Мальчик в ластах и маске, шагающий по пустырю. Высоко задирает тоненькие коленки и загребает руками в воздухе. Дышит через зеленую трубку. Он тоже хочет на море, еще сильнее, чем я. И чтобы жарко – до невозможности, а вода холодная и соленая, и брызги в нос залетают.
Девочка, идущая рядом с мамой. Улыбается и поет: «Сладкая ты моя, ягодка-малинка». Ей хорошо, мне – теперь – тоже.
Бабушка, продающая последний букет лилий в одиннадцать вечера. Лилий не переношу, но покупаю, а то как-то совсем неудобно. Подарю их Тебе. Послезавтра они будут в мусорной корзине.
Мужчина, повторяющий словно бы про себя: «Мне не успеть, мне не успеть…» Пытается поймать машину, но, видимо, не видит над собой знака – «остановка запрещена». Да, милый бородач, из этой глуши так просто не выбраться.
Брат, сорок минут рассказывающий мне о трусах от Calvin Klein. Он красивый, с кубиками на животе и худющи-и-ий, но белье за полторы тысячи (со скидкой, как постоянному клиенту) – это слишком. Говорю, что мне нужно домой.
Мама. Мама. Затопила три квартиры, и теперь мне не видать моря, еды, такси, трусов – не то, что от CK, но даже и от Чебоксарской швейной фабрики. Мама, втирающая в свои ляжки антицеллюлитный крем, на лицо – антивозрастную сыворотку. Короткая футболка, не прикрывающая загорелый живот. Как тебе плитка в ванной, отрываясь от телевизора, спрашивает она. Она же розовая, говорю я, не отрываясь от ноутбука. Ну, ничего страшного, отвечает она.
Белая кошка с раскрытым ртом. Над ней летают мухи. Она сдулась, как бумажный пакет. Совсем мертва, думаю я. Лежит на солнышке, на песочке. Беленькая, как подруга моей сестры. Ты как проститутка, смеется Маша, смотря на Катино задравшееся платье, туфли на огромных каблуках и розовеющее рассветное небо. Я смеюсь вместе с ними и падаю, запнувшись об асфальт. Маша смеется еще громче. Около двенадцати нам всем будет плохо.