Поверить алгеброй гармонию Первым применить математику к литературе придумал не математик, а литератор - Андрей Белый, один из самых значительных деятелей русского Серебряного века. Он взял стихи поэтов XVIII и XIX веков, написанные 4-стопным ямбом, и решил посмотреть, какие слоги в строке чаще всего являются ударными. Результат поразил его самого и всех остальных: разница между двумя столетьями русской поэзии оказалась кардинальная. У Пушкина и Лермонтова 4-й слог от начала строки оказывается ударным очень часто, почти всегда, а у Ломоносова и Державина - значительно реже. В XIX веке 4-й слог 4-стопного ямба оказывается ударным гораздо чаще, чем 2-й. В XVIII веке наоборот - 2-й слог "ударнее" 4-го; это различие становится особенно очевидным на графиках. Открытие Белого имело широкий успех: после выхода в 1910 году его книги "Символизм" множество ученых начинает изучать ритм стиха квантитативными (статистическими) методами. Так рождается новая гуманитарная дисциплина - стиховедение. Были среди ее адептов и профессиональные математики: вслед за Белым считать ударения начинает Борис Томашевский, впоследствии - крупнейший пушкинист. Во второй половине века к стиховедению обращается классик математики Андрей Колмогоров; когда говорят о применении точных методов в гуманитарных науках, часто называют его имя, отдавая должное подъему математического энтузиазма, но несправедливо забывая об успехах других ученых. Главным подвижником стиховедения с 1960-х становится великий филолог Михаил Гаспаров; заслуг в этой области у него столько, что он в одиночку стал символом этой дисциплины. Некоторым даже кажется, что своими трудами Гаспаров "закрыл" стиховедение и исследовать больше нечего. То, что это иллюзия, убедительно продемонстрировал филолог Максим Шапир, о котором еще будет сказано. Изучение ритма стиха, кажется, единственная гуманитарная наука, в которой русские специалисты сразу захватили лидерство и продолжали его удерживать на протяжении всего XX века. Для западной публики новаторство Белого-Гаспарова был столь очевидно, что американский славист Джеймс Бейли даже предложил называть статистическое стиховедение "русским методом". После смерти Гаспарова и Шапира в русском стиховедении, однако, начался кризис, и судьба дисциплины оказалась под угрозой. Исследование Белого было выполнено в период общего подъема позитивизма в науке, и стиховедение оказалось не единственной областью литературоведения, где стали применять математические методы. Главным идеологом точного знания в гуманитарной сфере стоит считать филолога Бориса Ярхо (Гаспаров называл себя его учеником). Он предлагал полностью реформировать науку о литературе, максимально приблизив ее к естественным наукам; для этого, считал Ярхо, нужно как можно больше применять квантитативные методы. Сам ученый, например, попытался определить набор формальных признаков, по которым классицизм в драме отличается от романтизма. Ярхо умер от туберкулеза в эвакуации в 1942 году, а последователей у него не нашлось. Его фундаментальный труд "Методология точного литературоведения" был опубликован лишь в 2006 году.

