Сон закомплексованного ботаника. Имена, уроки и книги. Мы с мамой вышли к школе. Я всегда испытываю смешанные чувства рядом со школой; вроде бы столько времени уже прошло, а меня все задевает надменный вид напомаженных старшеклассниц, развязных кобылиц, курящих с неизменной клонированной гопотой на крылечке, острые взгляды осуждения и игнорирования, все одно, фигурки вертлявых мелких с такими неуместными громадными портфелями. Во мне постепенно просыпается что-то подростковое, угловатое, максималистское. Я часто был посмешищем в своей школе, а тут еще и с мамой такой дяденька, детский сад! Благо заметил идущих домой сокурсников, то есть увидел и услышал в первую очередь Андрюху: он на голову выше всех наших, да и голос у него перекрывает посторонние звуки, не то что у меня глухой, так что надо всегда напрягаться. У ворот я догнал их, остановил Катю, рассказывая о проведенном дне. И было о чем рассказать! Мы сели на занесенного снегом лежачего полицейского (якобы перекрывающего въезд на территорию школы личному автотранспорту) и меня понесло. С утра была какая-то сложная пара, после которой я искал препода, чтобы сдать экзамен. Ждал его с одиннадцати до часу, потом еще пара, а с трех экзамен. И я даже на все его вопросы ответил, но, по-моему, не совсем точно на последний, после которого экзамен и закончился. Но в конце концов, я остался собой доволен. Катя постепенно придвигалась все ближе, прижималась, клала голову мне на плечо; в конце концов, она уже чуть ли не лежала у меня на коленях. Я подхватил ее, поднялся и поставил на землю. «Екатерина Фердаусовна! Ну знаете, это уж слишком!» Это все из-за нашего разговора позавчера на перерыве делились информацией о личной жизни. Наверное, мы подружимся, мне бы этого хотелось. А тут еще и Настя пришла; она несла какую-то чушь про то, что нужно организовать музыкальную группу с Катей и Севой (он-то тут причем?). Я отправился через двор, дальше, к остановке. Там меня уже ждала бабушка, стерегущая коробки с книгами. Мы выполняли чей-то заказ, и теперь коробки должны были забрать их владельцы. Подходили люди, спрашивали, а потом уволакивали за собой тяжелые и неудобные поклажи, стряхнув с закрывавшей их клеенки воду только что кончился дождь, сменивший зиму весной. Осталась последняя, самая большая коробка. Вскоре пришла улыбчивая женщина и грузный молчаливый мужчина, после приветствия они стали разбирать содержимое. Две трети занимали школьные учебники, но остальное о, шкатулка Пандоры! Стопка книг серии Женский почерк, собираемой мной по крупицам давно и безуспешно. «А что, и они там <на складе> есть?» удивился я. «Да, есть,» в ответ удивилась женщина, как будто это эти книги вовсе и не были такими уж редкими. «А вы не видели там Ренаты? Вагриус собирался выпустить ее Обладать и принадлежать, но неизвестно, собрался ли. Зато не так давно это сделало Эксмо.» «Ренату? Нет, не видела » А ниже лежали эти замечательные книги издательства Махаон: Воины, Драконоведение, Маги, и еще одна, совсем новая, про гномов. Я стал рассказывать про два других издания, вышедшие на волне популярности Махаоновских чудес: дневник злого волшебника, оставшегося без учеников, и дневник истребителя вампиров. Мы мило поболтали, и женщина (ее, кажется, Эля зовут) даже предложила обменяться телефонами, записав свой на кусочке газеты, я же никак не мог четко написать собственные одиннадцать цифр: карандаш не писал, рука выводила закорючки, да еще и сверху кто-то сбивал меня, диктуя невпопад. 7921370 Вобще ничего не видно. А тут как назло еще и их автобус показался из-за поворота. Я в бешеном ритме стал перебирать валяющиеся на коробке ручки, ища хоть одну пишущую, раздражаясь все больше. Когда, наконец, нашел, крикнул водителю, чтоб еще пару минут постоял, но он произнес что-то на своем восточно-водительском и закрыл двери. «Сука! Пидорас! Чурка!» Хотелось плакать, избить кого-нибудь, сорвать злость. Потому что Эля же оставила свой телефон, и я мог ей позвонить, избежав всей этой возни. Конечно, я зол на себя, на всю эту бессмысленность. Я сел на бордюр. И увидел идущую ко мне через дорогу Владу. Всегда особенно красивая, всегда светящаяся тихим и мягким светом Мы поцеловались в знак приветствия, но она почему-то целилась не в губы, а в щеку, а потом не сняла наушники, как это обычно бывало, а села рядом, погруженная в свои мысли, и стала подпевать музыке из плеера You wanna play'n me this morning, You wanna play'n me today. You wanna play'n me this morning, You wanna play'n me toda-a-ay |