Мы ожидали  увидеть  руны  или  иероглифы,  но  обнаружили
английский текст. Разумеется, - подумал я, - старик прочтет это
по-французски, а перс - на  языке  фарси. Так и должно быть  со
всяким откровением -  язык  не имеет значения, важно восприятие
идей.

     Вы - существа  света,  - начали читать мы.  -  Из света вы
пришли, в свет  вам, суждено вернуться,  и на каждом  шагу  вас
окружает  свет  вашего  безграничного бытия. Лесли  перевернула
страницу.

     По своей воле оказались вы в  мире,  который  создали  для
себя сами. Что  держите в сердце  своем, то и  исполнится,  чем
больше всего восхищаетесь, тем и станете.

     Не бойтесь  и  не  поддавайтесь смятению, увидев призраков
тьмы, личину зла и пустые покровы  смерти,  поскольку  вы  сами
выбрали их,  чтобы испытать себя. Все  это - камни,  на которых
оттачивается  острие  вашего  духа.  Знайте,  что  вас  повсюду
окружает реальность  мира любви, и в  каждый момент у  вас есть
силы, чтобы преобразить свой мир в соответствии с  тем, чему вы
научились.

     Страниц было очень много, сотни. Мы листали их, охваченные
благоговением.

     Вы -  это жизнь, создающая  формы. И погибнуть от меча или
от старости  вы можете не более,  чем умереть на  пороге двери,
проходя из одной комнаты в другую.  Каждая  комната  дарит  вам
свое слово - вам его сказать, каждый переход - свою  песню, вам
ее спеть.

     Лесли посмотрела на меня, глаза ее сияли. Если это писание
так тронуло нас, людей двадцатого века, - подумал я, - то какое
впечатление оно  должно  произвести  на  живущих...  в каком же
это?.. двенадцатом!

     Мы сноба принялись читать манускрипт. В  нем  не  было  ни
слова о ритуалах, поклонении, никаких призывов обрушить огонь и
разорение  на  головы  врагов,  не  было  упоминания о каре  за
неверие, не было жестоких богов  Аттилы.  Там  не упоминалось о
храмах,  священниках,  раввинах,  братствах,  хорах,  рясах   и
священных праздниках.  Эта  рукопись  была написана для полного
любви существа, живущего у нас внутри, и только для него. Стоит
лишь выпустить эти идеи  в мир, - подумал я, - дать  людям этот
ключ к осознанию власти над  воображаемым  миром,  к  раскрытию
силы  любви,  как  исчезнет  всякий  ужас.  И тогда мир  сможет
обойтись без Темных Веков в своей истории!

     Наконец старик  открыл  глаза,  увидел  нас,  и  поднялся,
ничуть  не  испугавшись,  словно  рукопись была его  сутью.  Он
скользнул по мне взглядом, задержал его на Лесли.

     - Я - Жан-Поль  Ле  Клерк,  - представился он. -  А  вы  -
ангелы.

     Прежде,  чем  мы  оправились  от  изумления,  он  радостно
рассмеялся. - А вы заметили, - поинтересовался он. - Свет?

     - Это было вдохновение! - сказала  моя  жена,  вручая  ему
золотистые страницы.

     - Воистину,  вдохновение.  -  Он  поклонился  так,  словно
помнил ее, и она, как минимум, была ангелом. - Эти слова - ключ
к истине  для тех, кто их  прочтет, они подарят  жизнь каждому,
кто  их  услышит.  Когда  я  был  маленьким ребенком, мне  было
обещано Светом, что эти страницы  попадут  ко мне в руки в  тот
вечер, когда явитесь вы. Теперь,  когда  я  стал стар, наступил
это вечер - вот вы, вот и они.

     - Они  изменят  этот мир, - сказал я.  Он  как-то  странно
посмотрел на меня. - Нет.

     - Но ведь они были даны тебе...

     -... в испытание, - закончил он.

     - Испытание?

     - Я много путешествовал, -  сказал  он. - Я изучил писания
сотен  верований,  от  Китая  до земель северных  викингов.  И,
несмотря на все свои изыскания, я научился вот  чему. Каждая из
великих религий уходит своими корнями  в  свет.  Но лишь сердце
может сохранить свет. Писания этого сделать не могут.

     - Но у тебя в руках...  -  начал я. - Ты должен  прочесть.
Это великолепно!

     - В моих руках бумага, - сказал старец. -  Если отдать эти
слова в  мир, их  поймут и оценят те, кто  уже знает истину. Но
прежде чем это сделать, нам придется дать им название. А это их
погубит.

