Уже на самом краю города сознание начало постепенно возвращаться. В черно-белой зимней ночи, откушенной фонарями у непроглядной тьмы без времени и протяжения, я налетел на бесцветную легковушку. Она была первым, что попалось на глаза. Из автомобиля вышли трое. Точнее, почти трое: толстая надменная дама и немного растерянный паренек, вынесший и посадивший на капот человеческий обрубок. Мужчина без рук и без ног; урковатого вида прищур, выдубленная кожа с глубокими морщинами на лице и улыбка от уха до уха. «Мужики! Надо всегда оставаться мужиками. Вот я я мужик! Понимаете меня?» Он подмигивал, пошло шутил и рекламно изображал простого человека из народа. Он рассказал, что когда это все случилось, в семье нечего было есть работал он один. Тогда его жена (эта толстая тетка) ушла; о ней не было слышно десять дней, а потом она вернулась с деньгами и новой шубой. Так они и живут дальше. «Надо всегда быть мужиками!» и он хитро подмигивает, ставя мне в вину собственную нормальность. И он улыбается, заставляя еще больше себя ненавидеть. И он счастлив тем, что у него есть Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех. Уныние это грех уныние это грех уныние это грех уныние это грех уныние это грех уныние это грехуныниеэтогрехуныние |