Настроение сейчас - Опупеть.

Существуют такие походы, в которых с самого начала что-то не так. Место меняется, у кого-то куплены билеты не туда, кто-то опаздывает, кто-то не хочет тащить палатку, потому что ему стыдно с ней идти, потому что вырядился в поход как пафосный мальчик. Несерьёзность и смех, когда нужны решения и действия, спешка и тайминг. В таких случаях приходится быть организатором. Мне нравиться заботиться о людях. Но когда нет никакой отдачи, становишься нервным. Тебе желают успокоиться. Но как тут не нервничать, когда всё просто дерьмово. Оставлять надежду на самотёк со счастливым исходом? Не тот случай. «Да пошли вы!» Говорю я и взваливаю на себя палатку. Когда всем всё равно, действуют альтруисты. Закон природы.
Я вообще с самого сначала был злой. Почему некоторые люди по умолчанию считают, что некоторые вещи в походе должны делать другие? Не люблю с ними ходить в походы, у них отсутствует дух коллективизма и взаимовыручки. Нет благодарности. Не триповые, в общем, парни. И, наконец, когда я устал на них ругаться и забил, они заработали. Как будто назло. Ссуки. Совсем я нервный стал
Сначала не могли поставить палатку. Провозились над оранжевой русской шестиместной головоломкой 2 часа, и получилось что – то типа шатра из подплавленного пластилина, с торчащими во все стороны верёвками. Весёлое и несерьёзное сооружение. К тому же ненадёжное. За то веселит. Но я не рискну в ней спать.
И тут мне разонравился поход.
Водку я почти не пил. Мясо не ел потому как вегетарианец. Жарил хлеб с сыром и глядел в кострище, наслаждаясь его диссипативным( создающим хаос), яростным, танцем. Сегодня он одно из самых живых существ в моей компании.
Разговоров почти не слушал, потому что мне неинтересно разговаривать о деньгах, способах приготовления мяса, примитивные сказки о сексуальных похождениях, псевдо «регги» на гитаре. И ( Какой ужас!!) песни гр.Звери, исполняемые в исступленье нестройным , но выражено фанатичным хором пьяных глоток. А! А! Как я мог забыть плеер дома!!! Сейчас от воплей небо упадёт. Я подумал, что сейчас кто- нибудь может прийти и уничтожить этот убийственный квартет, потому что он рушит лес и небо на головы отдыхающим людям. Остановитесь безумцы, нас уничтожат лазерным лучом из космоса!!!  В общем если про них можно было сказать, что они от души веселились, то я от души скучал и, кое- где, даже мучался. Слишком много животного в этих псевдо-походах.
Мне вообще не нравилась ни одна из форм бесед и дел тем вечером. Нам было не о чем говорить, просто я понял, что мы разные люди, которые живут в разных вселенных. И я просто принял это, мне стало всё равно на них. Я просто забил на всех, внушил себе, что мне хорошо так, что мне действительно стало хорошо. Уселся на спальники и ел петрушку с майонезом, прорабатывая в голове сюжетик короткого фантастического рассказа про одиночество. Вспоминал как это у Р. Бредбери, которого я всего прочитал и перечитал. Иногда, нетрезвый весёлый голос квази-друга прерывал мои думки вопросом о моей нормальности. В смысле психологической нормальности. Все оборачивались, вторя ему и недоумевая по поводу моего «загруза». Я на мгновенье представлял себя одним из них, представлял себя « нормальным» и по телу пробегали колючие электрические мурашки. Голоса , раскрашенные маски вместо лиц, приглашал на веселье, но я для себя решил, что буду веселиться так, как веселятся они, если на следующий день будет конец света или ядерный апокалипсис. До – сви – дос. «Петрушка замечательна, передайте, пожалуйста, ещё один мохнатый пучочек».. :)
В конце концов, я выплеснул, выстрелил в них трёхминутную речь об относительности сумасшествия и дуалистичности мира и добро послал всех к чёртовой матери. Потом, почти додумав рассказик до хэппи- энда, я позвал единственного человека, который меня не раздражал сегодня, пойти на берег моря. Мне нужно было подумать в тишине. Мы спустились в холодную, солёную, спасительную и такую тихую прохладу песка. Уселись на язычок пляжа перед зеркалом моря и молчали. Я залез на шершавую спину ещё тёплого иссиня чёрного камня в глубоко сиреневом зеркале моря, сел, расслабился. Странно. Все походы с этой компанией до этого момента были иными. Или я был иным. Скорее второе. Откровение ранит, но я лично рад, что понял. Я за то, чтобы резать правду матку и чтобы мне её резали .:)
Большая часть компании залезла на старую, живописную, избитую сторожевую вышку, оставшуюся ещё от фашистов и теперь с крыши доносился громкий смех, прилетали обрывки слов и падающими звёздочками описывали красивые красные дуги огоньки окурков.
