Я здесь уже определенно был раньше. Я помню эту вздымающуюся ввысь махину, этих бабушек в панамках с внуками, греющихся на травке, влюбленных по углам и мужиков с пивом, реже с книгами или вениками. Это высокая многоуровневая башня, со сложной – скорее хаотичной – системой полов, переходов, горок, лестниц. Она точно живая... Стены источают мягкий свет, под ногами зеленая девственно чистая трава, теплые лужи, гейзеры, бассейнчики. Смесь парка, пляжа и бани. Кто-то приходит сюда отдохнуть, кто-то развлечься, кто-то вымыться. А я?
А я пришел за ней. Я нашел, нет, я придумал на одном этаже скамейку за бетонным перекрытием, место, сокрытое от любопытных глаз. Кроме одной точки, где лежал мужик с газетой, ко всем проявлениям жизни индифферентный. Я наблюдал как два незнакомых неуклюжих организма пытаются сношаться на каменной скамейке за стенкой... Это были наши организмы. Придумать лучше у меня не получилось.
А потом я долго смотрел на старинные собрания сочинений огромного формата. Этакие никому теперь ненужные вестники в богатом кожаном красном переплете с золотой отделкой. Я воображал себя маленьким красным жучком, ползущим по переплетам... Там были еще и книги Гоголя. Собрание сочинений открывало издание с графическими работами Николая Васильевича. Меня поразил рисунок серого демона с гипертрофированными конечностями; а так же давно известный портрет молодого демона с большими раскосыми глазами... Гоголь был сумасшедший... Я, видимо, тоже.