     - Разве дать  имя  чему-то  прекрасному  - значит погубить
его?

     Он удивленно  посмотрел на меня. -  В том, чтобы  дать имя
какой-либо вещи,  нет ничего плохого.  Но дать имя этим идеям -
означает создать религию. -  Почему?  Он улыбнулся и вручил мне
манускрипт.

     - Я отдаю эти страницы тебе,... ?

     - Ричард, - сказал я.

     - Я  отдаю  эти страницы, пришедшие прямо из Света  Любви,
тебе, Ричард. Желаешь ли ты, в свою очередь,  подарить их миру,
людям, жаждущим узнать, что в них написано, тем, кому не выпала
честь быть  на этом месте, когда явился сей  дар? Или ты хочешь
оставить эту рукопись лично для себя?

     - Конечно, я хочу отдать их в мир!

     - А  как  ты  назовешь  свой дар? Интересно, куда  это  он
клонит, подумал я. - Какая разница?

     - Если ты не дашь ему  название,  это  сделают другие. Они
назовут их Книгой Ричарда.

     - Ага, я  понял. Ладно, тогда я  назову это... ну  хотя бы
просто Страницы.

     - Будешь ли  ты  оберегать  Страницы? Или позволишь другим
править их, изменять  то, что им непонятно, выбрасывать то, что
им не понравится?

     - Нет! Никаких  изменений.  Они появились из самого Света.
Какие могут быть изменения!

     - Ты  уверен?  Ни  единой  строчки? Даже из  самых  благих
побуждений? "Многие этого не поймут?", "Это их обидит?", "Здесь
непонятно изложено?"

     - Никаких изменений!

     Он изогнул брови вопросительной  дугой.  - А кто ты такой,
чтобы так на этом настаивать?

     - Я был здесь, когда они явились, - не унимался я. - Я сам
видел, как они были даны миру.

     - Итак, - продолжил он, - ты станешь Хранителем Страниц?

     - Не  обязательно   я.   Пусть  будет  любой  другой,  кто
пообещает следить, чтобы не было никаких изменений.

     - Но все-таки нужно, чтобы кто-то стал Хранителем Страниц?

     - Да, я думаю, нужно.

     - Так появятся служители  Страниц.  Те, кто всю свою жизнь
посвятят  защите  некоего  образа мысли, сделаются  служителями
этою образа. Но любой новый  образ  мысли,  любой новый порядок
означает  изменение.  А  когда появляются изменения,  наступает
конец тому миру, который есть сейчас.

     - Эти страницы не несут никакой угрозы, - не сдавался я. -
Они несут любовь и свободу!

     - А любовь и свобода - конец страху и рабству.

     - Разумеется!  -  горячо воскликнул я. Куда же он  всетаки
клонит? Почему Лесли стоит молча? Разве она не согласна, что...

     - Как ты думаешь, тем, кто наживается на страхе и рабстве,
- продолжил Ле Клерк, - принесет ли им счастье то, что написано
на этих Страницах?

     - Скорее всего, нет. Но не  можем  же  мы допустить, чтобы
этот... свет... был утрачен!

     - Обещаешь ли ты защищать этот свет? - спросил он.

     - Конечно!

     - А другие  последователи  Страниц,  твои друзья, они тоже
станут его защищать?

     -Да.

     - А если поборники страха и  рабства  убедят  власти  этих
земель, что ты опасен,  если они придут к тебе в дом  с мечами,
как тогда ты защитишь Страницы?

     - Я убегу вместе с ними!

     - А  если  за тобой снарядят погоню, настигнут, загонят  в
угол?

     - Если нужно будет сражаться, я буду  сражаться, - ответил
я. -  Есть принципы более  важные, чем даже жизнь. За некоторые
идеи стоит умереть.

     Старик вздохнул. - Так начнутся Страничные Войны, - сказал
он. - В  дело  пойдут кольчуги,  мечи,  щиты, стяги, на  улицах
появятся лошади, огонь, кровь. Это будут  немалые войны. Тысячи
истинно верующих  присоединятся  к  тебе, Десятки тысяч ловких,
сильных, находчивых. Но принципы, провозглашенные в  Страницах,
бросают  вызов  правителям  всех  тех  государств,  где  власть
держится  на  страхе  и  невежестве. Десятки тысяч  встанут  на
борьбу с тобой.

     Наконец, до меня понемногу начало доходить то, что пытался
сказать мне Ле Клерк.

     - Чтобы  вас  узнавали, -  продолжал  он,  -  чтобы  могли
отличить от других, вам понадобится  символ.  Какой  символ  ты
выберешь? Какой знак изобразишь на своих стягах?

