Дело было дрянь. Дела почти всегда дрянь. Я к этому привык и чувствую себя некомфортно, если все вдруг налаживается. В это утро, а было как раз около 11, я шел. Банально, я хожу каждый день. Нечесаный и небритый, в куртке со сломанным замком, шел себе и курил. Дела на сегодня закончились. Они состояли из одной лекции и парочки бюрократических формальностей. Я их уладил – и от этого было не по себе. С крыши капало за шиворот, и я перебрался на бульвар, подальше от зданий. И вдруг я сказал: «Привет». И тут же сразу добавил: «Все ищешь?»
Навстречу мне попался мальчишка лет 8. Ничего примечательного: желтая с коричневым шапка, распахнутый пуховик цвета хаки, синие детские перчатки, рекламный буклетик в руках.
«Угу», - мрачно ответил он. «Давай я тебя провожу», - сам удивился я своей добродушности. И мы пошли в сторону метро.
Ровно полчаса назад, когда дело все еще было дрянь, я шел в этом же месте только в обратном направлении. Он тогда ко мне сам подошел со своей гладкой рекламной бумажкой и спросил, как до метро пройти. На рекламке была карта, но ему, видимо, не хотелось ей доверять. Честно, я не ожидал его встретить во второй раз. И думать забыл, пока он опять не подвернулся.
Мы шли, я курил, дела налаживались, а где-то по городу разъезжали машины с оранжевыми маячками и боролись с первым снегом. Я молчал, ни о чем его не спрашивал. Спросить – означало проявить интерес, проявить интерес – показать свое незнание, а это уже слабость. Я знал дорогу – значит был сильным, а значит и знал все другое. Или делал вид, что знал. Были догадки, одна, но думать не хотелось – это того не стоило. Поэтому я просто шел и делал вид, что думаю. Мальчишка шел рядом, не отставал. Тоже молчал – нельзя отвлекать сильного от дум.
Так и шли десять минут, с каждым шагом упорно и неотвратимо приближаясь к цели. Становилось больше людей и трамваев, и меньше деревьев. Мы дошли до входа. Вот оно вожделенное теплое подземелье. Почти так я и сказал ему, употребив, правда, слово покороче: «метро». Мальчишка поблагодарил и нырнул в распахнутую ветром дверь. Я остался покурить. Дело было уже вроде не дрянь, и становилось скучно. Я не знал, куда мне идти: домой или сразу на работу. Решил, что решу в пути.
На улице была зима, как всегда я определил это по запотевшим от жаркого дыхания подземки стеклам очков. Пока при входе в метро стекла не потеют – значит еще осень, или весна, на крайняк. А если потеют – уже зима. Я спустился по эскалатору, добрался до перрона. В рельсовой яме красной обложкой поблескивал чей-то паспорт. Подъехал в поезд, и я зашел в вагон. Мест не было, и пришлось прислониться спиной к двери. Я по привычке открыл книгу на случайной странице, и, попав на середину текста, перелистнул до начала. В книге был этот рассказ, и я решил все же ехать домой.