Он и меня посчитал Вернемся, однако, к определению авторства литературных произведений. Стоит сразу сказать, что в распоряжении филологов есть множество способов атрибуции. Не все из них связаны с языком и стилем: так, когда доступны черновики, хорошие результаты приносит изучение почерка, чернил, водяных знаков на бумаге и так далее. Затем, результативной оказывается собственно история литературы: филологи изучают условия создания и публикации текстов, биографию и творчество писателей, и с учетом этого "примеривают" произведение к его возможному автору. Наконец, очень важны собственно лингвистические параметры, история языка. Грубо говоря, всякому понятно, что если в тексте встречается слово "айфон", то автор произведения, скорее всего, не Гоголь, а, например, Пелевин. Первые опыты применения статистики для определения авторства произведения предпринимаются почти сразу после открытия Белого. В 1916 году Николай Морозов (печально прославившийся в качестве предшественника "новой хронологии" Фоменко) публикует работу с красноречивым подзаголовком Средство для отличения плагиатов от истинных произведений того или другого известного автора. В ней он предложил взять универсальные и самые популярные слова языка - служебные части речи - и подсчитать частоту их употребления у разных авторов. "Возьмем хотя бы отрицание не. Подсчитайте - и вы увидите, что на каждую тысячу отдельных слов у Толстого оно встречается обыкновенно немного менее 20 раз, у Пушкина и Гоголя около 20-ти, а у Тургенева значительно более, чем у них, иногда свыше 30 раз... Все это показывает, что служебная частица 'не' в большой мере подвержена индивидуальным колебаниям, т.е. определяет склад речи автора". А раз так, то "нельзя ли по частоте таких частиц узнавать авторов, как будто по чертам их портретов?", задается вопросом Морозов, предвосхищая лингвистические изыскания безымянных физиков из Швеции. В конце XIX века некто Зуев дописал неоконченную пушкинскую "Русалку", а затем опубликовал, выдав свои стихи за творение Пушкина. Филологи того времени ему не очень поверили, однако не нашли в тексте никаких "айфонов", которые бы ясно указывали на то, что Пушкин этого не писал. Такие черты впоследствии нашел Томашевский, воспользовавшись стиховедческой методикой: он установил, что подделать пушкинский ритм Зуев не сумел. Следующая удача стиховедения - на счету Кирилла Тарановского, выходца из России, работавшего в Югославии и США. Он решил опровергнуть расхожее мнение, согласно которому скабрезная поэма "Лука Мудищев" принадлежит перу Ивана Баркова, классика матерной поэзии середины XVIII века. О разнице между 4-стопным ямбом XVIII и XIX века уже говорилось; воспользовавшись этими данными, Тарановский установил, что "Луку" написали никак не раньше 1820 года. Впоследствии Шапир, подсчитав точные и приблизительные рифмы в непристойной поэме, уточнил: не раньше 1850 года. Попытки приписать автору чужие произведения и, наоборот, "отнять" у него собственные предпринимались неоднократно, однако ни над кем в этой связи так не издевались, как над Шекспиром. Корпус произведений великого английского драматурга содержит немало загадок для филологов, его пытаются то расширить, то сузить. Усложняет дело то, что что-то могло быть написано Шекспиром в соавторстве. Здесь статистика и стиховедение замечательно себя зарекомендовали. Так, коллега Гаспарова Марина Тарлинская, работающая в США, сделала вывод, что "Эдуард Третий" распадается на два текста: более поздний похож на Шекспира, ранний субстрат - на поэта-елизаветинца Кристофера Марло; по всей видимости, первый дописал последнего (кстати, буквально в этом году появилось еще одно исследование той же пьесы, в ходе которого статистическим подсчетам подверглись не ритмические, а лексические ее особенности; в результате британский ученый сэр Брайан Викерс подтвердил, что одним из авторов "Эдуарда Третьего" был Шекспир, а вот вторым назвал не Марло, а его современника Томаса Кида). Наконец, последняя по времени громкая история установления авторства связана опять с именем Максима Шапира. Он заподозрил, что стихи поэта-декабриста Гавриила Батенькова, опубликованные филологом Александром Илюшиным, вовсе не были найдены им в архивах, а написаны самостоятельно. Шапир провел обстоятельное исследование стихов, приписывавшихся Батенькову (здесь можно найти начало, а здесь - окончание статьи). Были статистически изучены метр, ритм, строфика, рифма, специфический стихотворный синтаксис, морфология, словоупотребление, использование поэтических фигур. По некоторым аспектам между настоящими текстами Батенькова и теми, чья подлинность была поставлена под сомнение, было зафиксировано поразительное сходство, по другим - заметное различие. Выводы ученого неутешительны: даже столь значительная лингвистическая и стиховедческая работа не всегда дает 100-процентную уверенность в подлинности или поддельности текста; на каждый аргумент может найтись контраргумент. Особенно это явно для случаев, когда текст, авторство которого надо установить, мог быть результатом сознательной стилизации (в том, что у Илюшина есть филологические знания и поэтические способности, необходимые для имитации стиля Батенькова, сомнений нет). Итак Итак, успехи точных методов в атрибуции литературных текстов несомненны, а заслуги русских филологов - очень велики. В этом смысле энтузиазм физиков из Швеции, доказавших, что "Любовника леди Чаттерлей" написал не Мелвилл, а "Моби Дика" - не Лоуренс, кажется немного смешным. Очевидно, что у профессиональных филологов больше опыта в определении авторства текстов, и они лучше знают, когда формулам и графикам можно доверять полностью, а когда нет. Однако в то, что сотрудники университета в Умео пойдут учиться на литературоведов, почему-то не верится. Кирилл Головастиков Ссылки по теме • Rare words 'author's fingerprint' - BBC News, 10.12.2009 • Физики вывели "формулу писателя" – Lenta.ru, 10.12.2009

Ох уж эти физики)))

ооо, в умах физиков столько всего, и так муторно в них разбираться....Писать надо с вдохновением , желанием и рвением, а исследовать это - просто еще одно изучение ученых

rhododendron593, Что-то у них мало лирики:)

HELLeN1982, Да, вдохновлять должны не формулы:)