     Мое сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал
сопротивляться.

     - Символ света, - сказал я, - знак огня.

     - Я  будет  так,  -  сказал  он,  читая еще не  написанные
страницы этой истории.  - Знак Огня встретится со Знаком Креста
в  битве  на  полях  Франции, и Огонь одержит  славную  победу.
Первые  города  Креста будут сожжены твоим священным огнем.  Но
Крест объединится с Полумесяцем,  и  их армии вторгнутся в твои
владения  с  юга, востока и севера; сто  тысяч  человек  против
твоих  восьмидесяти.  "Стой", - хотел сказать я.  Я  знал,  что
будет дальше. И за каждого воина  Креста,  за  каждого  солдата
Полумесяца,  которых   ты   убьешь,  защищая  свой  дар,  сотни
проклянут  твое  имя.  Их  отцы,  матери,  жены, дети и  друзья
возненавидят   Страничников   и  проклятые   Страницы,  которые
погубили их  возлюбленных.  А  все Страничники станут презирать
всех  христиан   и  проклятый  Крест,  каждого  мусульманина  и
проклятый Полумесяц, за смерть их родных Страничников.

     - Нет!  -  воскликнул я.  Каждое  его  слово  было  чистой
правдой.

     - И во время  этих  Войн появятся алтари, вознесутся шпили
соборов и храмов,  чтобы  увековечить священные Страницы. А те,
кто искал нового знания  и  духовного роста, вместо них получат
новые предрассудки  и  новые  ограничения:  колокола и символы,
правила и  песнопения, церемонии и молитвы, одеяния, благовония
и подношения  золота.  Сердце Страницизма вместо любви наполнит
золото. Золото,  чтобы  сооружать  все  больше  храмов, золото,
чтобы купить на него мечи, которыми  потом обращать неверующих,
спасая их души.

     - А когда ты умрешь. Первый Хранитель Страниц, понадобится
золото,  чтобы  запечатлеть  твой лик. Появятся  величественные
статуи, огромные фрески, полотна, своим бессмертным  искусством
превозносящие эту сцену. Вообрази огромный гобелен: здесь Свет,
здесь Страницы, там, в небе, распахнулись  ворота  в  Рай.  Вот
преклонил  колени  Ричард  Великий  в сияющих доспехах;  а  вот
прекрасный Ангел  Мудрости  -  держит  в  своих руках Священные
Страницы; рядом с ней старый Ле Клерк у своего скромного костра
в горах, свидетель этого чуда. Нет! - воскликнул  я мысленно, -
это невозможно! Но это было не только возможно, это было просто
неизбежно.

     - Отдай эти страницы  в мир, и возникнет еще одна религия,
новое духовенство, снова будут Мы и будут Они, настроенные друг
против  друга.  За сотню лет миллионы погибнут  за  эти  слова,
которые мы держим в руках; за тысячи лет - десятки миллионов. И
все из-за этой бумаги.

     В его  голосе не было даже  намека на горечь,  сарказм или
усталость.  Жан-Поль  Ле Клерк был исполнен знания, которое  он
получил  в своей  жизни,  спокойно принимая то,  что  он в  ней
нашел. Лесли поежилась.

     - Дать тебе мою куртку? - спросил я.

     - Спасибо, Буки, - ответила она, - я не замерзла.

     - Холодно? -  спросил  Ле  Клерк.  Он  нагнулся, достал из
костра горящую веточку, поднес ее к золотистым страницам. - Это
тебя согреет.

     - Нет! - Я отдернул ворох страниц. - Сжечь истину?

     - Истину  невозможно  сжечь.  Истина   ждет   любого,  кто
пожелает  ее  найти, -  сказал  он. -  Сгореть  могут лишь  эти
страницы. Выбирайте, желаете  ли  вы, чтобы Страницизм стал еще
одной религией  в этом мире?  - Он улыбнулся. - Церковь объявит
вас святыми...

     Я в  ужасе посмотрел  на Лесли и прочел в  ее глазах то же
выражение.

     Она взяла веточку из его рук, коснулась краев манускрипта.
В моих  руках  распустился  солнечно-огненный цветок, я опустил
его, и  на землю упали догорающие  лепестки. Еще мгновение  - и
снова стало темно.

     Старец  облегченно  вздохнул. -  Благословенный  вечер!  -
сказал он. - Не часто  нам  выпадает шанс уберечь мир от  новой
религии!

Ричард и Лесли Бах. "Единственная".