В колонках играет - RHCP "By the way"
Настроение сейчас - Фильм. Фильм? Фильм!

Я медленно подошёл к письменному столу (ноги лишь отчасти поверили быстрому протрезвлению и находили забавным цепляться друг за друга, пытаясь опустить всего меня на свой уровень) и столь же медленно, даже ещё медленнее взял записку со стола. Это была записка Человека в Светлых Одеждах. Я отнёсся к ней, как к ядовитой змее, которая неожиданно появилась в руках – кинул на пол и пару минут я яростной радостью танцевал на ней. Мне всегда было небольшого количества песков времени, просыпавшегося на мои будущие седины, чтобы взять меня в руки. Так случилось и на этот раз – я не изорвал письмо в клочья, не сжёг и даже не выкинул в окно. Как видите, Ваш скромный слуга – само благоразумие, когда от этого зависит что-то серьёзное. Я принялся читать записку – к счастью она оказалась короткой.
«Я осмелился, да не покажутся Вам мои действия грубость или наглостью, оповестить обо всём необходимом Ваших преподавателей и университетское начальство. Вам не нужно не о чём беспокоиться, а нужно лишь зайти и забрать рекомендательное письмо. Всегда к Вашим услугам, Вестник»
Поначалу меня разозлило то что, он так и не назвался. Вестник! Мало ли вестников по дорогам шастает? Мне было важно знать, какой именно вестник забрался в моё комнату, чтобы добавить новые грязные оттенки серого и коричневого в палитру моего и так уже достаточно пахабного утра. Затем я понял, что слишком зациклился на определении личности ЧвСО, а смысл записки от меня ускользнул. Я перечитал её.
И я понял, что мой гость достоин не просто казни, но медленной пытки в руках опытного мучителя, любящего своё дело. Что значит «…обо всём необходимом»? О чём это он «осмелился оповестить»? И, конечно же, я счёл это и грубостью, и наглостью, и ещё много чем. Я пришёл в панику. Там меня ждали с цветами и песнями. «Почему так долго? Что тебя задержало?» - спросили меня.
Я потряс головой, чтобы прогнать наваждение прочь. После чего сел в кресло, принял позу эмбриона и начал жалеть себя. Все вышеназванные процедуры заняли лишь несколько, хотя и очень беспокойных, мгновений моей жизни. В конце концов, кое-чему меня уже научили, а значит, я всегда смогу найти работу при помощи дяди. Кстати, о дяде. Я взял себя в руки (руки дрожали и норовили выронить меня на пол, но пол был весьма и весьма грязен и пообещал себе не допустить падения), подошёл ко столу и взял письмо дяди.
«Дорогой племянник! Во-первых я надеюсь, что ты здоров и проводишь время с пользой. Во-вторых, я вынужден огорчить тебя – за тобой следили последние две недели, а ты этого не заметил. Я всегда говорил, что ты разиня. Единственное, что тебя извиняет, это то, что следил за тобой лучший мой человек. До меня доходили слухи, что ты вконец опустился и кутишь ночи напролёт, не думая не о чём. В таком случае ты бы оказался мне совершенно бесполезен в сложившейся ситуации. Но я рад, что это не так. Это уже в-третьих: то, ты читаешь это письмо, означает, что проверку ты прошёл. Было бы не так, ты читал бы другое письмо – дорогой племяш, у нас всё хорошо и прочую муть.
