приоткрыв глаза. Губу закусил, а ноги раздвинул еще шире. Стоны из него вырываются такие тихие, что мне даже непривычно видеть моего страстного безумного Томо таким.
Наверно он чувствует тоже, что и я…
Двигаюсь в нем грубо, и так же резко дрочу его член, упиваясь последними мгновениями того, что люди зовут счастьем.
Грудь сдавило от невыносимого удовольствия и жары. Я не то, что дышать не мог, жить уже сил не оставалось. Только и оставалось, что рвано вдыхать воздух, и откладывать в голове каждую черточку его лица.
Два разгоряченных тела на диване, в комнате пропахнувшей ароматом острого мужского пота. Два человека безумно любящих друг друга, но замкнутых на другом. Одно солнце над домом, которое жгло в этот день так сильно, что люди изнывали от удовольствия, проклиная его.
Миллионы звезд, которых не видно. Несколько спутников, и космическая станция, на которой есть люди. Люди, которых зовут героями, хотя их труд важен куда меньше, чем говорят. Два облака, не способные дать надежду на дождь. Одна чайка, залетевшая слишком далеко от океана.
Любовь ведь одна на шесть миллиардов людей, мы все делим пополам.
Я заполучил кусочек – и сейчас отдаю его своему мальчику. Кто-то мог бы поделиться с гораздо большим количество народа.
Жара…
Томо кончает мне в руку с тихим стоном, а я продолжаю входить в него, с каждым толчком все больше и больше мечтая о смерти. Иногда удовольствие может стать невыносимым.
Кончаю в него, и прямо падаю сверху, не в силах подняться. Он дышит тяжело, и осторожно поглаживает мою спину. А я только и могу, что смотреть на его руку.
Одна из важнейших вещей, что нас соединяет – это руки. Без них мы можно сказать ничего не значим, как музыканты по-крайней мере. Сломай я сейчас это сильно запястье, и убью его… а заодно себя. И смерть придет ко мне не в роли Джареда лишившегося гитариста, никак нет.
Встаю с него, и слегка покачнувшись, иду в душ, так и не удосужившись натянуть на себя одежду. У нас так заведено, что после секса мыться первым иду я. Он никогда не спорил.
Под холодными струями приходят две мысли – что брат так и не появился, и что я могу простудиться. Первое беспокоит куда больше второго. Нужно найти мобильный…
Выхожу из ванны, замотавшись в полотенце, и снова вдыхаю этот затхлый сухой воздух. Им и не подышать толком, застревает где-то в горле.
Томо сидит, прислонившись спиной к дивану, и смотрит телевизор. Джинсы он на себя все-таки одел.
- Что там? – спрашиваю я, кивнув на экран.
- Теракт в Нью-Йорке. Взорвали ночью бомбу, на одной из улиц, - он невидящим взглядом смотрит на телевизор, но я то знаю, что его взгляд устремлен куда глубже. В других мирах. Возможно на марсе. – Более двухсот человек погибло.
- Ага, - отвечаю я, и ползу в холодильник за банкой пива.
Солнце, наконец, начало клониться вниз, а это означало, что скоро нас ждет вечер. У меня почему-то язык не поворачивался назвать это солнце злым, не смотря ни на что.
Скоро оно уйдет за горизонт, и кто-то рассыплет на небе горящие огни. Выглянет месяц, и мы пойдем на берег.
Все снова будет как всегда.
Только взгляд моего мальчика теперь никогда не изменится.