Я все придумал.
Я бродил по квартире, представляя, что это поезд. По вагону ходил конвой, а мы заперлись в купе, убегая от фашистской оккупации. Когда солдат заглянул и к нам, ничего не стоило придумать его смерть; тело с некоторым трудом выбросили в окно. Так у меня появился пистолет.
Потом я пробился на кухню, к офицеру. Я опустился напротив него, держа на мушке. В купе тотчас же влетел солдат, но я остановил его, пришлось сгенерировать обрез. Не помню, что говорил офицер; на вид ему было лет 40-45, лысый, жилистый. Он мне не нравился. Я разозлился и два раза спустил курок: на лбу у него появились две круглые раны. Но он не умер. На столе стояли рюмки, он схватил одну и сжал в кулаке. Он хрипел, взял мою руку, и я почувствовал острое битое стекло. Настала моя очередь бояться.
Нас в купе окружили. Я велел матери и братику забраться как можно выше. Офицер просунул ружье в щель в стене и несколько раз выстрелил, целясь в нижнюю полку, как я и рассчитывал. Вокруг двери столпились люди: какой-то высший военный чин в красном бархате, офицер и множество солдат. Я выстрелил в ответ из обреза: снес челюсть и полголовы недобитому офицеру. Затем попал в…

Они радовались. После долгих испытаний наконец-то удалось убежать, скрыться и достигнуть цели. Легкий плот, рассекавший яркие нарисованные волны, ударился о берег и рассыпался на отдельные бамбуковые стволы. Им было смешно и больно одновременно: кого-то придавило, у кого-то защемило лапу, кто-то нахлебался воды. Они лежали на берегу и хохотали, не в силах совладать с накатившим облегчением…
А потом началась плодотворная и приятная работа. Остров оказался прямоугольным, больше похожим на ковер. Он, видимо, раньше был картой из компьютерной игры. Уже начали строить домики с веселыми рыжими крышами, возводить красивые стены, которые должны будут разделять город на четыре неравные части. Кто-то принялся рисовать мелом петляющую по острову реку, заходящую во все районы…
Потом я видел копошащиеся игрушки: строителей, грузчиков, учетчиков. На складе сидели два собранных из разных деталей резиновых верзилы и переписывали имеющиеся в распоряжении части тел. Они поругивались и не обращали ни на кого внимания.
Когда длинноногая кукла и маленькая китаянка решили устроить забег наперегонки по деревянному временному настилу, соединяющему берег с зданиями в центре острова, тогда-то все и началось…

Я бродил по лаборатории, как неприкаянный, делал вид, что искал стажера, недавно принятого в наш круг. «Где наш, новенький?» - иронично выспрашивал я. Еще совсем немного времени прошло с тех пор, как ко мне относились здесь с такой же снисходительной иронией.
Сегодня был важный день, хоть большинство здесь и не придавали этому значения. На эксперимент пришел военный ученый, что означало поддержку и признание на более высоком уровне. Случайно во время каких-то испытаний лаборанты наткнулись на явление, которое я про себя называю субъективной гравитацией. Закутанный в халат, в черных сварочных очках, молодой ученый дал старт эксперименту. Из угла вылетел игрушечный самолет, к правому борту которого была прикреплена цифра с номером – координатами точки. «Включаю гравитационный слой,» - и самолет повернул в другую сторону, соответствующую координатам на бумажке! Военный был в восторге. Он что-то принялся спрашивать, а работники стали объяснять, но видно было, что он не понимает. «Он не знает про грибковый тест…» - разочарованно выдохнули они.
Про грибковый тест здесь знали все. Принципом лаборатории было то, что курсы, посвященные исследовательской деятельности, проходят все, так что работники разбираются во всех областях знания и во всех ведущихся здесь экспериментах. Не знать что-то из глубины науки считалось нонсенсом. Здесь собрались несколько гениев, одержимых знаниями и одаренных всевышним: может быть, это единственное место, где они могут позволить себе полную творческую реализацию. А также некоторое количество талантливых людей, одержимых работой, шлифующих научные изыскания, приводящих новых работников. Находясь здесь, они все от чего-то отказались, пожертвовали большой частью прежней жизни, чтоб прожить новую. Лаборатория была их жизнью теперь. Я не чувствовал себя готовым влиться в их строй, не чувствовал и достаточных знаний.
Стажера я нашел флиртующим с секретаршей. Сразу было видно, что он не из этого теста: сбежал с эксперимента, не стал слушать курс…
У нас еще работали охранник и секретарша, сидевшие возле входа и отвечающие за посетителей. «Вы думаете, мы все тут вас ни во что не ставим, считаем одноклеточными? Что мы такие высокомерные, заносчивые, гордые?» Они оба смутились. Я перегнул, хотя и попал в точку. Так все и было…
Во мне боролись два противоречивых чувства: я хотел здесь работать, приносить пользу, открывать новое и не хотел терять то, что неизбежно оставалось по ту сторону лабораторных стен – общение, книги, девушек. Я знал, что охранник и секретарша такие же люди, вполне нормальные и обычные. Вот, обычные… Я же находился где-то посередине: ни там, ни там.
Вышел на улицу, уже наступил вечер. Я надеялся, что прохладный ветер успокоит напряженные нервы. Сзади хлопнула дверь. Рыженькая секретарша собралась домой. «Эй! Ты чего такой грустный?» «Мне кажется, я не смогу, у меня не получится здесь работать.» «Да брось, все обойдется.» Она улыбнулась. «Ну, пока,» - оборвала она. За углам, я чувствовал, ее ждал стажер…
…Сижу на крылечке, загораживаю дверь. Напротив нашего учреждения столпились чего-то требующие люди. Я чувствую, что их привели сюда неизвестность, надежда у некоторых, а в основном – страх. «Я слышала… Вы не могли бы пустить меня, вылечить от чего-нибудь.» «От чего?! Нет, нельзя.» Атмосфера начала накаляться, но все бы так и закончилось ничем, если б один из ученых не вздумал все-таки впустить людей, узнать, чего же они хотят, пообщаться с «народом». Мы с ним поскандалили, а снаружи на меня уже давила толпа… Я сжался в комок и закрыл голову руками…
Они были не такие, как все. Нигде они не смогли бы реализоваться так, как здесь.
Окна лаборатории разбиты, вокруг полицейские машины. По улице бегает человек: спина в густых волосах, черные, как будто вымазанные смолой руки и ноги. Он оставляет за собой черные масляные следы, сразу же вспыхивающие неярким пламенем. Помню, в лаборатории он всегда ходил в специальных перчатках…