Мы услышали эти звуки одновременно. Сначала подумали, что это силиконовые басы магнитофона. Глухие и низкие, едва осязаемые, скорее интуитивно ощущаемые, они разносились по побережью словно прерывистое, далёкое дыхание лесного великана. Решив проверить что это, делать было всё равно нечего, мы поднялись обратно в лес, подобрали спустившуюся к этому времени со своего головокружительного насеста компанию и двинулись во влажную темноту леса.
Чем ближе мы подходили, тем яснее раздавались звуки. Стало ясно, что где-то играют на барабанах, и играют хорошо. Скатываясь в ложбины и царапаясь о невидимые ветки ежевики, я ощущал всё возрастающее , радостное предчувствие чего-то нового, неизвестного. Я шёл по пульсирующей звуками путеводной нити. Наконец, исцарапанные и покрытые паутиной мы выбрались на едва освещённый светом дремлющего костра пяточек.
Вокруг живого танцующего центра, на брёвнах сидело семь или восемь человек. Их лица то находились в тени, то проявлялись в отблесках огня на миг или два. Окутываясь дымкой они то уходили в тень, плавая на зыбких гранях непостоянства янтарного света, то превращаясь в замысловатые тотемные фигуры, то возникали живыми людьми. Глубокие танцующие тени лизали лица. Молодые , расслабленные, загорелые .Длинные, вертлявые, словно живые, косы дреддов опускались с их голов качаясь, повинуясь ритму барабанов.
Сотней звуков, ритмов, резонансов, ревербаций, шорохов и голосов бились живые барабаны. Общий звуковой фон, словно колдовством опутывал всё пространство, словно магической чашей накрывал поляну, распуская самые низкие частоты далеко вокруг.
Эта игра и люди, находившиеся в трансе, заинтересовали меня. Мы уселись вокруг и среди них и молча, стараясь не шуметь, вслушивались в понятные и непонятные, глубокие, вертящиеся, ударяющие в животы ритмы. Я изучал сосредоточенные лица. У меня возникло радостное ощущение, что мы попали на какой то ритуал древнего индейского племени, и чем дольше я вслушивался, пытаясь понять, откуда они берут эти постоянно меняющиеся чудесные ритмы, тем больше мне нравилась эта атмосфера. Тем больше я верил, что у этих людей индейские корни. Никто не разговаривал. Да и зачем.
Контраст между тем местом, где я был и теми людьми, с которым я проводил время до этого момента, был поразительный. А я обожаю контрасты. Даже костёр здесь был иной. Он был из кучи шишек ,нескольких, небольших туго закрученных ветром веток приморской берёзы и выглядел очень живописно. Шишки горели, не меняя формы, и походили на пылающую, дышащую жаром, малиновую груду резных фигурных конусов. Прижавшись к усыпанной хвоей земле, они источал сочный, ароматный дым. Этот костёр не освещал, он был символом спокойствия, и тепла. Здесь он принял форму того, чем и должен быть. Здесь он – медитативный элемент. Как и музыка. Как и люди вокруг него.
