Когда всё наконец набегалось, набесилось, успокоилось и улеглось, мы вышли во двор, к проходу между пятиэтажками. Из наших окон это место видно не было, только если подальше высунуться на улицу. Там была небольшая мощеная площадь, в центре которой в небо указывал тонкий изящный фонтан. Он стоял на постаменте из красного камня; из плоской чаши на вершине в такую же чашу ниже, а из нее куда-то в недра изваяния струился и тек желтый песок. С фонтаном было связано предание, теперь увековеченное на медной табличке на уровне глаз. Я долго складывал изменяющиеся буквы в слова, бессмысленные слова в предложения... А потом мы вдвоем открыли фонтан. Там не было двери, и я не знаю, как именно это произошло. Просто открыли, как открывают секрет или явление. Каждая вещь хочет быть открытой. Внутри оказалась запыленная пузатая бутылка красного вина. Когда мы сели праздновать, оказалось, что пробка совсем сгнила. Мама достала свое неизменное белое, ее подруга налила бокал розового, а я нацедил в тарелку темно-красной, почти черной, жидкости из древней бутылки. Поверхность вина в тарелке сразу же покрылась белым налетом, его становилось все больше, как будто вино испарялось. На свет через коричневое стекло же было видно, что в бутылке почти ничего не осталось. Я очистил дорожку в извести к бледно-алому на дне, наклонил тарелку и выпил несколько сохранившихся изумрудных капель. Мир повернулся и замер. Откуда-то громче заиграла музыка. Все предметы и детали комнаты, где мы сидели, одновременно предстали передо мной. Это было самое вкусное вино в моей жизни. А дальше писать не стоит. |