Но дело в том, что всё плохо. Наш герцог умер. Сын у него один – ему и титул наследовать, когда подрастёт. А пока его олигархи решили взять в оборот. Думают, что управлять парнем будет просто – всех, кто мог повлиять на принятие решений, от него устранили – «у мальчика горе, отец умер, оставьте 6его в покое!» Остались только его ближайшие друзья и несколько человек, которые им никак помешать не смогут – таких прожигатели жизни, каким и тебя олигархи считают. Ну вот я подумал, что от тебя они ничего не ждут, а с пареньком ты на дружеской ноге. Им же хуже. Голова на плечах у тебя есть, я всегда говорил, хотя ветра в ней могло бы быть и поменьше»
Сколько раз говорил дяде – я не прожигаю жизнь, а завожу Нужные знакомства! Ну когда старик поймёт, что жизнь не стоит на месте! И страну свою люблю, а город свой тем более. Мысль о том, что там теперь всем будут заправлять олигархи вызывала у меня скрежет зубовным и отвращение сравнимое с тем, которое Вы испытываете, откусив от яблока и обнаружив там половинку червяка. Тем более жалко сына герцога – ныне виконта. Воспитывал меня дядя, и чтобы сыновьям дурной пример не подавать, брал с собой на «неофициальные приёмы у герцога» (так приличные люди называют гулянки) именно меня. У герцога не было других детей - мальчику было одиноко и тоскливо в серых стенах дворца. Я бывал во дворце столь часто, что слугам уже казалось, что я поселился там. Для паренька я стал чем-то вроде старшего брата, и товарищем по всевозможным проказам. Вы даже не подозреваете, что можно выдумать, когда ВСЕ общеизвестные шалости уже приелись. Я никогда не смотрел на него сверху вниз, а в том возрасте это имело первостепенное значение, и поэтому нас связывали узы покрепче братских. Годы шли, я поехал учиться, но каждые каникулы возвращался домой и удивлял своего младшего товарища рассказами о вольной студиозской жизни и интересными историями, из осевших в моей голове в процессе прогрызания насквозь гранита науки. Связь не разрывалась. Вдвоём мы по-прежнему были готовы свернуть горы, как и тогда, когда мы были младше. Только горы теперь были повыше. Я продолжил чтение.
«Поэтому тебя нужно будет стать моими глазами и ушами, а заодно и железной рукой при виконте. Вся надежда только на тебя. Разумеется, если ты откажешься, то можешь так и оставаться у себя в университете и никуда не ездить. Но если судьба отчизны тебя тревожит (Светлые силы, что за невозможный пафос) – отправляйся как можно скорее домой. Разберись со своими учителями, пусть они тебе какую-нибудь бумагу напишут, что ты юрист. Тогда я найду как тебя, не внушая подозрений, держать рядом с виконтом. Удачи тебе, какое решение бы ты не принял. Если то, на которое я надеюсь, то до встречи, если то, которого я боюсь, то чтобы ты в кабаке поперхнулся, когда выпивать будешь!»
Концовка письма была особенно доброй. Хотя, чего ждать от дяди? Человек он был прямой, как стяг знамени, столь же горд, как знаменосец, и столь же предан родине, как и своей семье. Он не ждал от меня подвоха – того, что я сочту возможным отказаться, иначе последняя фраза не была бы написана. Я нее думал отказываться. Для меня, как для дядиного воспитанника, это было столь же невообразимым, кА и для него самого. Но кое-что меня взбесило.
Вестник, каков наглец! Прочтя второе письмо, я понял смысл первого. Вот ведь ничтожный человечишка – мало того, что две недели за мною тенью стелился, он ещё умудрился принять за меня решение! С преподавателями и начальством он договорился, как же! Договорился о моём скором отъезде! Дядя оставил мне решать этот вопрос! Я должен был решать, ехать или нет! То, что на само решение от этого ничуть не изменилось, не извиняло подлеца. Задницу, прошу простить за грубость, бы ему оторвать, чтобы головой учился думать!
Отведя душу, изорвав оба письма в клочья и спалив остатки в огне, я расхохатался. Только сейчас до меня дошёл смысл ситуации с двумя письмами. Человек в Светлых Одеждах, этот умник, очевидно склонен к чрезмерной театрализации. Как красиво! Представьте: я читаю письмо дяди, начинаю мучиться в сомнениях, но, прочтя письмо Вестника, понимаю, что всё уже решено. Огромная глыба падает с моей души. Я искренне ему благодарен.
Какая невообразимая, отвратительная пошлость! Что за фиглярство! Но, тем лучше. Это означает, что у гения слежки есть слабые стороны, а значит, их можно будет использовать при нашей следующей встрече. А в том, что мы увидимся, я не сомневался ни на ничтожную частичку мгновения.
Я дождался прихода Юлиуса и приказал ему начать сборы в дорогу.