Уже несколько минут я погружался в транс, вместе со всеми. Руки стали автоматически отбивать ритм по коленям. Когда я открывал глаза, то видел окутанные синим дымом, каким то фантастическим дымчатым узором , силуэты тотемных фигур отбивающих ритмы. Я прислушался к своим ощущениям и понял, что все находятся в состоянии глубоко марихуанового транса. Весь огромный лес сузился до освещённого круга, навис над нами тёмными сверху, и подсвеченными оранжевым снизу, мохнатыми лапами мезозойских сосен. Здесь танцуют древние духи. Ах-ха. Там-Там.
И эти звуки объединяли всё. Лес, море, матово фиолетовое ночное небо громадой лежащее на узкой зелёной полоске горизонта. Перья облаков, словно начертанные стремительной кистью и чёрной тушью . Светлячки звёзд. Великаны валунов, купающих своё брюхо в солёной воде. Тёмные силуэты и глубокие тени ночного леса. Дыхание спящих и полёт чайки. Вечно пересыпающий себя песок маленьких дюн и лижущий их прибой. Вся вселенная, свернувшись спиралью млечного пути, опускало сюда своё сверкающее крыло. Они объединяли людей. Это самое главное. Они сливали их души в одно большое, созерцающее существо, выбивающее ритм. Эти звуки ударов , эти души, всё вокруг сливалось в единую песню свободной жизни. Песню детей этого мира. Волшебную песню гармонии. Песню учеников и друзей, а не хозяев и повелителей природы.
Эти звуки, сводили их сознания и всю вселенную в одной точке.
Я ничего и никогда так не хотел, как научиться так же стучать в тамтамы. Чтобы иногда сидеть в кругу этих людей, так же плетя гипнотизирующий узор музыки. Это было как очень очень качественное живое «фолк-техно». Просто потрясающе. Как можно создать это, как можно плести эти чарующие вихри, как можно по ниточке вплетать туда цвета? В общем, я был в огромном позитивном эстетическом шоке. Кроме того, я почувствовал характерные марихуановые ощущения. Чётко ощущаемая индукция - это почти телепатия. Фантастические ощущения.
Время от времени один из тамтамов освобождался и я брал его в руки. Пытался попасть в ритм со всеми, но это было невозможно, и я просто держал его между колен. Большой, деревянный, покрытый узорами, изображающими птиц и зверей. Я водил по нему, ощущая лаковую резьбу в ладонях. Мне было приятно прикасаться к нему.
Через несколько часов таинства я познакомился с Арчи. Это был невысокий худощавый парень. Борода и длинные дредды не могли скрыть возраст. Блещущие, живые, все в искорках, карие глаза говорили о глубине ума. Ему было лет 25 и он замечательно стучал. Вёл. К тому времени как мы разговорились многие уже разошлись по палаткам и освободилось несколько барабанов. Аудитория уменьшилась, и я нашёл в себе смелость первый раз постучать. Там – бум. Молчание. Там. Бум- ба-бам. Ай!! Как классно!. Приятные ощущения, хоть и не получается нифига. Мои постукивании сопровождались первыми уроками. Арчи сказал, что для того чтобы попадать в ритм нужно следовать ритму сердца. Ну да конечно, как это просто…но всё равно ничегошеньки не выходит. Но всё равно приятно.
Рассвет персиковым безумием окрашивал просыпающийся мир, длинные фиолетовые тени полосовали всё вокруг. Аккуратный золотой серпик всплывающей звезды бросал сверкающие полоски на морскую рябь. Всё возрождалось, продолжая свой вечный бег, а я всё постукивал, меняя барабаны и пытаясь понять, что значат слова Арчи, уже исчезнувшего в своей палатке.
Утреннее солнце уже немилосердно припекало и мы, втроём, решили спуститься к морю, поиграть на песке. Мы расселись, погрузив ноги в тёплый песок, и начали постукивать. Я был полон твёрдого намеренья научиться играть. Использовать шанс.
Я закрыл глаза, на обратной стороне век светились зелёные и синие искорки, ритм вылетал прямо из души, и, минуя руки, вплетался в общий звуковой узор.
Сбившись с ритма, я пришёл в себя. Солнце уже стояло в зените, и я почувствовал жжение на коже. Сколько времени прошло ? Вот появился гашиши, и мы, не спеша, за разговором, медленно покуривали ароматную трубку.
Пространство словно сжалось, вздохнуло и выдохнуло, расширилось, унесло сознание, раскатало моё я по всей вселенной. Я оглянулся, мои плечи лоснились от напряжения пота. Все сидели, не открывая глаз, чуть ссутулившись, наклонившись над инструментами, и плели пульсирующую древнюю песню. Её нити переплетались в выпуклый бушующий ковёр глубоких и высоких звуков. Мне стало казаться, что это песня земли. Что мы, вместе с Геей попали в один ритм и теперь резонируем, дышим вместе с ней одним дыханием, говорим с ней, а она с нами и через нас со всем миром. Всё это было глубоким и трансцендентальным. Слов не было, осознание всего происходившего в те часы пришло много позже. Но в тот момент, у которого не было прошлого и будущего, физическая материя, моё тело, потеряло всякий смысл. Я аннигилировал и воссоздавал себя каждую долю секунды. Я рождался и умирал до бесконечности. Тут я понял, что значили слова Арчи. И я играл, и все звуки моря играли вместе со мной. И духи танцевали у меня на плечах. Ах-ха. Там- там.
Ветер вечность, пел нашими руками свою песню. Чистую и тёмную. Одновременно понятную и мистически загадочную. Реальную и фантастическую, осязаемую, чувственную, пробуждающую древние инстинкты, проносящую высоким ярким звуком сознание сквозь тысячелетия. Настолько глубоко, что возникает реальное опасение, что ты не сможешь вернуться. Что ещё мгновение в этом грохочущем внутри и снаружи танце индейских и африканских ритмов, танце капель дождя и стуке камней, хлопанье плавников и крыльев, ещё немного, и придётся оставить 6-й год двадцать первого века навсегда. Можно потерять дорогу назад. Что, проснувшись, выйдя из транса, ты пойдёшь обратно, домой и вместо города и железнодорожной станции увидишь густой, девственный сосновый лес, из толстого хвойного ковра которого всё ещё торчат обломки, хребты юрских исполинов. И что этот миг, этот миг – момент выбора, он означает, что ты на пороге. Очень многие ценности обесцениваются здесь, и многое простое становиться бесценным. Искусственные люди мегаполисов рискуют понять это и навсегда измениться. И если ты преступишь этот рубеж, то назад пути не будет.
Думая о реальности своего страха оставить своё время я , наконец, отложил барабан, и посмотрел на свои ладони. Они были синие и распухшие. Сколько дней прошло с тех пор, как я оторвался от своей компании. Где они? Исчезли? Как и весь мир, в котором я жил до этого момента и которому ещё предстоит возникнуть…Если всё исчезло, то означает ли это что я остался, отказался от прошлого? Я боюсь? Я увижу кости динозавров?
А с заросшего лесом побережья к нам текли и текли улыбающиеся люди. С большими резными барабанами, флейтами и губной гармошкой. Передавая друг другу длинный деревянный бонг они курили марихуану. Выдыхая ароматный дым я падал спиной на горячий вечерний песок Над пляжем взвивался ритм, противостоять которому не было сил ни у кого. Люди веселились и танцевали, взрывая быстрыми загорелыми ногами песок. Наше солнце не садилось. Мы были как одно большое индейское племя. И не было никого и ничего, что бы ни радовалось вместе с нами.

И я очень удивился, увидев потом, что город и железнодорожная станция на месте. Привет двадцать первый век, говорю тебе я - человек- который- вернулся – из- прошлого.